Он замолк. Он никогда не рассказывал эту историю, не произносил слова вслух.

После паузы Нилла прошептала:

— С твоим братом?

Соран кивнул.

— Это было… тогда это ощущалось как ужасное предательство, — он презрительно выдохнул сквозь зубы. — Я считал ее верность мне непоколебимой, и я был лицемером, а доказательство этого потрясло меня. Я не прислал ответ. Может, если бы я отправил ответ или преодолел гордость и прибыл сразу же в Дорнрайс, чтобы поговорить с Хеленией… может, все сложилось бы иначе. Вместо этого я упивался болью, гневом, ненавистью к ней и моему брату. Я рисовал ее в своем разуме как шлюху, а его как наглого хама. Гаспар видел эффект этих мыслей на моей работе, пока мы занимались запрещенными заклинаниями, и он пару раз пытался предостеречь меня. Каждый раз я отмахивался, отказывался. Я даже смог убедить себя на какое-то время, что мне было все равно, что наша работа была для меня важнее Хелении. Я не собирался посещать свадьбу. Я сжег ее приглашение и написал пару сухих строчек оправдания, почему меня не будет. Но дата близилась, и я не находил себе места. Когда день настал, я сбежал из своей комнаты в Эвеншпиле, спустился к гавани, арендовал лодку и доплыл до Роузварда. Дорнрайс был полон гостей со всех концов Сэрита. Я был удивлен размахом свадьбы, ведь думал, что родители не одобрят пару. Хеления была без денег. Едва ли подходила для старшего сына лорда Сильвери. Но нет! Они относились к ней, как к своей дочери, не скупились. Никто не заметил меня. Я был не в мантии мифато, а в скромном одеянии, оставался на краю веселья. Когда настал момент, когда невеста спускается по лестнице в фойе, чтобы встретить моего брата и пройти с ним сквозь толпу в сад роз, где пройдет церемония, я стоял у стены, незаметный. Но Хеления увидела меня. Она появилась на вершине лестницы, роскошная в белом наряде невесты, в руках держала букет роз. Она выглядела как нереальное создание в своей красоте. Я ненавидел ее в тот миг, как еще никого никогда не ненавидел. И моя ненависть пылала во мне, как маяк, потому что она посмотрела прямо на меня и так пристально, что я был потрясен. Она спустилась по лестнице во всей своей роскоши, не сводя взгляда, даже не глядя на Итана, который ждал ее, вытянув руку. Словно в толпе не было никого, кроме нас двоих. Может, я думал, что она побежит ко мне. Может, надеялся, что она порвет с Итаном, подхватит юбки и побежит в мои объятия, умоляя меня забрать ее отсюда. Пока я думал об этих глупостях, я понял, что шел с толпой в сад. И я смотрел, как Хеления и Итан встали под аркой цветущих роз, поклялись в вечной любви и верности. Это был сон. Кошмар. Но я не мог проснуться. Не мог терпеть свадебный пир. Я хотел вернуться в Вимборн после церемонии, поклялся, что не вернусь в Дорнрайс и больше никого из них не увижу. Сколько раз я гадал, почему не сдержал клятву и не убежал в гавань и с острова! Все сложилось бы иначе. Но мне было плохо, я почти жаждал мучений, которые уже ощущал. И я ушел от толпы и поднялся в старую комнату Хелении. Я вошел в ту комнату, такую знакомую для меня, стоял там какое-то время, закрыв глаза, вдыхая ее запах. Розы. От нее всегда пахло розами. Она нашла меня там. Пока ее гости выпивали за нее и ее мужа, она пришла ко мне, проникла в комнату шорохом шелка, принесла запах свежих роз с собой. Я повернулся к ней с гневом в сердце. Ладони тянулись против моей воли, готовые сжать ее шею. Но когда я поймал ее взгляд и увидел слезы в ее глазах, моя ненависть растаяла. «Почему? — спросил я у нее. — Почему он? Зачем ты это сделала?». «Ты думал, я буду ждать вечно? — ответила она, пересекая комнату и бросаясь в мои объятия. — Ты думал, я сложу руки, опущу голову и буду ждать годами, пока ты вспомнишь обо мне? Пока ты не придешь забрать меня своей любовницей, игрушкой на то время, пока я буду тебя удовлетворять? А что потом? Когда моя красота увянет, а твоя любовь ко мне умрет, что мне останется? Испорченная репутация и дети, которых ты мне сделаешь. Так я должна была отплатить за доброту твоему отцу и за заботу твоей матери?». Я был потрясен. Я был эгоистом, не думал о том, что Хеления не хотела наше будущее. Что то, что комфортно мне, погубит ее. «Но почему он? — осведомился я, оставаясь эгоистом. — Если ты хотела мужа, могла бы выбрать кого угодно. Почему Итан?». Она прижалась лицом к моей шее, пальцы запутались в моих волосах. «Думаешь, это просто? — сказала она. — Думаешь, девушке без денег, как я, каждый день делают предложения? Твой брат — наследник Дорнрайса, лорд Роузварда. Я буду леди Сильвери. Я буду в лучших кругах, в красивых платьях и ярких украшениях, мне все будут завидовать!». Ее голос был тихим, но в словах была горечь. Но я все еще мог думать только о себе. Я отодвинул ее от себя, мой гнев мог соперничать только с моей похотью. «И ты берешь его из-за его титула? — осведомился я. — Ты такая мелочная и эгоистичная?». «Да, Соран, — ответила она, прижимая ладони к моему лицу. — Я мелочная, я — эгоистка. Я отчаявшаяся, испуганная и в ярости. И я всегда буду ненавидеть тебя!». Она поцеловала меня. И наша ненависть, наша любовь была как огонь, поглощающий нас. Мы забыли обо всем, кроме друг друга. Ее свадебное платье и клятвы были для меня ничем. Важно было, что она была в моих руках, и я снова делал ее своей. Я хотел лишь доказать, что она любила меня, а не моего брата. Я не слышал, как он вошел. Не видел, как он пересек комнату. Не слышал, как он вытащил нож. Первым предупреждением было то, как вздрогнуло вдруг тело Хелении в моих руках. Я отодвинулся, и все было как в кошмаре — мое зрение темнело, оставляя только ее лицо. Боль в ее глазах. Кровь текла из уголка ее рта. Она пыталась говорить, наверное, произнести мое имя. Она рухнула на меня, но я не мог ее удержать. Мой дух словно убежал из тела, оставив меня бесполезным. Она упала на пол в куче белого платья, лежала между мной и Итаном. Он держал в руке окровавленный нож. Кровь была на его рукаве, на камзоле. Он посмотрел на мое ошеломленное лицо с печалью в глазах. Я едва знал, что произошло потом. Думаю, я напал на него. Забрал у него нож и попытался заколоть его. Нас обнаружили, разняли. Я помнил, как отец кричал, а мать визжала. Может, они думали, что это я убил Хелению… я не узнаю уже, но много раз думал об этом. Ведь меня видели с ножом. Может, они решили, что я убил ее из ревности и напал на брата, когда он решил защитить ее. Но я вырвался и как-то сбежал из Дорнрайса в гавань, к лодке, которая меня ждала. Безумие было таким сильным, что я не пришел в себя, пока не вернулся в Вимборн, в свою комнату в Эвеншпиле. А потом я заплакал, бросался мебелью, бил окна и зеркала, вымещал отчаяние. Когда это прошло, пришла ясность. То, что казалось тогда ясностью. Теперь я знаю, что это было еще более опасное безумие. Я взял свои вещи — перья, чернила, книгу, которую сделал сам. Красную книгу, украшенную розой из позолоты. Красивую книгу. Я сделал ее для своего первого серьезного заклинания. Теперь, глядя на розу, я улыбался, думая, как она подходила для того, что я затеял. Мы с Гаспаром месяцы назад создали тайный кабинет в башне Тиран. Он был там, когда я прибыл, читал книгу. Он стал радостно лепетать при виде меня из-за новой находки… но я не слышал его. Я убрал со стола взмахом руки, наплевав на его работу, его протесты, и разложил свои вещи. Он понял, что я делал. Он пытался меня остановить. Он видел, что я был не в себе, просил подождать, дать безумию пройти. Но я не мог ждать. Я все видел четко, яснее, чем раньше. Тайны, которые всегда были вне нашей досягаемости, силы, которые мне не давались… все было моим.

Соран опустил голову и выдохнул. Луч света, падающего в открытую дверь, подвинулся, пока он говорил. Тени сгустились, солнце стало опускаться к горизонту.

Вскоре наступит ночь. Последняя ночь.

Нилла нежно коснулась его руки. Боги, как он не хотел, чтобы она все это слышала! Но она заслужила знать. Она страдала с ним, отдала свою жизнь и будущее ради него. Она заслуживала знать.

— Я думал воскресить ее, — вздохнул Соран. Было облегчением произнести слова, весь размах его высокомерия. — Точнее… воссоздать. Я думал запретной магией вернуть Хелению к жизни, но не той женщиной, какой она была, а той, какой я хотел ее видеть. Красивой. Чувственной. Энергичной. И верной мне. Слова заклинания будто сами появлялись на бумаге. Меня охватило истинное вдохновение. Бедный Гаспар стоял в стороне и смотрел, и его протесты умерли, заклинание расцветало силой. Я тянул нить за нитью магии из квинсатры, куда больше, чем раньше, чем видел у своих наставников. Я ловил нити, записывая слова, и воздух в башне сиял пульсирующим светом, который, наверное, было видно во всех мирах. Но был изъян. Конечно, был изъян. Я думал, что моя любовь к Хелении была чистой. Я был уверен, что и мое творение будет чистым. Я не учел искаженную природу своей страсти. Я не подумал о гневе и ненависти, которые я вплел в те слова создания.

Он замолчал. Он снова опустил голову на ладони, зажмурился. Пытался не видеть, как розы загораются. Не хотел ощущать шипы в боку.

— Потому сила создания — для богов, — сказал он. — Мы создаем из того, что уже в нас. Наши создания — наши отражения, и все. Я не создал новую Хелению, я сотворил существо из своего разума.

Он написал заклинание и ощутил, как создание оживало под пером. Знал. Он, конечно, знал. Он не мог породить монстра, не понимая, что сделал. Но сила уже текла в нем таким потоком, что он дал ей унести его, не думая о последствиях.

Носрайт появился в Эледрии. Она порвала город Веспрэ, уничтожила множество жизней, несла разрушение с беспощадностью сильной бури.

— Ты знаешь, что было дальше, — тяжело сказал Соран. — Король Лодираль отыскал меня, проклял и запер за мои преступления тут. Он хотел, чтобы я умер, конечно. Он ожидал, что ужас, который я создал, давно меня поглотит. Он не ожидал, что я так долго протяну.