Все молчали, не решаясь подать голос. Анну мучила мысль: "Могут лишить диплома". Туманский смотрел на нее так, будто ждал каких-то оправданий. И вдруг спросил:

- А что это у вас с руками?

Руки у Анны были в ожогах. Работая в мастерской, она частенько обжигалась электродами, а недавно уронила паяльник на руку. Запястье у нее было перебинтовано.

- Это я в мастерской... собирала схемы.

- У вас в институте не хватает техников? - спросил Туманский

- Схемы нужны в больших количествах.

- Вы довольны вашей работой?

- Довольна.

Туманский что-то записал в блокнот, а потом снова обратился к Анне:

- Вы довольны работой института? Не замечали каких-либо неполадок?

Анна вспомнила те сомнения, которые она все чаще высказывала Глуховуи которые он великолепно опровергал своей железной мужской логикой.

- Мне кажется, - сказала она неуверенно, - что эта работа, которую ведет наш отдел, она преждевременна...

- Как это понимать? - насторожился Туманский.

- По-моему, люди еще не подготовлены к таким открытиям...

После заседания комиссии Анна спросила Глухова:

- Меня теперь могут лишить диплома?

- Навряд ли.

- Не имеют права. Подумаешь - Туманский! Закон один для всех, - выпалила Анна.

В мастерской тревогу Анны восприняли с потрясающим легкомыслием. Бригадир монтажников кудрявый заводила Толя сказал:

- Пускай отбирают диплом. Будете работать у нас в мастерской. Зарабатываем не меньше, чем научные сотрудники.

Через два дня Анну вызвали к академику Туманскому. Приятного в этом было мало. Она не любила, когда ею интересовались как феноменом измененной психики, да еще дубликатом толстовской героини. Туманский принял ее в своем официальном кабинете. Разговор начался с ее понимания современного мира. Анна с неудовольствием подумала, что вот опять ее будут спрашивать, какие здания были на Николаевском проспекте или что давали в императорской опере. Но, отойдя от избитой темы трансформации психики, Туманский спросил:

- А почему вы считаете, что люди еще не созрели для информационных установок?

- Техника растет, а люди мало меняются. И может наступить такой момент, когда техника вырастет настолько, что люди станут ее недостойны.

- Это исключается.

- А Хиросима? Эйнштейн сказал после Хиросимы, что если бы начинал сначала, то стал бы водопроводчиком.

- Это он сказал до Хиросимы.

- Все равно. Хиросима же была. Это факт, А возьмите мой случай. Убийство Кияна. Информационная установка явилась средством преступления. Это типичный случай использования высокой техники в низменных интересах человека. Сейчас я дилетантка в науке и поэтому могу судить об этом объективнее ученого. Настоящий ученый не в состоянии задуматься о результатах и последствиях. А следствие - Хиросима. Человечество, разделенное на два лагеря, находится в крайнем напряжении, и к самым высоким точкам этого напряжения подходит наука. Работы над информационными установками ведутся параллельно и в Америке, и во Франции.

- Вы предполагаете, что эти работы небезопасны для человечества?

- Во время войны в Японии культивировали самураев. На это уходило много средств, проводилась утонченная идеологическая работа. А при наличии информационных установок ничего этого не требуется. Засадил человека в камеру, и через полчаса он уже самурай. Ведь если можно сделать Анну Каренину, значит можно сделать иКалибана. Можно сделать фанатичного преступника, убийцу, фашиста, кого угодно.

Туманский усмехнулся:

- Тут есть что-то от толстовства.

- Меня и сделал Толстой.

- По-вашему, следует закрыть все научные институты, запретить ученым изобретать и вообще запретить науку.

- Не знаю... - Анна запнулась, нелепостью показалось ей то, что она говорила. Возможно, это ее реакция на новый мир, обрушивший на нее всю эту технику, полеты в космос, квантовую механику, вторжение в психику...

А Туманский в это время перочинным ножом что-то вытаскивал у себя из-под ногтя, а может, просто чистил ногти, - он не отличался хорошими манерами. Анна подумала, насколько далек он, известный всему миру ученый, от ее примитивного мира обыкновенной женщины, от субъективных женских чувств...

Туманский посмотрел безразлично в окно, о чем-то задумался.

- Неужели вы полагаете, - сказал он, - что никому не приходит в голову мысль о несоответствии человеческого сознания и роста техники? Здесь и заключается призвание ученого: не только делать открытия, по и предвидеть их результаты. Вы говорили на эту тему со своими сотрудниками?

- Да, я много спорила.

- Вот видите, спорили, - сказал он без видимой связи с предыдущим своим утверждением. - И ваш Глухов, наверное, видит в своей работе только положительные стороны. Несмотря на то, что уже произошло с вами. К счастью, я уже пережил тот возраст, когда люди фанатически верят только в добро. Так. В Лондоне состоится международная конференция по информационным установкам. Вы будете включены в состав советской делегации.

- Меня будут демонстрировать как результат научного эксперимента?

- Да, - сказал он жестко. - Вас это шокирует?

- Роль незавидная.

- Это необходимо. Но мы используем вашу демонстрацию в иных целях. Вам дадут слово, и вы скажете с трибуны примерно то же, что сказали мне сейчас.

- По-моему, это должен сделать ученый.

- Разумеется, ученый сказал бы это лучше. Но если это скажу я в своем докладе, или другой ученый, или хотя бы сам генеральный секретарь ООН, это не возымеет такого действия, как если это скажете вы.

- А я сумею?

- Раньше я в этом сомневался, но теперь думаю, что сумеете.

- С чем я буду там выступать?

- Об этом мы поговорим. Для этого я вас и вызвал.

Придя домой, Анна сообщила Глухову, что включена в состав делегации на лондонский симпозиум, умолчав о теме своего доклада, поскольку Туманский не рекомендовал ей до времени говорить об этом.

Глухов оживился:

- Вы довольны, что едете в Лондон?

- Очень довольна. - В лице и в голосе ее было необычное возбуждение. - Я впервые ощутила себя современным человеком. Вы понимаете? Современником всех.

Глухов смотрел на нее с улыбкой.

- Знаете, - сказала она, - отметим это событие,

- Отметим.

- Что, если поедем в ресторан "Невский"?

- А как же этот ваш Игорь?

- В последнюю встречу произошло окончательное объяснение. Настал момент в наших отношениях, когда я должна была стать его возлюбленной. Это для меня неприемлемо.

Анна надела свое новое вечернее платье - первое платье, принадлежавшее ей, а не ее предшественнице. Глухов появился из своей комнаты причесанный, в светлом костюме. И Анна подумала, что ведь он очень хорош. Он церемонно подал ей шубу, и они спустились на улицу.

В ресторане "Невский" свободных мест уже не оказалось.

Анна рассмеялась:

- Ничего, наверстаю в Лондоне.

Глухов подал ей руку, и они чинно пошли по Невскому. Как ни ярко горели ртутные фонари, они не могли затмить холодных звезд в зимнем небе. Было морозно, и было легко на душе Анны: она испытывала одновременно покой и свободу.

- А что, если бы вам жениться? - весело спросила она.

- А почему вы не вышли за этого Игоря? - спросил он ей в тон.

- Нужна любовь!

- И вы не могли его полюбить?

- Нет. Из всех, кого я узнала, я могла бы полюбить, наверное, только вас...

Они молча дошли до Литейного проспекта и остановились в толпе прохожих, дожидаясь зеленого сигнала. Глухов оберегал Анну от возбужденной вечерней толпы.

- Меня? - тихо спросил он.

- Наверное, - так же тихо ответила Анна. - Только я ведь уже люблю.

- Кого?

- Вронского.

Он посмотрел на нее внимательно. Анна была серьезна.

- Но это же нереально, - сказал он.

Зажегся зеленый свет, и они перешли улицу.

- Да, нереально, - согласилась она.