— Что вы делаете? — спросил я в замешательстве, глядя на Данте.

— Веду тебя в ванную, — сурово сказала она, и я нахмурился, следуя за ней в ванную комнату, где она промыла порез под краном. — Dalle stelle, il ragazzo si taglia? Non va bene. (п.п. Ради звёзд, мальчик режется? Очень плохо.)

— Все в порядке, — пробурчал я, отдергивая руку, но женщина оказалась на удивление чертовски сильной. Она провела большим пальцем по порезу, когда кровь, заливавшая мою ладонь, была смыта, и в мгновение ока залечила его.

— Он Василиск, мама, ему нужна боль, чтобы восстановить свою магию, — в отчаянии сказал Данте из дверей ванной комнаты, и я бросил на него взгляд, прося о помощи. Я мог убить человека голыми руками, но я понятия не имел, как обезвредить эту суетливую маленькую женщину. Чего она хотела? Я понятия не имел о ее намерениях.

— Dolce Drago, убирайся отсюда, — Бьянка махнула на него рукой. — Я хочу поговорить с сыном Веспера наедине.

Я умолял его глазами не уходить, но предательский ублюдок пожал плечами и направился прочь, оставив нас наедине.

— Сейчас, — хмыкнула Бьянка, выпрямляясь и глядя на меня. Для такого маленького человека у нее был большой хребет. — Ты не прольешь кровь в моем доме, nuovo figlio.

— Почему вы продолжаете называть меня так? — я нахмурился.

— Это значит «новый сын». Звезды связали тебя с моим Drago, что делает тебя и моим тоже, понимаешь? Nuovo figlio, — она резко развернулась и пошла обратно в спальню. — Ты идешь?

Я поплелся за ней, чувствуя себя потерянным и растерянным, ожидая, что она будет бросать в меня оскорбления и проклинать меня в связи с могилой ее мертвого мужа.

— Иди сюда, на свет. Я хочу посмотреть на твое лицо, чтобы привыкнуть к нему, — она позвала меня под большую золотую люстру над кроватью Данте, и я встал там, неловко свесив руки по бокам. Она подняла подбородок, внимательно осматривая меня, потянулась вверх, чтобы взять меня за челюсть и повернуть мою голову влево-вправо.

— Ммм, — неодобрительно хмыкнула она. — Почему ты так похож на своего папу? — пробормотала она. — Твоя мать была посветлее, а глаза ярче. Хотя сейчас, приглядевшись, я вижу в тебе ее черты… правда, они спрятаны глубже.

— Вы знали ее? — прошептал я, не зная, что сказать по этому поводу. Я был просто удивлен, что она не пытается вырвать мое сердце из груди прямо сейчас.

— Да, очень, очень давно. Мы вместе учились в Академии Авроры. Мы не были близки, но у нас были одни и те же классы. Это было до того, как она стала союзницей Лунных, — она слегка улыбнулась воспоминаниям. — Oh come cambiano le cose… (п.п. Ох, как все меняется…)

Я прочистил горло. — Простите, если я причиняю вам неудобства в вашем собственном доме, миссис… Оскура, — сказал я, чувствуя себя чертовски неловко, обращаясь к этой женщине, которая всю жизнь страстно ненавидела меня и Лунных.

Она схватила меня за руку, и я вздрогнул, собираясь защищаться и не желая убивать мать Данте, но ничего другого не последовало.

— Ragazzo sciocco (п.п. Глупый мальчик), — выругалась она. — Зови меня тетя Бьянка или хотя бы Бьянка.

— Ладно, — буркнул я.

— А теперь иди и поешь. Я не выношу голодных щенков.

— Я не щенок, — прорычал я.

Она с любопытством посмотрела на меня. — Я буду решать это, nuovo figlio. Интересно, Веспер Драконис вырастила мальчика или мужчину? — она села на кровать, поглаживая пространство между собой и огромным блюдом с хлебом и сырами, которое она принесла для меня.

Я опустился рядом с ней, и она указала на еду, но когда я не взял ее, она потянулась к моим коленям, взяла горбушку хлеба и разделила ее пополам. — Поделись со мной, Райдер, в знак нашего нового союза.

Она предложила мне половину хлеба, и я взял его, отломив кусочек, собираясь затолкать его между губами, прежде чем она вскрикнула, как будто ее задница горела. Она взяла с блюда небольшую миску с маслом и протянула мне. — Окуни его в это. Я сделала его сама из оливок, которые мы выращиваем в южной роще.

Я обмакнул кусок хлеба в масло, не понимая, какого хрена немного масла может изменить вкус хлеба, но когда я просунул его между губами, каждый вкусовой рецептор во рту взорвался, как гребаный фейерверк.

— Вот дерьмо, — прорычал я, отрывая еще один кусок хлеба и смазывая его маслом. Бьянка смотрела на меня блестящими глазами и передала мне еще хлеба, когда я доел кусок в своей руке.

— Bene²², да?

— Очень чертовски хорошо, — согласился я с полным ртом. — Вы действительно это приготовили?

— Да, — усмехнулась она. — Ты ведешь себя так, как будто никогда раньше не ел домашней еды.

— Я не ел, во всяком случае, с детства. И я не очень-то это помню, — я прочистил горло, обмакнув хлеб в остатки масла в тарелке, прежде чем поглотить его. — Ох, я все съел.

Она снова шлепнула меня по руке так, что я подумал, что она собирается со мной драться, и в ответ на это в кончиках моих пальцев вспыхнула магия. Но, похоже, это был какой-то дружеский жест, так как она просто рассмеялась и встала, едва ли превышая меня в росте, даже в моем сидячем положении.

— Пойдем со мной, — она направилась к двери, а я нерешительно встал. — Такому растущему мальчику, как ты, нужно что-то получше, чем масло и хлеб.

— Есть что-то получше? — с надеждой пробормотал я.

— Намного лучше, — она озорно ухмыльнулась, и я последовал за ней в прихожую. Откуда-то из дома доносился смех и пение, и мои мышцы напряглись.

— Тебе нечего бояться в моем доме, nuovo figlio, — твердо сказала Бьянка, пропуская свою руку через мою, так что я внезапно оказался сопровождающим этой королевы Оскура по коридорам ее собственного дома. — Мой Drago сказал, что ты член семьи, значит, так оно и есть.

Я беззвучно кивнул, когда она повела меня обратно в дом, и я был благодарен, что большинство гостей остались снаружи, так что мы незамеченными проскользнули в огромную кухню и в большую кладовую. Полки заполняли всю комнату, ломясь от консервных банок, кувшинов, льняных мешков — здесь хранилось достаточно еды, чтобы накормить целую армию. И я догадался, что именно для этого она и предназначалась.

Бьянка отпустила мою руку, взяла со стеллажа бутылку красного вина и встала на цыпочки, чтобы дотянуться до консервной банки на полке, расположенной слишком высоко над ее головой. Я двинулся вперед, подцепил ее и передал ей. Она похлопала меня по руке с теплой улыбкой. — Grazie, ragazzo dolce. (п.п. Спасибо, милый мальчик.)

Я молчал, пока она доставала из кухни пару бокалов, наполнила их вином и передала мне один. Я взял его, поднес к носу и вдохнул, чтобы проверить ингредиенты.

Она рассмеялась, шлепнув меня по руке. — Ты думаешь, я попытаюсь тебя отравить? Кажется, это довольно глупый способ убить Василиска, не так ли? — она поманила меня за собой на кухню, неся жестянку с вином, затем жестом пригласила меня сесть за островок.

Она сняла с крючка светло-голубой фартук с надписью «Альфа кухни», вьющейся вокруг Волка в поварском колпаке в центре. Она повязала его на место, затем взяла продукты из огромного холодильника и начала готовить что-то на плите. Некоторое время мое вино стояло нетронутым, но в конце концов я сделал глоток. Оно потекло по моему языку, и я почувствовал вкус лета, когда созрел этот виноград, почувствовал землистость бочки, в которой вино простояло много лет, фрукты, добавленные для придания ему сладости, от вишни до оттенка апельсина. Я издал звук удовлетворения, который никогда не покидал меня прежде. Я никогда в жизни не пил вина. Во-первых, оно олицетворяло Оскур, а во-вторых, я никогда не видел в нем смысла. Алкоголь не мог повлиять на меня, если я не позволял ему, но это было гораздо больше, чем просто средство для опьянения.

Бьянка повернулась ко мне со знающим взглядом. — Вкусно?

— Это… невероятно, — признался я, делая еще один глоток.

— Это с того года, когда я вышла замуж за il mio amore scelto dalle stelle (п.п. мою любовь, избранную звездами.), — в ее глазах появилась печаль, и я нахмурился, сосредоточившись на серебряных кольцах в них, мое сердце сжалось в груди, когда я почувствовал ее боль в воздухе. Ее Элизианский партнер погиб от рук моего отца. Гнев застыл в моих венах при этой мысли. Мысль о том, что я могу потерять Элис из-за кого бы то ни было, вызывала во мне желание убить всех сомнительных засранцев в городе, лишь бы сделать ее смерть менее вероятной.

— Мне жаль, — пробурчал я, подперев рукой подбородок, когда ее боль продолжала вливаться в меня, и ее губы разошлись, когда она почувствовала мою силу в работе.

— Сожаления — для живых, — просто сказала она, вернувшись к своей стряпне так быстро, что я был уверен, что она пытается скрыть свое горе. Но от меня невозможно было скрыть такую агонию.

— Вы и есть живая, — заметил я, и она издала горестный вздох.

— Мой муж сделал свой собственный выбор, — сказала она. — Горе — это факт жизни. Именно поэтому моя семья празднует, когда есть повод. Кто знает, когда наступит рассвет и наступит ваше последнее завтра?

Я отпил еще вина, размышляя об этом. — Если это облегчит вашу боль, то, возможно, вы захотите узнать, что я провел сто процентов своих дней в страданиях после смерти отца. Пока Элис…

Она снова обернулась, фыркнула, вытирая слезы с глаз. — Ты думаешь, мне приятно знать, что ты страдал, nuovo figlio?

— Да, — твердо ответил я.

— Ну, ты ошибаешься. Я веду такой образ жизни, потому что это необходимо. Смерть стала постоянным врагом, которого я вынуждена впускать в свой дом снова и снова. Но я не получаю удовольствия от того, что мои враги страдают из-за этого. Я с самого начала хотела заключить мирный договор, но мой муж был таким же упрямым, как твой отец и их отцы до них. На земле нет силы, способной разорвать связь между Астральными Противниками, она порождает насилие, смерть и разрушение. На это нет ответа, пока один или оба связанных не умрут. По крайней мере, так мы считали до сих пор. Ответ существовал всегда, и вы с моим сыном были теми, кто открыл его. Узы были разорваны любовью. Вы отложили свои разрушительные потребности в сторону в погоне за одной девушкой, — в ее тоне прозвучала нотка обожания. — Девушкой, которая является подарком звезд для моей семьи и всей Алестрии. Девушкой, которая покорила сердца двух врагов и благодаря этому спасла наш город.