А именно напротив этого места, будто в оправдание пословицы "Где тонко, там и рвется", половцы начали переправу через реку, обходя русский стан справа. Тихо плыли кони. К их хвостам были привязаны набитые соломой кожаные мешки. За мешки уцепились воины.

К русским дозорцам поползли враги, держа кривые ножи в зубах, поползли с той стороны, где должна была находиться надежная застава сотня Жарислава, опытного воина. Один из русичей заметил какие-то тени, но подумал: "Почудилось. Не могли же степняки всю сотню без звука вырезать..."

Застонала земля от тяжкого конского топота. Содрогнулась от хриплого крика. И только тогда русичи проснулись, не понимая еще, что случилось. Они метались по лагерю, и отовсюду из серой рассветной мути на них лезли разгоряченные конские морды. Свистели арканы, падали на шлемы сабли степняков.

Тысяцкому Гарлаву удалось кое-как собрать свои сотни. Он поднял двумя руками длинный тяжелый меч, и русичи ударили на врагов. Они рубились молча, исступленно. И их молчание было страшнее крика.

Хан Сатмоз предусмотрел все случайности. Если неожиданное нападение сорвется или кому-нибудь из русских воевод удастся собрать своих воинов, отряд Карама должен выманить боеспособного неприятеля из лагеря туда, где были спрятаны в засаде четыре отряда, насчитывающие четыре тысячи сабель.

Одного не мог предусмотреть хан - отчаянной храбрости людей, попавших в ловушку. Русичи бились до конца, насмерть. Они кололи врагов копьями, разили мечами и булавами, били окованными сталью дубинами. Раненые, падая с коней, стаскивали за собой на землю противников и тут пускали в ход острые засапожные ножи. Несмотря на то что врагов было в несколько раз больше, тысяцкий Гарлав с двумя сотнями смельчаков прорвал кольцо.

Русичи спустились с холма и прямо перед собой в трех сотнях локтей увидели смутные очертания юрт. Воевода Гарлав смекнул, что это должны быть ханские вежи, и устремился к юртам.

Хан Сатмоз так надеялся на успех внезапного нападения, что для своей личной охраны оставил лишь сотню телохранителей. Увидев неизвестно откуда взявшихся русичей, хан приказал телохранителям сойтись с противником, а сам вскочил на коня и помчался за подкреплением.

Даже перед лицом смерти степняки не посмели ослушаться хана. Они знали: труса ждет неумолимый суд всего племени, позор, лютая казнь. Сотня половцев, визжа от страха, понеслась навстречу двум сотням стальных воинов Гарлава.

Ханский певец Елак мчался на правом фланге. Наконец-то он покажет себя в битве. Ирци убьет много врагов и прославится.

Словно не конь, а ветер нес на своих могучих крыльях Елака. Все вокруг казалось слабым и призрачным: и враги, и телохранители. И только он один, несущийся на крыльях ветра, был великаном и богатырем.

Елак был упоен сознанием своей силы. Он приподнялся в седле, вскинул меч, подаренный отроком, ставший как бы продолжением руки. Вот блестит впереди железная шапка русича. Елак опустил меч. Он ударил мимо шелома в плечо противника, и тот свалился с коня. Это было так легко, так молниеносно. Вот еще русич. Вот он!

Елак занес меч вторично. Яростные ненавидящие глаза Елака и глаза Изяслава-отрока на миг встретились. Приятели не узнали друг друга. "Сейчас убью врага, сейчас!" - стучит мысль в голове Елака. Но что это? Почему...

Елак не успел удивиться. Харалужный меч Изяслава-отрока переломил его меч и обрушился на голову...

А хан Сатмоз был уже далеко от того места, где, защищая его жизнь, погибли ирци Елак и сотня телохранителей. Хан нахлестывал коня. Сзади раздавались крики преследователей.

Конь Сатмоза споткнулся. Хан полетел через его голову на землю. Тысяцкий Гарлав направил своего коня к хану. Но из-за бугра вынырнули половецкие всадники. Передний напал на Гарлава, успевшего крикнуть своим:

- Заворачивайте коней!

Гарлав взмахнул мечом. Половец легко уклонился от удара, метнул аркан. Волосяная петля захлестнула шею старого воеводы, выдернула его из седла, словно морковь из грядки.

Около хана, лежавшего без памяти на земле, половец соскочил с коня. Нагнулся над Сатмозом и отпрянул с возгласом досады.

Так случилось в этой ночной битве, что Изяслав-отрок убил Елака, что Елак защищал Сатмоза и что не кто иной, как смелый Альпар, спас жизнь хану.

4

Вместо Гарлава во главе тысячи встал его младший брат, боярин Матвей, длинный, худой, жилистый. Синие глаза сверкали из-под рыжих бровей, и сверкала синим и красным булатная сталь его меча. Двух коней убили под Матвеем, и вскочил он на третьего, половецкого. Его хозяина сбросил боярин навесным страшным ударом меча, убил еще троих. Пот густыми струями стекал по его лицу на рыжую бороду.

Матвей со своими людьми стремился прикрыть брешь на правом крыле, но у него оставалась едва ли сотня воинов, а половцы все прибывали и прибывали.

- Скачи к Дубу, пусть на подмогу спешит, - приказал он Изяславу-отроку в короткое мгновение между двумя взмахами меча.

Боярин Дуб со своими тремя сотнями дружинников располагался на ночь рядом на холме. Когда Изяслав-отрок вынесся на холм, Дуб впереди своих воинов уже спешил в противоположную сторону.

- Стой! - во всю мочь закричал отрок, замахал руками.

Боярин заметил его, остановился.

- Матвей зовет на подмогу! Он теперь тысяцкий. Наказывал тебе - не медлить!

Изяслав задыхался. Ему казалось, сейчас дыхание кончится и он упадет замертво.

- Матвей зовет меня? - удивился боярин.

Матвей был не только соседом, оттягавшим у него кусок подворья, но и давним врагом.

Боярин повел широченными плечами, на которых плащ казался невесомым. Он раздумывал насупившись. Его конь, большой и сильный, под стать хозяину, нетерпеливо приплясывал. Изяслава-отрока била нервная дрожь. Он не понимал, чего этот Дуб тянет.

- А где Гарлав?

- Убит. Не медли!

Боярин указал рукой вперед:

- Там - великий князь наш. Куда он пошлет меня, туда и пойду. А Матвей не Гарлав и мне не указ. Может, князь поставит тысяцким меня.

Он махнул рукой, торопя дружину, а сам задержался, оставаясь наедине с отроком.

- Но Матвей и его люди погибнут! - умолял Изяслав.

- На все воля Божья, - ответил Дуб.

Отроку показалось, что он ослышался. И вдруг вспомнил: Дуб и Матвей враги. Князь пытался мирить их. Так вот оно что! Вот истинная причина! Он закричал:

- Да как ты можешь в такую годину распрю продолжать? Да князь тебе за это!..

Боярин только усмехнулся:

- О распре князю не поминай, если жить хочешь. А то он подумает, что о нем молвишь!

Он с места пустил коня в галоп. Комья земли полетели в отрока. Но тот и не заметил этого. На него навалилась, оглушила, обожгла горькая мысль: "А ведь правду говорят: один торил тропу, а все ходят. Дурной пример чертово семя. Князь посеял его - и вот взошло: да не для одного князя, а для всей земли Русской..."

5

Изяслав Ярославич проснулся от надсадного вопля такой силы, что, показалось, сейчас оглохнет.

- Поганые! - закричал, вбегая в шатер брата, Святослав.

Следом за черниговским князем в шатер вскочил Коснячко.

- Спасайся, княже!

Святослав удивленно обернулся:

- Воеводо, ты забыл о своем деле. Выступай с воинами. Ударьте на поганых.

- С кем выступать? Кто ударит? - еще громче запричитал Коснячко. Боярин Жарислав со своей сотней удрал. Дружинники Пересвета побиты. А Пантелеймон еще рубится, да где ему сдержать поганых - пятеро на одного. Всеволода, брата твоего, степняки окружили. Он помощи у нас просит. А от воев проку не много. Пешие они, да и сраженью против конных не обучены.

В шатер великого князя вошел боярин Дуб.

- Привел своих в целости. Что накажешь?

- Брате! - сказал Святослав. - Соедини всех, кто остался. Стань во главе, и ударим на половцев. Не медли!

В другое время Изяслав Ярославич тотчас выполнил бы совет брата. В другое время - до того, как он послал Ростислава на Тмутаракань. А сейчас он относился к Святославу с подозрением: не забыл брат об унижении сына своего. Уж не хочет ли отомстить?