3

- Здравствуй, отец! - Рад тебя видеть, Петр. Что-нибудь случилось? - Почему должно было случиться? Быстрый любопытный взгляд исподлобья: - Уже научился хитрить? Морщины у глаз на сухой коже, как трещины на холсте. Иногда кажется, что за тобой следят глаза портрета. Думает: "Ему всего лишь два года, а уже... Впрочем, если учесть все, что записано в памяти, то ему тысяча или десять тысяч лет..." - Отец, я был у командора Кантова... Думает: "И все же странные существа эти люди. Вот у отца нет ни рентгеновского, ни гаммавидения, ни телепатоусилителей, а он словно читает мое состояние. Иногда кажется, что дело тут не в одном лишь опыте..." - Знаю. Он отказался от твоей помощи. - Да, отец. Он хочет, чтобы его защищал человек, рожденный природой. - Ты обиделся? - Нет. Но его дело очень сложно. - Ты обиделся? - В его деле нужна полная объективность. "Почему он лжет?" Раздражение, накопившееся за несколько дней, искало выход. - Ты обиделся? "И все же даже отец не может понять... Впрочем, он не виноват в этом". Вслух: - Обидели его, отец. Я чувствую его боль. - Но он не хочет, чтобы ты вмешивался в его дела. Раздражение все еще росло. - Это не только его дело. - Что ты хочешь? "Неужели он опять избежит прямого ответа?" - Отец, разреши мне побывать в очаге эпидемии. "Может быть, где-то в блоках ассоциаций возникли неожиданные контакты? Слишком уж эмоционален". - Зачем? - Доказательство невиновности командора Кантова надо искать там. Петр заметил, как задрожали губы отца, сдерживая слова, о которых потом надо было бы жалеть. "Он очень раздражителен сегодня". Петр легким усилием воли включил органы гаммавидения. Он внимательно рассматривал отца, но одновременно думал и о Кантове, и о загадочном возбудителе болезни: Вот у гипофиза отца появляется фиолетовое мерцание. Это ненормально. А причина? Воспалена ткань вокруг нервных волокон, ведущих к гипофизу. Надо исследовать, нет ли других нарушений.

Командора нельзя винить в том, что он отказал мне. Он - сын своего времени. Но если бы я не помог ему, если бы обиделся, моя вина стала бы безмерной. Я ведь могу смотреть со стороны и знаю, как это выглядит...

Микробиологи сообщили: возбудитель похож на обычного стафилло-кокка, но у него имеются жгутики. Жгутики - возможность самостоятельно передвигаться. У обычных кокков ее нет. Не это ли причина бурного течения болезни? - Если не прекратишь вмешиваться в его дела, это превратится в унижение для тебя,- испытующе сказал отец. Это ничего не значит для меня. Для них это означает очень много, а для меня ничего. Не стоит и думать об этом. Гораздо важнее - фиолетовое мерцание у гипофиза. Когда отец злится, оно вспыхивает ярче...

Кантову было очень трудно и обидно. И все же он держался здорово. Как видно, гордость тоже каким-то образом входит в высшую целесообразность. Это интересная мысль. И если она подтвердится, то и мне нужно выработать такое чувство. Возможно, какой-нибудь штамм кокков мутировал. Надо выяснить близкие формы. Тогда можно будет определить исходный штамм. Но для этого мне лучше всего самому побывать там.

Он решился напомнить: - Я жду ответа, отец. Вспышки гнева не получилось. Человек устало проговорил: - Ну что ж... Петр подошел ближе к отцу. Странное зрелище они представляли: добродушный гигант, излучающий силу, и усталый человек с заостренными чертами лица. - Отец, ты нездоров. - Почему ты так решил? - Я вижу. Воспаленная ткань сжимает нервные волокна. У тебя, верно, все время стоит гул в ушах и появ-ляется беспричинное раздражение. Если разрешить, я сфокусирую пучок энергии и ликвидирую воспаление. "Он "видит". Почему я удивился? Разве не сам создал у него возможность "видеть" это?" Отец знал, что его неприятно поразило совсем иное. И чтобы преодолеть растущую злость против самого себя, подумал: "Конечно, мое настроение зависит и от состояния моего организма. Мое настроение, но не мои поступки". Ему хотелось, чтобы это всегда было правдой.

4

- Где найти профессора Саукальниса? - Там! - Рука стремительно вытянулась, указывая направление. А сам человек даже не поднял головы, углубившись в расчеты. Но Павел Петрович не уходил. У него болели ноги и шумело в голове. "Этот Центр похож на сумасшедший дом,- думал он.- Тысячи больных с одной заботой". - Пока не объясните, как разыскать профессора Саукальниса, не уйду,- с непоколебимой наглостью заявил он. Человек озадаченно воззрился на него, с трудом отвлекаясь от своего дела и соображая, чего хочет этот нахал. Но вот его глаза слегка прояснились, и он проговорил: - Подымитесь на следующий этаж, вторая комната справа. Павел Петрович толкнул дверь - она не открывалась. Он позвонил и услышал голос автомата: - Профессор Саукальнис вылетел в Танганьику, на биостанцию номер семь. Вернется через два дня. Что передать? Павел Петрович мысленно выругался. Миновав эскалатор, он сел в скоростной лифт. Только оказавшись на улице, передохнул, вызвал по видеофону клинику. Доктор Лусерский не сразу ответил на вызов, и его лицо на экране улыбнулось во весь рот. - Ей лучше, не беспокойтесь. Очевидно, это не асфиксия-Т. - Можно ее повидать? - Да, конечно. Павел Петрович взялся за желтую ручку диапазонов, и на экране видеофона вместо улыбающегося лица врача появилось осунувшееся с углубившимися морщинами женское лицо. - Надя! - позвал он. Глаза широко раскрылись, потянулись к нему, словно они были руками, а не глазами. - Ну как ты там? - Уже лучше, родной. Мы все тогда напрасно перепугались. Это была не асфиксия-Т. А как твои дела? Пришёл к какому-нибудь выводу? Он покачал головой, сказал: - Сейчас придется лететь в Танганьику вслед за одним профессором. Она поняла: - Будь спокоен. Я уже чувствую себя сносно. Смотрела на него, улыбалась. Он смотрел на нее и тоже улыбался. Они смотрели друг на друга и думали об одном и том же. Но он еще думал и о Кантове. - До свидания,- сказал Павел Петрович. - Счастливого пути,- пожелала она. Он задержал вздох, переключил видеофон и только потом вздохнул. Послал на станцию заказ и стал ждать. Через несколько минут его накрыла стремительная тень, закружилась, и вот уже круглый, похожий на батисферу гравилет втянул трубы и гостеприимно раскрыл дверь. Павел Петрович опустился в кресло, почувствовал, как в подушки за спиной поступает воздух. Кресло качнулось, принимая положение, наиболее удобное для пассажира. Это значит, что анализаторы уже успели послать в вычислительное устройство данные о весе, росте, фигуре пассажира. В щитке, закрывающем пульт, появилось окошко, из него, как грибок, выросла трубка диктофона. Трубка закачалась перед лицом Павла Петровича и остановилась. Следователь подтвердил курс, назвал скорость. Автомат переспросил: - Извините, какая скорость? - Предельная. - Прошу выпить аэдин и пристегнуться дополнительными ремнями. От аэдина Павел Петрович отказался, а дополнительные ремни пришлось пристегнуть. Дверь захлопнулась, и тотчас на центральном экране появилось светлое пятно. Оно пульсировало, выпустило луч, метнувшийся на боковой экран. Павел Петрович почувствовал, как холодной каменной тяжестью наливается тело, как холод подступает к горлу. "Не в первый и не в последний раз",подумал он и потерял сознание. А когда очнулся, перед его глазами танцевали желтые и красные круги. - Заказ выполнен,- сказал автомат.- Полет вы перенесли на восемь и двадцать один по шкале Венцля. Пожалуйста, взгляните на экран слева и примите таблетки. Пластмассовая трубка потянулась к его рту и, как только он разжал губы, угостила его таблетками. Желтые и красные круги исчезли, и сквозь открытую дверь Павел Петрович увидел прямоугольник ландшафта с высоченными травами и низкорослыми пальмами. Неподалеку от места посадки возвышался десятиметровый ствол банана с тяжелыми гроздьями плодов, и не верилось, что это растение не дерево и даже не кустарник, а всего-навсего многолетняя трава. Небо было густым и ленивым. "Синий сверху и зеленый снизу",- подумал Павел Петрович стихами Багрицкого и вышел из гравилета. Он убедился, что аппарат точно выполнил заказ и доставил его к самой биостанции, расположенной неподалеку от Дар-эс-Салама, на берегу океана. Навстречу Павлу Петровичу уже спешил мулат в оранжевом шлеме. - Я следователь Совета, мне нужен профессор Сау-кальнис,- сказал Павел Петрович, и выражение лица мулата изменилось, стало почтительным. - Пойдемте, провожу вас. Профессора они нашли на берегу океана. Он готовился отплывать на катерке. - Не могли бы подождать часок? - попросил он Павла Петровича.- Ведь, чтобы ответить на ваши вопросы, мне придется потратить больше времени. - Не могу,- ответил следователь.- Там ждет человек. Каждую минуту он обвиняемый. Профессор махнул кому-то рукой, показывая, что придется подождать с выходом в океан. - Давайте сядем в тени,- предложил он Павлу Петровичу. Несколько минут профессор молчал, что-то обдумывая. - Итак, хотите знать, абсолютно ли надежен биологический карантин ракеты типа "В-911"? Он вызвал по видеофону Главную библиотеку космических сообщений, попросил показать схемы, задал несколько вопросов. Встал и, повесив видеофон на груди, спроектировал схемы на песок. Долго стоял неподвижно, изучая их, а ветер играл его волосами, забрасывая пряди на лоб, словно пытаясь скрыть морщины. Заметив вопросительный взгляд следователя, профессор успокоил его: - Я хорошо помню этот тип конструкции. Но хочу кое-что уточнить. Ведь для вашего подзащитного, насколько я понимаю, лучше было бы, чтобы я ответил "нет". А мне придется ответить "да". Если все условия карантина соблюдены, инфекция не выйдет за вторую обшивку ракеты. В ее конструкции было много недостатков, но в этом отношении... - Благодарю вас, профессор, до свидания,- сказал Павел Петрович, вставая с песка, и, отряхнувшись, пошел к гравилету. Он уже забыл и о профессоре и о Танганьике. Через несколько минут он был за сотни километров от Африки. Но на своих брюках он увозил песок оттуда.