17

Скотт аккуратно разложил на столе содержимое конверта: две папки со штампом ФБР, содержавшие отчеты о расследовании, несколько страниц каких-то выписок, фотографии и письмо от психиатра из военного медицинского центра имени Уолтера Рида в Вашингтоне, которое заканчивалось написанным от руки и подчеркнутым номером телефона. Кинросс озадаченно оглядел извлеченные бумаги, затем обратился к фотографиям. Они были сделаны тремя днями ранее на юго-востоке Аляски, в электротехническом колледже, где произошло массовое убийство. Жертвами в основном стали молодые люди, студенты колледжа. Следствию с ходу не удалось выявить каких-либо особенных конфликтов в стенах этого учебного заведения, кроме тех, какие обычно возникают в школах-интернатах. Социальный уровень учеников был довольно высоким, а их успеваемость — в целом удовлетворительной. Ничего не предвещало… И вдруг колледж превратился в ад. Окровавленные стены, тела, накрытые брезентом. Картина кровавой бойни с потрясенными полицейскими и хмурыми следователями на заднем плане.

Скотт закрыл глаза. Эта трагедия напомнила ему Сибирь. Он инстинктивно искал общие черты. Холод. Ярость, которую могла остановить только смерть. Полная потеря человеческого облика.

Скотт еще раз перечитал письмо, написанное на бланке самого уважаемого американского военного госпиталя.

«Уважаемый коллега!

Я беру на себя смелость сообщить вам конфиденциальные подробности дела, которое пока остается для нас неразрешимым. Один из выживших после необъяснимого массового убийства на Аляске проявляет симптомы, не позволяющие нам поставить достоверный диагноз. Я имел удовольствие познакомиться с вами на конгрессе в Стокгольме в марте прошлого года, где вы представили свои новаторские методы анализа томографических снимков пациентов с нейродегенеративной деменцией. Мне думается, что в случае, с которым мы столкнулись, вы окажетесь не так беспомощны, как мы. Прилагаю свои наблюдения, а также уже испробованные рецепты. Полагаю, вы согласитесь, что назначенные лекарства соответствуют предполагаемой патологии, однако мы не получили ожидаемых результатов. Мы подозреваем атипичную форму деменции. Зная, что вы имеете под своим началом отделение в больнице, где практикуются уникальные методы исследования и терапии, мы хотели бы знать, сможете ли вы принять этого молодого человека…»

Скотт прикинул, сколько времени может быть в Вашингтоне, и набрал номер, указанный внизу письма.

— Доктор Эпплбаум?

— Да, это я.

— Доктор Кинросс, служба клинических исследований, отделение неврологии Королевского госпиталя, Эдинбург. Я получил ваше письмо.

— Спасибо, что сразу ответили. Чудовищный случай, верно? Что вы об этом думаете?

— Мне трудно судить: слишком мало информации. Каково число выживших?

— Колледж довольно изолированный. Из сорока пяти студентов и девяти преподавателей в живых остались только один ученик и четыре сотрудника колледжа.

— Вы их опрашивали?

— Никто из них не в состоянии отвечать. У нас есть опыт лечения людей, пострадавших в ходе военных действий или террористических актов, но эти пациенты ставят нас в тупик. Мы диагностировали деменцию у троих, и у двоих — тяжелый посттравматический стресс.

Скотт мысленно отметил возрастающее сходство между этим случаем и резней на шахте. И обе трагедии разделяли лишь несколько дней…

— У выживших необходимо взять несколько проб на анализ. Вы можете это сделать?

— Конечно. Что нам следует искать?

— Если вы не возражаете, с вами свяжутся сотрудники моей лаборатории. Расскажите мне о юноше, которого вы хотите направить к нам.

— Его зовут Тайрон Льюис, и он представляет для нас загадку. Его реакции не вписываются ни в одну из известных нам моделей деменции. Когнитивные способности почти полностью отсутствуют, он ест урывками и, кажется, испытывает первобытный страх перед всем.

— Сколько ему лет?

— Двадцать один год.

— Когда вы сможете отправить его ко мне?

— Как только получу разрешение и организую санитарный перелет. Возможно, завтра к полудню он уже будет у вас. Есть вероятность, что возникнут трудности с его семьей. Они шокированы происшедшим. Мы решили, что им пока не стоит видеться с сыном. По словам полиции, семья вполне добропорядочная. Сначала они думали, что их ребенок погиб, а от них это скрывают… Но как по мне, лучше им пока его не видеть.

— Я понимаю.

— Еще одним важным моментом является то, что нам удалось избежать утечек. Средства массовой информации ни о чем не знают, и лучше пусть так и остается, по крайней мере, пока у нас не будет объяснений. Я также очень рассчитываю на вашу сдержанность.

— Не беспокойтесь.

— Итак, вы не возражаете принять этого пациента?

— Мы сделаем для него все возможное. Сообщите его родным то, что посчитаете нужным.

— Договорились. Спасибо, доктор.