27

Что сказать человеку, которого, возможно, видишь в последний раз? Какие вопросы надо успеть задать? В чем признаться? Вот что терзало сейчас Уильяма Гринхолма.

Он подошел к кровати, на которой лежала его жена.

— Мэри, — прошептал он. — Ты спишь?

Женщина на кровати повернулась к нему.

— Нет, я ждала тебя. Мне пора вставать. Надо приготовить что-нибудь на ужин.

— Отдыхай пока. Ужин подождет.

В полумраке маленькой комнаты Гринхолм мог разглядеть только хрупкий профиль жены. Прямой нос, высокий лоб, длинные густые волосы, рассыпанные по подушке. Обычно женщины ее возраста уже не носили таких длинных волос, но Мэри предпочла их сохранить. В слабом свете она напоминала образ с картины Караваджо. Последние несколько дней Гринхолм пристальнее, чем обычно, вглядывался в ее лицо. Точно так же он глядел на нее много лет назад, во время их первых свиданий. Тогда он боялся, что она его отвергнет. В эту ночь он ждал, что вот-вот потеряет ее.

Гринхолм сел на край кровати и взял Мэри за руку. Их пальцы нежно сплелись.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже намного лучше.

Гринхолм улыбнулся. В своем святилище, рядом с женой, индустриальный магнат внезапно утрачивал всю свою жесткость. Он незаметно бросил взгляд на часы. Если прогнозы насчет скорого коллапса верны, то у них оставалось не больше двух часов. Два часа, чтобы сказать самое главное. Два часа, чтобы попрощаться с единственным человеком, которого он по-настоящему любил. С чего же начать?

— Можно задать тебе вопрос? — спросил он Мэри

— Надо же… Ты впервые просишь на это разрешения, — улыбнулась Мэри, прижимаясь к нему.

Гринхолм сделал над собой усилие, чтобы вопрос прозвучал естественно.

— Ты счастлива со мной? — он заставил себя говорить в настоящем времени.

Мэри выпрямилась на кровати. Их руки разъединились

— Что случилось? У тебя какие-то неприятности?

— Ты не ответила.

— Ну конечно, я счастлива с тобой. Посмотри на эту квартиру. Как нам здесь хорошо! Это наш дом. Я жду не дождусь, когда пройдет мой бронхит.

Она огляделась и добавила:

— Надо купить новые шторы. И желательно до того, как ты получишь новую должность. Я не хочу краснеть, когда твой директор придет к нам в гости.

Гринхолм вздохнул. Не совершил ли он ошибку, воссоздав их давешнюю квартиру? Что, если эта обстановка только ускорила развитие ее болезни? Если так, то виноват в этом он один. Внезапно его накрыл приступ жестокой тоски.

— У тебя проблемы в лаборатории? — спросила Мэри.

— Нет, все хорошо. Не беспокойся.

— Тогда почему ты так странно себя ведешь? Ты ведь не скрываешь от меня плохие новости?

— Нет, нет, ну что ты. Просто я вдруг задумался.

— О чем?

— О жизни, которую ты вынуждена вести из-за меня.

— Мне очень хорошо с тобой, Уильям. Когда я общаюсь с Харриет или Дарси, я вижу, что они скучают. Харриет даже призналась мне, что всего за несколько месяцев Роберт превратился в точную копию своего отца! А я никогда не скучаю. Больше тебе скажу: если бы ты не попросил меня выйти за тебя замуж, наверное, я сама сделала бы тебе предложение. Когда ты пригласил меня в тот французский ресторан, я сперва подумала, что ты просто хочешь произвести на меня впечатление. И тут ты задаешь мне вопрос! И не как положено, в конце ужина, а в самом его начале! Представь, если бы я сказала «нет»? Все свидание пошло бы насмарку! Но ты никогда не умел находить нужный момент.

— Я не люблю тратить время впустую, это совсем другое.

Гринхолм помолчал.

— Это правда, что ты сделала бы мне предложение?

— Ты красивый мужчина, не бездельник, и деньги твоих родителей не лишили тебя предпринимательского духа. А самое главное — ты умел меня рассмешить! Глупо было бы упускать такой шанс.

— Значит, я для тебя — хороший шанс.

— Дурачок! Это совсем не так, и ты это знаешь. Нам по пути, и хотя иногда мои мысли путаются, я вижу, что ты делаешь, и знаю, что ты хороший человек.

— Мне кажется, я всегда принимаю решения за нас обоих. Наверное, иногда я должен предоставлять решать тебе.

— Почему ты так говоришь? Если я с чем-то не согласна, я прямо говорю тебе об этом. Вот на прошлой неделе мы обсуждали покупку машины. По-моему, это преждевременно, у нас нет пока достаточно средств.

Гринхолм посмотрел на жену. Она бессознательно перебирала пальцами, будто играла на пианино. Он подумал, что больше никогда не услышит, как она играет. От этой мысли ему стало еще тоскливее. Он взял Мэри за руку, и она погладила пальцами его ладонь. Каждый раз она так делала во время их разговоров перед сном, и каждый раз у Гринхолма сжималось сердце. Вновь почувствовать, как кончики ее пальцев ласкают его ладонь, как травинки, с которыми он играл в детстве. Пусть это никогда не заканчивается! Он закрыл глаза.

— Мэри, без тебя я бы ничего не достиг. Все, что я делал, я делал для тебя, для нас. Только с тобой мое счастье. Я хочу, чтобы ты это знала.

— Я это знаю, Уильям. Я знаю, каков ты. Каждый день я наблюдаю твою жизнь.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб. И заплакал — впервые за более чем пятьдесят лет. Затем обнял жену. Последняя возможность почувствовать ее в своих объятиях…

— Уильям…

— Что?

— Не забудь о нашем ребенке..