Глава 19

Бейли просыпалась медленно, постепенно. Кожу неприятно холодило. Ноги казались глыбами льда. Ее мышцы, казалось, весили миллион фунтов и любое движение требовало нечеловеческих усилий. Темное одеяло сна убаюкивало ее, но мочевой пузырь протестовал против того, чтобы она засыпала.

Смутно она припомнила, что пыталась проснуться раньше, и могла бы поклясться, что находилась на заднем сиденье движущегося автомобиля. У нее было смутное воспоминание о мужчине, склонившемся над ней, и игле, уколовшей ее руку... затем снова ничего. Было ли это сном? Или, как и все остальное, отголоски памяти?

Собрав все свои силы, она попыталась пошевелиться, чтобы подняться. Но ее руки не двигались с места. Словно они были приклеены. В этом не было никакого смысла.

Она широко открыла глаза, оглядываясь по сторонам. То, что она увидела, заставило ее ахнуть от ужаса. Тусклый свет освещал маленькую комнату повсюду, кроме темных углов. Она не увидела ни одного окна. Она лежала на холодной, твердой поверхности, которая блестела, как нержавеющая сталь. Хирургический стол? Да, и она была привязана к нему. Пол под ним был покрыт пластиком. На стенах висели всевозможные клинки – топоры, ножи, скальпели и ножницы. Она видела другие орудия, для которых у нее не было названий, но они приводили ее в ужас.

Куда, черт возьми, она попала?

Дверь открылась, и вошел смутно знакомый мужчина, одетый в светло-голубую военную форму, которую она, помнится, видела однажды в детстве, когда в последний раз видела Виктора. Это не было похоже на то, что принадлежало какому-либо регулярному подразделению вооруженных сил, но эта одежда неизгладимо отпечаталась в ее памяти.

Он закрыл за собой дверь с радостной улыбкой.

– Доброе утро. Я ждал тебя.

Еще раз оглядевшись вокруг, Бейли побоялась спросить, зачем.

Она снова изучила его лицо, удивляясь, почему оно показалось ей знакомым. И тут ее осенило. Хоакин показывал ей фотографию этого человека. Ребенком она видела, как он в последний раз утащил ее отца из их дома. Это был Джозеф Маккиви.

Ее тело заледенело от ужаса.

– Где Хоакин? – спросила она. Ее голос дрожал.

– Если ты имеешь в виду бывшего федерального подонка, с которым ты трахалась, то он сбежал. Не волнуйся. Я выслежу его и надеру ему задницу – как только позабочусь о тебе.

Бейли не хотела знать, что это повлечет за собой.

– Где я нахожусь?

– Это место, из которого ты никогда не сбежишь, – самодовольно пообещал он. – Поскольку ты та, кто привязан к столу, я тот, кто задает вопросы. Так что тебе лучше заткнуться, пока я не попрошу тебя говорить. Женщины как дети, их лучше видеть, а не слышать.

Она хотела сказать ему, какой он женоненавистник, но не осмелилась. Вместо этого она утешала себя мыслью, что он все равно не поймет ее оскорбления.

После долгого молчания он улыбнулся.

– Я рад, что ты очень быстро усваиваешь, где твое место. Таким я причиняю меньше боли. Тебе нужно в туалет?

– Да, – любой шанс отстегнуться от этого стола может быть шансом сбежать, каким бы ничтожным он ни был.

Он с громким треском расстегнул липучки на ремнях вокруг ее запястий и лодыжек, затем поднял ее на ноги. Кружилась голова, и Бейли протянула руку, чтобы удержаться, но нащупала только воздух. Маккиви подтолкнул ее к приоткрытой двери в дальнем конце комнаты. Когда она упала и поцарапала колени, он рассмеялся.

– Какая ты балерина. Ты даже не можешь стоять прямо, тупая сука. Пошевеливайся, – он указал на дверь. – У тебя есть две минуты, или я войду туда, и тебе это не правится.

Она вошла в крошечную ванную и включила тусклый свет. В комнате не было окна. Шкафы были пусты. Все выглядело старым. И пахло старым, но ей удалось сделать свои дела, а затем снова влезть в джинсы. Быстро вымыв руки, она медленно вышла из комнаты, где ее ждал Маккиви.

– Запрыгивай на стол, – он похлопал по холодной металлической плите.

– Может я постою?

– Нет.

Его ответ больше походил на рычание, но она знала, что, если просто ляжет, он убьет ее. Все инструменты на стене были вне ее досягаемости. Она не могла попытаться прыгнуть или броситься на него. Ей не хватало сил, чтобы одолеть его, и элемента неожиданности было бы недостаточно, чтобы противостоять этому. И что теперь? Бейли колебалась, мысли путались.

– Чем дольше ты стоишь там, тем больше ты меня бесишь. Тем более болезненными я могу сделать твои последние часы.

Похоже для него ее смерть была вопросом не «если», а «когда». И все же она не хотела просто лечь и умереть, как хорошая маленькая девочка.

– Я хочу пить. Здесь есть вода?

– По-твоему это отель?

– Нет, просто во рту всё пересохло. Я надеялась...

– Господи, ты заноза в моей заднице, – он вздохнул и наклонился к барному холодильнику под деревянным верстаком для инструментов, встроенным вдоль одной из стен. Он не сводил с нее взгляда, когда протянул руку и достал бутылку, а затем вложил ее ей в руку.

Бейли медленно отвинтила крышку, рассматривая любой доступный вариант, который мог бы у нее быть, чтобы сбежать. Он стоял между ней и главной дверью. Все остальное было стенами. Сделав глоток воды, она попыталась подавить разочарование. Должно было быть что-то, что она могла бы сделать, чтобы спасти себя. Она цеплялась за знание того, что, если бы Хоакин был жив, он бы искал ее. А до тех пор? Она сделала еще глоток, все еще размышляя, но ничего не приходило в голову.

Внезапно Маккиви схватил ее за запястье и вырвал бутылку у нее из рук, швырнув ее на стойку.

– Достаточно.

Прежде чем она смогла воспротивиться, он бросил ее обратно на стол и оседлал. Она боролась и извивалась, пытаясь освободиться, но он сильно ударил ее. Голова Бейли закружилась, а щека запульсировала от боли. Поскольку он был тяжелее, то легко прижал ее к холодному столу. Меньше чем за минуту он снова обездвижил ее ремнями.

Маккиви рассмеялся над ней.

– Тупая пизда. За это я позабочусь о том, чтобы твой конец был вопиюще ужасным.

Холод, пробежавший по крови Бейли, был вызван не только низкой температурой в комнате. Его слова наполнили ее диким ужасом. Хоакин показывал ей фотографии резни, на которую он был способен. Даже сейчас он, вероятно, думал обо всех возможностях и сходил с ума.

Она хотела бы успокоить его или, по крайней мере, попрощаться и сказать ему, что она не винит его за то, как все, вероятно, закончится. Она надеялась, что он не заползет еще глубже в свою самоизоляцию, если случится худшее. Если бы вместо этого он узнал, что жизнь коротка и любовь стоит того, чтобы делиться ею столько дней, сколько у него есть на этой земле, она могла бы уйти с миром. Ее утешала бы мысль, что ее смерть может вернуть ему больше жизни.

Слезы навернулись ей на глаза, и она закрыла их. Маккиви собирался содрать с нее кожу и кости, кровь, сердце и жизнь. У неё оставалось только её достоинство.

Казалось, он не замечал и не заботился о том, что она отгораживается от него. Вместо этого он отошел, а затем вернулся. Бейли приоткрыла один глаз. Он держал пару садовых ножниц в своих мясистых руках и щелкал ими.

– Обычно я предпочитаю начинать с того, что отрезаю пальцы по одному. Они чувствительны, и тогда люди начинают думать о потере нормальной жизни, если они когда-нибудь освободятся. Первый я отрезаю медленно, чтобы у них была возможность всё прочувствовать. Я не тороплюсь переходить ко второму, чтобы у них было достаточно времени испугаться. Тогда у них гораздо больше шансов выложить любую информацию, которая у них есть. Но я готов поспорить, что ты больше ценишь пальцы на своих ногах.

Сердце Бейли остановилось, когда он со злой усмешкой скользнул вниз по ее телу и схватил ее за левую ногу.

– Мы начнем с самого маленького и продвинемся дальше, если ты не можешь рассказать мне, что знаешь.

Она едва могла говорить от ужаса.

– У вас есть исследование. Мне было пять лет, когда он умер. Больше я ничего не знаю.

– Есть ли где-нибудь еще копии этого диска?

– Я так не думаю. Он не дал мне другой зацепки или каких–либо других указаний на второе укрытие. Из новостей я знаю, что он отдал один экземпляр Дэниелу Хоу, который финансировал его исследование. Хоу уничтожил его. Виктор сохранил вторую копию, и она у вас. Это все, что я знаю.

Маккиви провел рукой по клочковатым волосам на подбородке.

– Кто еще знал об этой копии исследования?

– Той, что мы нашли? – Она покачала головой. – Вы появились слишком быстро, чтобы мы могли кому-нибудь сообщить.

– Но тот бывший федерал, с которым ты спала, он ведь знает. С кем он разговаривал до того, как вы нашли ящик? Как ты думаешь, кому он звонил с тех пор?

Бейли отказалась сказать ему правду. Она не хотела впутывать Шона и подвергать риску его или Калли, на случай если он не установил эту связь. Она, скорее всего, потеряет пальцы на ногах – и свою жизнь – в любом случае, так какая разница?

– Я не знаю. Федералам. Он никогда не называл имен. Он не доверял мне. Я была просто его заложницей.

– Да, – он усмехнулся. – Для заложницы ты слишком хорошо старалась. Прошлой ночью я снял номер в отеле рядом с вашим. Я слышал крики.

Ужас пронзил ее вены. Он слышал, как они занимались любовью? Бейли не знала, что именно сказать.

– Я...

– Прибереги оправдание. Муньос, кажется, достаточно хорошо к тебе относится. Я не куплюсь на то, что ты ничего не знаешь о том, с кем он разговаривает. Я дам тебе еще один шанс. Расскажи мне, каковы были его планы, как только ты найдешь диск. Кому он собирался его отдать? И, прежде чем ты снова солжешь, помни, что я могу забежать вперед и начать извлекать органы, пока ты еще жива. Это всегда приводит к мучительной, наполненной криками смерти. Я знаю, какие из них нужно удалить в первую очередь, чтобы заставить тебя молить о конце. У меня было много практики. Итак, каков твой ответ?

Она прикусила губу. В тот момент, когда она откроет рот и выплюнет свою следующую ложь, он собирался разрезать ее на куски.