ГЛАВА 24 Она просто, блять, попыталась меня переехать, не так ли? У нее это чертовски почти получило

Винсент сделал девушке одолжение, а она даже не знала об этом. Ему не нравилось говорить ей, что он заботится о ней только потому, что она лучшая подруга его сестры. Черт, он и сам бы хотел верить в это.

Потому что ты просто скажешь мне, что это ошибка, и снова бросишь меня. Одно это предложение чуть не вырвало ему сердце, а раньше он был уверен, что у него его нет. Она уже одной ногой была в Канзас-Сити, и когда ей пришло время поступать в колледж, он не мог уехать с ней. Лейк никогда не шевельнется, чтобы уйти, и он никогда не шевельнется, если уйдет.

Конечно, он мог бы поиграть с ней, поухаживать за ней какое-то время, но он уже видел результат всего этого. Винсент уничтожит ее: полностью и окончательно уничтожить что-то ценное, что уже было на грани разрушения.

Увидев, как эта сука так разговаривала с ней в торговом центре, он наконец-то понял, почему она сказала, что может относиться к Хлое. Чутье подсказывало ему, что ей было плохо всю жизнь, а он был слишком глуп, чтобы увидеть это.

Винсент начал смутно припоминать, что хотел развернуть машину, когда подвозил ее к дому ее мамы. Я должен был развернуться . Его тошнило при мысли обо всем том дерьме, через которое она проходила за последние пару месяцев. Я оставил ее там.

Место, где должно было быть его сердце, начало болеть. Он никогда не испытывал этого раньше. Боясь, он отключил свою совесть, не в силах слушать голос в своей голове, объясняющий новое чувство. Поэтому он заменил его на тот, который слишком хорошо знал, тот, который нашептывал его греховные желания. Он позволил чувству ярости начать овладевать его телом. Это было ясно: ее уничтожение только сломит его, а он был нерушим.

Винсент услышал, как хлопнула дверь. Подняв голову, он увидел разъяренное лицо Амо, выходящего из дома.

— Твоя сестра ни хрена не затыкается, не так ли? Никакого гребаного фильтра. Все это время мне приходилось слышать, как она говорит о том, какие горячие Нерон и Лука. Она больная и извращенная, как и ты. Она трахнула бы глаза Нерона и Escalade Луки, если бы могла.

— Пока я слушал и старался не представлять какую-то очень хреновую, ебанутую хрень, я выглядываю в окно, чтобы посмотреть, смогу ли я убраться оттуда, и вижу, как Лейк склонилась над гребаной машиной. Ты переживал поллюции каждого мужчины, а я пытался отвлечь твою сестру для тебя, чтобы ты мог ее получить. Ты будешь представлять себе ее сладкую задницу сегодня вечером, когда заснешь, а мне приснится чертов кошмар о твоей сестре, трахающейся с зеленым Escalade! — Амо закончил тем, что наконец сумел открыть дверцу своей машины из-за своего разочарования.

Винсент старался не подавиться смехом. 

— Нет никого более больного и извращенного, чем ты, Амо. Ты найдешь что-то, что заставит тебя это забыть.

— Ты, блядь, должен мне за это кое-что, Винс, так почему бы тебе не найти это для меня? — крикнул Амо, прежде чем захлопнуть дверцу.

Какого хрена!? Во второй раз за сегодня ему пришлось увернуться, чтобы не попасть под машину.

«Вероятно, я заслужил это», — подумал он, улыбаясь, и вспоминая, как он застыл, глядя на Лейк в этих крошечных шортиках. Ему пришлось сильно постараться, чтобы заставить ее наклониться ровно настолько, чтобы выпирала выпуклость нижней части ее ягодиц, но это стоило того. Он больше не мог сопротивляться желанию прикоснуться к ней, и его рука уже чесалась, чтобы сделать это снова. Он думал, что ее рука была мягкой. Но, черт возьми, ее ноги и задница - самые гладкие вещи, которые я когда-либо чувствовал.

Он прикасался ко многим женщинам, но ни одна из них не вызывала таких чувств, как она, и он понятия не имел, как, черт возьми, это возможно.

Может быть, у нее болезнь, при которой волосы растут только на голове? Удивление, существует ли вообще эта болезнь, заставило его задуматься, насколько гладкой она была в других местах. Конечно, это вызывало у него сильное желание навсегда скрыть свою совесть и вернуться к клятве Лейк, когда он сделал это всего пять минут назад. Конечно, мы бы разбились и сгорели вместе, но это было бы чертовски хорошо, прошептал ему его зловещий голос.

— Я действительно болен и облажался, — сказал он себе.

* * *

Лейк попыталась набраться смелости, чтобы пройти через парадную дверь. Она уже через многое прошла и не знала, сколько еще сможет выдержать.

Повернув ручку, она вошла в дом ужасов.

— Вот мой ребенок, который вырос! — Мама подбежала к ней и обняла. — Мне очень жаль, что я не смогла прийти, но я приготовила тебе кое-что, чтобы компенсировать это.

— О, спасибо, мама. — Она изо всех сил старалась звучать так восторженно.

Когда мать потащила ее на кухню, она увидела Джона и Эшли, сидящих за столом и едящих китайскую еду, в то время как они смотрели на нее с отвращением за спиной ее мамы.

После того, как ее мать вручила ей большой подарочный пакет с кухонного стола, Лейк наблюдала, как она буквально трещала по швам в ожидании, когда та откроет его.

Ей придется притвориться очень взволнованной из-за того, что было в сумке. Вытащив папиросную бумагу, она увидела содержимое. Она вытащила это из сумки и показала Джону и Эшли, что буквально убило ее.

Схватив лямки очень дорогой и очень большой дизайнерской сумочки, она вынула ее.

— Мама, это уже слишком. Спасибо. — Она улыбнулась так широко, как только могла, обнимая ее.

Глядя на искаженное лицо Джона, она боялась надвигающейся бури.

— Не за что, дорогая. Я знаю, что ты не любишь рюкзаки, и я подумала, что ты могла бы положить в нее свои учебники для колледжа. Поздравляю! — Мать еще раз крепко обняла ее.

— Это прекрасно. Спасибо. — Ей нужно было покончить с этим и убраться отсюда к черту. В тот момент Эшли даже не пыталась скрыть свое отвращение и ревность.

— Джон? — Подтолкнула его мать.

— Поздравляю. — Он облизал передние зубы. — Они снова забыли мои ребрышки. Мне нужно, чтобы ты вернулась и забрала их.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Она должна была что-то придумать.

— Хорошо, я скоро вернусь, дорогая, — сказала ей мать.

— Вообще-то мне нужно вернуться. Папа вернулся домой и ждет меня. — Она попыталась убедиться, что Джон все понял, подчеркнув отцовскую часть. Он не собирался удерживать ее и мучить этой ночью, потому что отец ждал ее, но она была уверена, что он заставит ее заплатить за это десятикратно, судя по выражению его лица.

— Все в порядке, дорогая. Ты можешь рассказать мне все о выпускном в пятницу.

Лейк испустила незаметный вздох облегчения, кладя сумочку обратно в подарочный пакет.

— Почему бы тебе не отнести это в свою комнату. Таким образом, к началу семестра она останется красивой и новой, — сказал ей Джон.

Она сглотнула ком в горле:

— О.. Окей. Вернись, мама. Мы можем выйти вместе.

Как только Лейк взбудоражила кухню, она пошла так быстро, как только могла, не переходя на полный бег. Она быстро поднялась по ступенькам и пошла по коридору. Вскочила, чтобы достать веревку, но только кончики пальцев смогли до нее дотянуться.

— Я думаю, тебе нужна дополнительная тренировка. Судя по тому, что я видела в прошлый раз, у тебя это слишком хорошо получалось, — сказала Эшли, подойдя к ней сзади.

Она повернулась и протянула сумку.

 — Просто подойди и возьми.

— Это не очень весело, когда ты просто отдаешь мне.

Лейк положила сумку обратно, когда Эшли отказалась ее брать. В тот момент, когда она это сделала, Эшли выхватила ее у нее из рук.

— Вообще-то так, сука. — Эшли начала смеяться. — Удачи тебе попасть в твою дерьмовую комнату.

Лейк смотрела, как она радостно уходит в свою комнату с подарком в руке. Она знала, что не сможет удержать его, и правда заключалась в том, что она даже не хотела этого. Подарки делали всех в мире такими счастливыми, но у нее они вызвали только страх. Чем лучше был подарок, тем больше она боялась.

На этот раз она решила бежать, не заботясь о том, что кто-нибудь услышит. Ей нужно было спуститься вниз, пока мама не ушла.

Когда Лейк достигла вершины лестницы, она поняла, что опоздала. Джон ждал ее внизу. Если бы ей не нужно было работать, она бы развернулась и заперлась на чердаке.

Не имея выбора, она медленно спустилась по ступенькам. Когда она была недалеко от Джона, она перестала двигаться и начала молча молиться про себя.

— У меня есть планы на тебя на эти выходные: большие кучи дерьма может убрать только трейлерный мусор. Я владею тобой, и через несколько дней ты узнаешь, насколько я, черт возьми, прав. Я собираюсь наверстать упущенное, перед тем, как ты уедешь в колледж. Единственное, что поможет тебе пережить это, — это мысль о том, что твой кусок дерьма отец сделал бы с твоей матерью, если бы узнал, как с тобой обращаются. Как ты думаешь, что с ней сделают те животные, которые думают, что их дерьмо не воняет? Я знаю, что ты умственно отсталая, но я уверен, что ты меня понимаешь, не так ли? — Он разговаривал с ней так, будто она была младенцем.

Лейк вспомнила, почему ей приходилось мириться с мучениями Джона и почему ей приходилось хранить это в секрете все эти годы. Джон был прав: если она расскажет отцу или Адалин, мафия придет за ее матерью и убьет ее. В этом не было никаких сомнений. Ее мама была ее семьей, ее плотью и кровью, и она делала все, что от нее требовалось, чтобы ее семья была в безопасности.

Она посмотрела на землю в поражении. 

— Да, Джон. — Лейк часто пыталась вырваться из этих «Кошмаров на Четвертой улице» по выходным, но все ее отговорки летели к черту всякий раз, когда мать звонила отцу и жаловалась. Это всегда вызывало вопросы, почему она не хотела идти, вопросы, на которые она никогда не могла ответить.

Он смотрел на нее еще мгновение, чтобы вселить страх перед тем, что должно было произойти, прежде чем отступить в сторону.

Как только он двинулся, Лейк не потребовалось и двух секунд, чтобы сбежать со всей скоростью вниз по ступенькам и выйти за дверь. Провозившись с дверной ручкой машины, ей наконец удалось сесть внутрь и запереть за собой двери.