— Ты уже достаточно насладился новыми фарами своей машины? — Я меняю тему, затем шепчу: — Потому что они могут исчезнуть. Вместе со всей машиной. Пока ты спишь.

— Камеры — твой злейший враг, Килл, — говорит он мне с замаскированной улыбкой.

— Может быть, они могут... — Я издаю звук «уууух». — И исчезнуть тоже.

— Файлы, которые мгновенно загружаются в мое облако, которые могут случайно попасть в мамин почтовый ящик, — нет.

— О нет, Килл украло мою игрушку, мама, — говорю я, а затем сбрасываю насмешливый тон. — Тебе сколько? Шесть лет?

— Пусть будет три года, потому что эти файлы могут случайно попасть в папин и дедушкин почтовые ящики.

— И ты в своем добром маленьком сердце хочешь разрушить тот образ, который они сформировали о своем образцовом Киллиане? Ты же не хочешь потерять сон из-за этого? Ночью будет больно. — Я постучал пальцем по его виску. — Вот здесь. И мы же не хотим, чтобы ты начал корить себя за их психическое состояние, верно?

— Испорть мою машину, и мы посмотрим, как далеко это зайдет.

— Вот что я тебе скажу, старший брат. Как насчет того, чтобы пока оставить предложение о вандализме при себе? Теперь, когда я думаю об этом, есть более важные детали, чем просто фары, которые могут быть испорчены.

Он, наконец, смотрит на меня, его губы поджались, и я ухмыляюсь, хлопая его по плечу.

— Просто шучу. — Затем я шепчу: — Или нет. Не провоцируй меня больше.

Джереми — который наблюдал за всем этим разговором без изменений в своем поведении — решает продолжить разговор с Гаретом.

— Никто не посмеет пойти против меня, а если и пойдет, то об этом позаботятся.

— Я слышал слово «позаботятся»? — Николай появился между сисек девушки, облизывая губы. — О ком мы должны заботиться? Разве я не сказал, что хочу участвовать во всем этом веселье?

Гарет наливает себе стакан виски.

— Два первокурсника, которые распускают слухи о первом посвящении, состоявшемся несколько недель назад. Они даже доносят на Змей.

— О? — Глаза Николая блестят, когда он рассеянно щиплет сосок девушки над ее комбинезоном. — Выпусти меня, Джер. Я вселю страх Божий в их души.

— А если они не испугаются? — Я беру сигарету, прислоняюсь к стулу Гарета и прикуриваю. — Нельзя наказывать или угрожать тому, кто не знаком с понятием страха.

Джереми поднимает бровь, взбалтывая содержимое своего бокала, наблюдая за мной.

— Что ты предлагаешь?

— Найти их ахиллесову пяту и использовать ее. Если у них ее нет, придумайте ее и заставьте их поверить, что она существует. — Я выпускаю облако дыма над головой Гарета. — Я уверен, что наш наладчик сможет собрать достаточно информации, чтобы помочь тебе. Если только он не слишком напуган, чтобы испачкать свои драгоценные руки.

— Ты маленький..., — начал Гарет, но я прервал его.

— Что? Ты не хочешь помочь Джереми поддержать власть в клубе? Я думал, вы друзья.

— Хватит, Килл. — Джереми направляет свой бокал влево. — Нико позаботится об этом.

Я хмыкаю сквозь затяжку дыма.

— Да, черт возьми. — Николай потирает нос. — Насилие, детка.

— Не обязательно прибегать к насилию, — говорит Гарет тоном придурка-пацифиста.

— Обычно достаточно угрозы, — заканчиваю я за него.

— Мы сделаем это по-моему, ублюдки. — Николай шлепает девушку по заднице, заставляя ее вскрикивать. — Займите места в первом ряду, чтобы смотреть и учиться.

Гарет наклоняет голову в его сторону.

— Постарайся не провоцировать Змей, пока ты здесь.

— Невозможно.

— Они тоже часть Братвы. Если прольется кровь, вы с Джереми будете отвечать перед своими родителями.

— Вот тут ты ошибаешься. — Джереми делает глоток своего напитка. — Змеи могут быть частью одной организации, но их отцы — соперники наших родителей в гонке за власть. Однажды они возьмут бразды правления в свои руки, поэтому они пытаются раздавить нас, пока мы не захватили империю.

— Вот почему они вкладывают все свои усилия в эти маленькие провокации, которые являются камуфляжем для более крупного плана. — Я опускаюсь рядом с Николаем и затягиваюсь сигаретой.

— Именно, — соглашается Джереми. — Мы не можем ослабить бдительность.

Девушка, которая совершила мировое турне от колен Джереми до колен Николая, приближается ко мне на четвереньках с отчаянием пумы в жару.

Ее глаза пылают, и она, вероятно, пьяна или под кайфом, или и то, и другое, учитывая ее чрезвычайно расширенные зрачки.

Она распустила свои темные волосы по лицу — настоящая имитация того фильма ужасов, где девушка вылезает из колодца. Даже ее движения соответствуют этому призраку.

Я хватаю ее за волосы и втягиваю между своих ног. Она задыхается, но затем хихикает, фыркает и издает всевозможные раздражающие звуки, которых должно быть достаточно, чтобы запретить ей дышать.

Мои пальцы впиваются в ее череп, затем в челюсть.

— Открой.

Она послушно открывает рот, обнажая пирсинг на языке.

Это не тот рот, который был настолько полон моей спермой, что она выпленула ее на мои дизайнерские туфли, сверкая глазами и трясясь.

Тряска важна, потому что, хотя она была явно напугана и совершенно не в своей тарелке, она все еще гневно смотрела на меня.

И все равно выплюнула мою сперму, как будто она недостойна быть в ее желудке.

Только по этой причине у меня возникло искушение заполнить все ее дырочки этой спермой.

А сейчас я твердый.

Блядь. Когда я начал так плохо контролировать свое либидо?

Ответ очевиден — три дня назад.

Три гребаных дня с момента моего визита на скалу, где, как я думал, я смогу найти ответы.

Я нашел кое-что гораздо лучше.

Ответ за ответом.

Глиндон Кинг.

Я отбрасываю девушку-призрака, затушив сигарету о ее сумку от Гуччи, и встаю.

Джереми смотрит на меня.

— Разве ты не собираешься остаться и спланировать последние детали следующего посвящения?

— На этот раз это сделаешь ты.

— Килл, фальшивый стратег! — Николай тычет в меня пальцем, не обращая внимания на девушку, которая трясётся в его объятиях. — Не ты ли говорил, что никто не может превзойти тебя, потому что твои планы самые лучшие?

— Так и есть.

— Тогда расскажи нам один.

— Джереми уже все знает, и я не хочу повторяться. Позвони мне, когда начнется настоящее веселье.

— Ты действительно уезжаешь, наследник Сатаны? Веселье только начинается.

— Некоторые из нас действительно учатся, Нико. Студент-медик, помнишь?

— Чушь. Ты гений.

— Все равно нужно приложить немного усилий. — Не совсем, но обществу становится легче от осознания того, что все люди и страдают так же, как и они.

Я хлопаю Гарета по плечу.

— Оставайся скучным, старший брат.

Он отмахивается от меня, и я улыбаюсь, выскальзывая с главной вечеринки и направляясь вниз. Подвал звукоизолирован, поэтому вся музыка и веселье в конце концов исчезают, когда я закрываю за собой дверь.

Красная комната появляется в фокусе, и я стою у входа, глядя на попытки шедевров, которые я пытался сделать за эти годы.

Моя первая фотография этих мышей была сделана камерой Polaroid. Мне нужно было запечатлеть момент, когда я увидел внутренности живого существа.

На второй я запечатлел Гарета, когда он ударил колено, размазал кровь по всему саду и изо всех сил старался не заплакать.

Третьим был Гарет, на которого напала собака. С тех пор он больше никогда не приближался к собакам. Если бы он понимал, что собака, которая его укусила, была больной и, возможно, бешеной, ему не пришлось бы больше так опасаться их. Но я рано узнал, что реакция других людей на угрожающие, опасные ситуации значительно отличается от моей.

Там, где я остаюсь собранным, они паникуют.

Там, где я ищу решение, они позволяют страху захлестнуть их.

За эти годы я сделал много фотографий. Некоторые из них ужасны. Другие — не очень. Но обычно они подчеркивают какую-то форму страдания.

Какую-то форму... человеческой слабости.

Сначала я фотографировал их, чтобы понять, как их реакции на определенные ситуации отличаются от моих. Потом я наслаждался знанием того, что я владею частью их души, к которой никто не имеет доступа.

Даже они сами.

Вот почему они шедевры.

Я так хорошо сохранил их на протяжении многих лет, не позволяя никому видеть эту часть меня.

Они даже не знают, что я выбрал медицину только для того, чтобы продолжать свою навязчивую идею видеть изнутри живых существ, не убивая их.

Это более сложный путь, но я могу оставаться незаметным и даже стать благородным из-за того, что... спасаю жизни.

Я подхожу к последней новинке в моей коллекции и вытаскиваю ее между всеми остальными.

Мои пальцы пробегают по контурам ее мягких черт, забрызганных слезами, соплями и спермой. Я все еще чувствую свои пальцы между ее губами, вместо того чтобы видеть их.

Это первый раз, когда я получил такую сильную разрядку без моего разрешения. Обычно я иду на большие усилия и экстремальные фетиши, чтобы высвободить хотя бы малую толику того, чего добилась эта невежественная девушка, даже не попытавшись.

Она должна была быть простой ниточкой, единственной целью которой было дано давать ответы, и ей не нужно было стремиться к более высокой должности.

Как бы прискорбно это ни звучало, но, возможно, мне придется сломать ее за это.

Потому что вчера я говорил серьезно. Я все еще не решил, что именно я буду с ней делать.

Но что точно известно, так это то, что я собираюсь воссоздать это выражение на ее лице. Снова и снова.

И снова, блядь, снова.

Одного вкуса недостаточно, в конце концов.

Все началось с расследования смерти Девлина, но, возможно, это не так важно, как я думал вначале.