Он, как никто другой, должен был понять, что она теперь моя слабость, место по которому он может ударить, чтобы добраться до меня, и, зная Гарета, он так и сделает. Без пощады.

Не то, чтобы я винил его, но я бы проткнул его, прежде чем он смог бы даже пальцем к ней прикоснуться.

Подавив свое волнение, я иду к ним с беспечностью скучающего демона.

Я сажусь на подлокотник Глиндон и кладу руку ей на плечо.

— Во что мы играем?

Гарет начинает опускать свои карты.

— Я оставлю вас, ребята.

Правильно, старший брат. Иди нахуй.

— О, не будь глупцом, — говорит она ему. — Тебе не нужно уходить только потому что Киллиан здесь. Давай продолжим. — Этот маленький... — А ты иди сядь на стул и не подглядывай за моими картами. — Она прячет их у себя на груди и смотрит на меня, как мама-медведица.

Хм... Теперь я думаю, почему я не пристегнул ее к себе раньше.

Гарет держит свои карты, и у меня нет выбора, кроме как занять место рядом с Глин, потому что я, черт возьми, уверен, что буду играть и обыграю этих двоих.

В итоге они набрасываются на меня, жульничают и используют все возможные уловки, чтобы я проиграл.

Но я основатель школы этически черных, в которую они пытались поступить, так что в итоге я все равно выигрываю. Три раза подряд.

Глиндон бросает свои карты на маленький столик.

— Фу, это не весело. Тебе обязательно выигрывать каждый раз?

— А как еще он может быть мудаком?

— Не будьте неудачниками, это выглядит некрасиво. — Я ухмыляюсь.

— О, да пошел ты. — Она выпускает вздох.

— Мы должны сыграть раунд только вдвоем, Гарет.

— Просьба отклонена, — говорю я.

— Ну, ты просто продолжаешь выигрывать. Так игра становится скучной.

— Не обращай на него внимания. Киллер просто физически не понимает, что такое сдерживаться, особенно когда он ревнует. Это его территориальное поведение, чтобы доказать свою точку зрения.

— Я собираюсь убить тебя, — говорю я, а он только улыбается, фальшиво.

— Серьезно? — Глиндон смотрит на меня. — Ты ведешь себя как полный чертов придурок из-за беспочвенной ревности?

— Мы увидим, насколько она беспочвенна, когда мой дорогой старший брат будет парить в воздухе.

— Хватит угрожать жизни людей только потому, что ты можешь, Киллиан. И это твой брат, так как насчет того, чтобы относиться к нему как к таковому, а не как к какому-то врагу? — Она показывает пальцем на меня. — И еще, либо ты играешь нормально, либо ты потеряешь все привилегии, чтобы когда-либо играть с нами.

Я раздумываю, хочу ли я поцеловать ее в задницу или задушить прямо сейчас. Возможно, и то, и другое одновременно.

Гарет поднимает бровь.

— Похоже, ты наконец-то встретил свою пару. Мама и папа будут в восторге от нее.

— Ты уверен? — Глиндон собирает карты, ее тон неловкий. — Он не сказал мне заранее, поэтому я даже не смогла переодеться в подходящую одежду.

— А что не так с твоей одеждой? — Я краду карту, потому что нет, я определенно не позволю им выиграть в ближайшее время.

— Ты не имеешь права на мнение. — Она корчит гримасу, потом хватает меня за руку, лезет под рукав и выхватывает обратно карту, которую я украл. — И никакого мошенничества. Серьезно, ты не можешь принять таблетку спокойствия?

— Могу, когда трахаю твои мозги. Хочешь сходить в туалет?

— Слишком много информации, — говорит Гарет.

— Ты всегда можешь уйти и вернуться к своим ботаническим занятиям.

— Нет, нет и нет, а я разве не говорил, что нет? — говорит Глиндон насмешливым голосом, хотя ее шея покраснела. — А теперь давайте играть.

Гарету удается выиграть один раз, только потому, что Глиндон действительно обыскала мои штаны в поисках украденных карт.

Сказать, что она стала смелой, значит преуменьшить. И это точно не потому, что я к ней отношусь спокойно.

Она просто все больше вживается в себя и в эту разрушительную силу, которая идет за моей жизнью.

К тому времени, когда мы готовимся к посадке, ей удается победить, она втирает нам это в лицо и злорадствует до тех пор, пока мы не думаем, что она будет делать это до самого пришествия короля.

— Приятно быть победителем. — Она пристегивает ремень безопасности по призыву стюардессы.

Я еще туже затягиваю его на ее талии.

— На самом деле ты выиграла меньше всех из нас троих, и только потому, что украла больше карт, чем мы.

— Прости, что? Я не слышу тебя из-за победного фейерверка в моей голове.

Я хихикаю, качая головой.

— Прекрати быть очаровательной, пока я не трахнул тебя прямо здесь и сейчас.

— Не делай этого, — шепчет она. — Ух. Я не могу перестать вспоминать, что многие авиакатастрофы случались при попытке приземлиться.

— Тогда, наверное, тебе стоит взять меня за руку, а? — Я протягиваю ей свою ладонь, и она берет ее, продевая свои пальцы сквозь мои и укладывая их себе на колени.

Полное удовлетворение наполняет меня при мысли о том, что я буду ее якорем.

Это не какой-то там прекрасный принц, скучный тип или другой мужчина.

Я.

Чувство полной эйфории медленно утихает с напоминанием о том, куда мы едем.

Домой, блядь.

Удивительно, как мозг классифицирует события и складывает их в архивные коробки. Некоторые забываются через день или неделю.

Другие остаются там навсегда. Фактически, они проникают в подсознание и делают все, чтобы о них никогда не забыли.

Дом моей семьи на окраине Нью-Йорка — это современный особняк, который мог бы войти в список домов мечты большинства американцев.

В нем даже есть белая изгородь, о которой моя мама, вероятно, мечтала, когда была маленькой.

Он огромен, индивидуализирован до мельчайших деталей и подходит для того, чтобы стать домом Ашера и Рейны Карсон. То есть, американских короля и королевы, которые мгновенно становятся предметом обсуждения всех СМИ, как только появляются на публике.

В этом доме у меня было все, что люди считают счастливыми воспоминаниями. Любящая мать, присутствующий отец — больше, чем нужно — вечеринки по случаю дня рождения, беготня, как цыплята без головы, с Гаретом, Николаем, Мией и Майей.

И мое пробуждение, когда я охотился и убивал тех мышей.

Люди склонны романтизировать прошлое, я — нет. Потому что эти воспоминания? Они не более чем пожелтевшие страницы старой забытой книги.

Единственное, что я помню из этого дома, это испуганное выражение лица мамы, хмурый взгляд отца и, в конце концов, его слова «нам не следовало заводить Киллиана» и «он дефектный».

Отъезд в колледж было лучшим, что когда-либо случалось со мной. Мне нужно было держаться подальше от папиной орбиты, подальше от постоянной тикающей бомбы, которая взрывается в моей голове всякий раз, когда он появляется в поле зрения.

Поэтому последнее место, где я хочу быть — это его дом.

Но раз уж я доказываю свою точку зрения этому въедливому маленькому дерьму Глиндон, то мы, блядь, идем.

Она остается на шаг позади нас, отвлекаясь на дома своими пытливыми глазами.

И да, она определенно заставила нас зайти в магазин, чтобы она могла переодеться в цветочное платье, пригладить волосы и макияж и купить подарок.

— Мои родители учили меня никогда не приходить в чужой дом с пустыми руками, — сказала она, когда я сказал ей, что подарок не нужен.

Сначала до нас доносится негромкий звук «тап-тап-тап», а затем появляется похожая на модель женщина с блестящими светлыми волосами, спускающаяся по лестнице.

Мамина улыбка — самая заразительная вещь, которую я когда-либо видел. Обычно эмоции других людей не имеют для меня значения. Да, я могу различить их, могу даже понять их, когда их хозяева не могут, но мне на них наплевать.

Рейна Эллис Карсон — исключение из этого правила.

А теперь и Глиндон тоже.

Мама обнимает нас с Гаретом, ее голова лежит на наших плечах. Она ниже нас ростом, поэтому нам приходится опускаться, чтобы обнять ее, чтобы она не напрягалась, или, что еще хуже, не болталась между нами.

Без шуток, однажды она так и сделала.

— Я так по тебе скучала! — Она отстраняется, чтобы провести рукой по нашим плечам. — Дай-ка я посмотрю на тебя. Ты стал выше или что? Я не могу в это поверить. В следующий раз я куплю лестницу, чтобы достать до тебя. Ааа, мои мальчики вернулись домой вместе. Я не могла поверить, когда Гарет сказал мне об этом раньше.

Она снова обнимает нас, и я обмениваюсь взглядом с братом.

Ну вот, опять.

После того как она практически душила нас в течение пяти минут, она наконец замечает Глиндон, которая изо всех сил старался оставаться на заднем плане во время маминой церемонии приветствия.

Я не думала, что это возможно, но выражение лица мамы становится еще ярче.

— А кто ты?

— Здравствуйте. Меня зовут Глиндон. — Она протягивает ей завернутый подарок. — Спасибо, что приняли меня.

— О, спасибо. Ты такая милая и воспитанная. — Мама принимает подарок. — Ты с...

— Со мной. — Я обхватываю ее за талию и притягиваю к себе. — Она моя девушка.

— Та, из-за которой у тебя в тот раз были синяки на губах?

— Единственная и неповторимая. — Это было не из-за поцелуя, но я был таким из-за драки, которую устроил, так что это считается.

— Ч-что? — спросила Глиндон с достаточной неловкостью, чтобы покраснела ее шея.

— Ничего. — Мама притворяется невинной. — Я так рада, что Киллиан наконец-то привел кого-то домой. Я думала, он умрет в одиночестве. Не пойми меня неправильно, я знаю, что он спит с кем попало, но это никогда не бывает только с одним человеком, и я волновалась, что это вернется и укусит его за задницу.

— Мама! — Я вопросительно вскидываю руку.

— Что? Ты знаешь, что у тебя аллергия на моногамию. Или была до того, как ты встретил эту прекрасную молодую леди. — Выражение ее лица становится серьезным. — Если он доставит тебе неприятности, дай мне знать, и я воспользуюсь привилегиями матери, чтобы вбить ему в голову кое-какие мысли.

— Спасибо, я обязательно это сделаю.

— Так вы теперь на меня ополчились? Предатели, вы оба.

Мама просто откидывает волосы.

— Мы, девочки, должны заступаться друг за друга, верно, Глин? Можно я буду называть тебя Глин?