25

Девдан лежал на кровати, шевеля губами. Он больше не кричал. Он силился произнести какие-то слова, но ни звука не исходило из его горла. Лоб юноши покрылся бисеринками пота, а лицо выражало нечто среднее между гневом и угрозой. Из полумрака маленькой комнаты отец Эндельбаум потрясенно смотрел на него.

— Он точно нас не слышит? — шепотом спросил он Томаса.

— Нет, отец мой. После приступа он всегда такой. В этом состоянии он может пребывать несколько минут, а может — часами. Он слишком измучен.

Медбрат подошел к магнитофону, выключил его и, взяв руку Девдана, стал считать его пульс.

— Сердечный ритм стабилизируется, — сообщил он. — Сейчас лучше дать ему отдохнуть. Я посижу с ним.

Эндельбаум кивнул и встал.

— Я видел и слышал достаточно, — объявил он.

Но, пройдя пару метров по коридору, настоятель остановился, все еще под впечатлением того, чему он только что стал свидетелем.

— Этот приступ… Он был особенно жестоким? — спросил аббат у сопровождавшего его Томаса.

— Не больше, чем остальные, с тех пор, как было обнаружено тело.

— Боже мой… Мы так мало знаем о загадках разума! Кто может сказать, что у него — болезнь или дар? Я каждую неделю читал рапорты, но увидеть это своими глазами…

— Одно дело — теория, и совсем другое — практика, отец мой. Вы говорите: «болезнь или дар». А знаете ли вы, что означает слово «девдан» в индуизме?

— Нет.

— «Дар Божий».

— Вы верите в случайности, Томас?

— Если бы верил, разве был бы я достойным последователем Господа нашего?

— Вы заметили, как лицо этого юноши искажается ненавистью, когда он произносит имя «Сэндмен»?

— Я с самого начала обратил на это внимание. Но вот что странно: когда Девдан в сознании, имя Сэндмена не вызывает у него абсолютно никакой реакции. В своем обычном состоянии он не знает, кто этот человек.

— Все члены нашей общины должны объединить усилия. Каждому из братьев надо четко и ясно объяснить, что от него требуется. Необходимо установить местонахождение этого господина Сэндмена. У нас есть доступ к международным базам данных, и где бы он ни обретался, мы его найдем. Начнем с места его рождения. Если он не дьявол, то он должен был где-то родиться.

Томас видел, что отец настоятель пытается успокоить себя. Между тем аббат продолжил:

— Этот человек должен платить налоги, иметь кредитную карту, водительские права, медицинскую страховку. Так или иначе, мы его выследим.

— А что будет, когда мы его найдем?

— Это уже не в нашей компетенции. Да и мы его еще не нашли… Установим, кто он и что задумал, а затем сообщим властям.

— То немногое, что удалось узнать о нем, сбивает с толку. Если мы и в самом деле имеем дело с преступником, то с преступником очень особенным. И не забывайте: он прячется. Справиться с ним будет очень сложно.

— Не берите на себя слишком много, Томас. Мы работаем на благо общества, но мы не судьи. Мы сделаем все, что от нас зависит. Впервые нашим службам придется взаимодействовать в таком масштабе.

— Надеюсь, этого будет достаточно…

— Более пяти веков истории, тысячи братьев по всему миру, знания, полученные в лучших университетах мира. Мы должны справиться.

— Отец мой, один человек, к которому я отношусь с большим уважением, говорил, что переоценив свои силы, мы постигнем только размер своей гордыни.

— Так и есть. Кто это сказал?

— Вы.

Эндельбаум возвел очи горе.

— Как бы то ни было, — произнес настоятель, — когда я буду говорить с координаторами по различным секторам, я попрошу вас не вмешиваться. Я предоставлю вам слово, когда придет время объяснить, что нам известно и какова наша цель.

— Нам известно слишком мало, а наша цель — избежать худшего.

— Не надо иронизировать, Томас. С тех пор, как началась эта история, вы предстали передо мной в ином свете. Прежде вы были таким уравновешенным и прагматичным, а теперь все спешите забежать вперед.

— Потому что происходящее очень сильно меня беспокоит. Я чувствую, что надо действовать, и как можно быстрее. Раздумывать и спорить уже нет времени.

— Откуда такая уверенность?

— В других обстоятельствах это называли бы интуицией. Или верой.

Томас Шенкель пристально посмотрел на аббата, пытаясь понять, можно ли ему доверить то, что он чувствовал в глубине души.

— Отец мой, меня не покидает странное ощущение, что наш орден был основан, накопил знания и обрел могущество единственно для того, чтобы предотвратить эту катастрофу.