Долго говорил Мак. Наконец кожемяка сдался:
- Что ж, пускай человек, а не Бог. Была бы польза. Только... чего Бог не даст, того никто не возьмет.
3
Не усидеть на месте игумену Феодосию. Ходит-бегает быстрыми шажками из одной кельи в другую, а то затворится в своей печере и молится. Но и молитва не отвращает его от навязчивых мыслей. Виной всему тот проклятый лекарь. Он подрывает основы здания, возводимого игуменом всю жизнь неукоснительно. Хуже того - он как бы задает игумену вопросы, размышлять над которыми - грех, а не размышлять невозможно. Какие поступки угодны Богу, а какие неугодны, и почему допускает Господь неугодные? Вправе ли человек удлинять самовольный срок своей жизни? В чем он идет против Бога, а в чем выполняет его тайную волю?
"Господи, покарай святотатца! Покажи свою силу и правоту слуги твоего Феодосия! Яви знак, чтобы уразумел я Твою волю!"
В конце концов игумен не выдержал. И как-то, направляясь к Ярославичу во град, приказал вознице ехать через Подолие, хоть имелась другая дорога, покороче. У Кожемяк Феодосий вылез из возка и, взяв в руку узловатую палку, направился к дому Славяты. Тревожное, острое любопытство не давало ему покоя. Излечил ли Мак новгородца, который по всем признакам должен был умереть?
Игумен толкнул дверь в дом кожемяки и увидел беседующих Славяту и Верникрая. Новгородец лежал на постели, его лицо было еще бледным, но без угрожающей синеватой окраски. Он заметил гостя и толкнул своего друга. Славята обернулся, поднялся навстречу вошедшему и указал на Верникрая:
- Видишь? Маков учитель Анисина силен.
Кожемяка говорил это без злобы и без насмешки. Он просто сообщал о своем выводе. Феодосий удивленно и гневно спросил:
- Анисина? Маков учитель - дьявол!
- Нет, Анисина. Он сам имя молвил. Говорит - то и не Бог вовсе, а лечец. Я ж думаю - Бог. И надо ему поклоняться, ибо силен. Гляди, и того покарает, кто поклялся Господним именем, да клятву преступил.
"Вот они - семена клятвопреступления, взошли плодами в умах простой чади", - подумал Феодосий. И от того, что не проклятый лекарь, но и превозносимый монахами князь подрывает основы веры, тоскливая злоба наполнила игумена. Вне себя он крикнул:
- Не Бог у Мака - дьявол!
И снова спокойно ответил игумену Славята:
- Кто спасает, тот и Бог. Без воли Господа и волос с головы не упадет.
Феодосий больше не слушал. Он выбежал из дома и поспешно направился к возку. Ныли натруженные ноги, болела спина. Но пуще всего игумена мучили сомнения. Почему Бог не защищает свое дело? Почему князь рассыпает семена неверия?..
4
Когда Мак навестил больного, Славята рассказал ему о беседе с Феодосием. Лекарь посмеялся. Посерьезнев, спросил:
- Отчего даже ты, Славята, думаешь, будто я связан с антихристом? Ведь я говорю тебе - Ибн Сина только лекарь, великий, непревзойденный лекарь, мудрейший из мудрых, философ, но не Бог. Все, что делаю я, может совершить и другой человек, если наполнит кладезь своего познания. Целебные травы и в его руках не потеряют целебности, этот острый ножик также будет вскрывать опухоли и резать жилы. Ответь - разве ты не прикладываешь подорожник к нарыву, чтобы вытянуть загнивший испорченный сок? Говорю тебе, Славята, совершаемое мной - лишь плоды моего знания и умения.
В голове кожемяки шла напряженная работа. Ведь он сам видел излечение Верникрая, наблюдал своими глазами за действиями Мака, больше того - сам помогал лекарю и ни разу не заметил, чтобы тот общался с дьяволом. Все же ему было трудно поверить, что можно без помощи высшей силы бороться со смертью. Он сказал об этом Маку. Тот заинтересовался:
- А ты страшишься смерти?
- Умереть сегодня - страшно, а когда-нибудь - ничего. Придет моя година - помру. А прежде времени не сдамся!
- Как же ты узнаешь о пришествии смертного часа?
- Как помру, так и узнаю. Промеж жизни и смерти и блошка не проскочит, - спокойно ответил кожемяка.
Лекарь поразился спокойствию, с которым Славята говорил о смерти. Он, Мак, ученик Ибн Сины, теперь тоже думал о ней хладнокровно, как воин о более сильном воине. Но спокойствие далось ему нелегко. Он вспомнил, как в юности боялся смерти.
Потом он начал изучать медицину, прочел десятки книг. Он убедился, что смерть везде, во всем, с самого начала; что все рождается для смерти. Но, умирая, все распадается и оживает снова. Смерть - для жизни. Мак понял, что смерть - самый сильный враг человека, потому что она заключена в нем самом, потому что она растет и мужает вместе с ним, наполняется силами вместе с ним. Смерть показалась ему уже не такой загадочной и страшной, но еще более неотвратимой.
А затем он приступил к врачеванию, он спасал людей из ее жестоких объятий, он заставлял десятки раз отступать неотвратимую. И тогда-то к нему пришло спокойствие старого бойца.
И вот оказывается, что таким же спокойствием обладает другой человек, не читавший мудрых книг. Как оно пришло к нему? Где взял он эту мудрость и эту силу?
От раздумья Мака отвлек стук. Это Верникрай захотел напиться и выронил крынку из еще не окрепших рук. Лекарь нагнулся, поднял черепок. Что-то вспомнив, спросил у Славяты:
- Выполняешь ли ты, что я наказывал? Кипятишь ли воду?
Славяте стало неловко. Он совершенно забыл об указаниях лекаря кипятить воду, которую дает пить больному, так как не понимал, зачем это нужно.
Мак догадался об этом по его растерянному виду.
- Тот самый Ибн Сина, с помощью которого я спас твоего друга, сказал он, - учит и предостерегает против невидимых существ, обитающих в воздухе и воде и вызывающих некоторые заболевания. Прославленный Ибн Сина их никогда не видел. Но он наблюдал, что болезни иногда передаются от одного человека другому не только через прикосновение, а и на расстоянии либо через питьевую воду. Он говорил мне: "Путем долгих наблюдений и догадок я пришел к выводу, что невидимые существа, наподобие мельчайших злых духов, населяют воздух и воду".
- Духов? - перебил его Славята. - Так и ты веришь в Бога?
- О да! - откликнулся Мак. - Я верю в богов. Но мои боги - не Аллах и не Христос...
Он долго рассказывал кожемяке и древосечцу о своих богах, давших человеку разум. Мак видел, как внимательно и с возбуждением слушают его слова эти люди. Да как им не запоминать каждое его слово, когда только что он вернул одному из них жизнь и одолел святого игумена. Значит, могущественны и благодатны его боги. Вера в своих богов и торжество победы над игуменом опьяняли лекаря, он вырастал в собственных глазах, он поднимался все выше и выше, головой достигая туч, охватывая руками землю. Есть ли наслаждение большее, чем это? Славята, исподтишка наблюдавший за взволнованным лицом лекаря, пересел поближе и положил руку на плечо Маку:
- Ежели что не так сказал, не возымей обиды. Богов много разных. Твои, видать, благодатны.
5
Верникрай выздоравливал. Помощь лекаря уже не требовалась. И все же Мак часто навещал новгородца. Ученику Ибн Сины полюбились беседы с киевским кожемякой и дерзким древосечцем. И сами эти люди пришлись ему по душе. Было в них что-то родственное ему, мощное, мудрое, великодушное. И вместе с тем было то, чего недоставало Маку, - простота.
Славята и Верникрай также с удовольствием слушали витиеватые рассказы лекаря. От него они узнали о многом: о заморских диковинках, о разных обычаях и законах.
Всех троих сближала общность характеров и еще больше - разность.
На дворе стоял березол - март, было холодно и сыро. Мак любил сидеть у печи, привороженный игрой огня. Он смотрел, как вытягиваются длинные языки, загибаются, свиваются в красные кольца, опять взвиваются, трепещут и устало меркнут, оставляя после себя лишь серый пепел. Маку вспоминались горячие слова Верникрая: "Ты мне брата родней". Он не сомневался в искренности новгородца. Вот у него и появился брат...
Лишь восемь лет прошло по возвращении Мака на родину. Разбойники захватили его на пути из Хамадана в Бухару. Мака продавали за бесценок на торжище. Покупатели подходили, ощупывали его мускулы, с сомнением причмокивали языками и отходили. Никто не подозревал, что в тщедушном теле таится могучий дух.