Говоря это, она не только не делала искусственно спокойного вида, а, очевидно, давно уже забыла обо всем или не придавала случившемуся вчера никакого значения.
Когда Митенька с Федюковым уезжали, она попрощалась с ним в гостиной и не вышла в переднюю.
Митенька Воейков, садясь в экипаж вместе с Федюковым, который возился со своими капюшонами и никак не мог усесться, смотрел украдкой на окна и все ждал увидеть где-нибудь смотрящие на него украдкой женские глаза. Но окна были пусты. В них никого не было видно...
XVII
Федюков долго молчал и мрачно смотрел по сторонам.
День был пасмурный, мягкий и теплый, какие бывают в июне после ночной грозы. В осве-женном воздухе пахло теплой влагой и омывшимися цветами. Дорога, несмотря на прошедший дождь, была не грязная. Сухая земля впитала всю воду, и колеса катились по влажной дороге мягко, без стука и пыли. Только когда въезжали в лес, лошади шлепали по лужам и сильнее пахло лесной свежестью и зеленью после обильного дождя. Все поляны густо заросли травой, которая после грозы была особенно свежа. А придорожные кусты орешника, которые лошади задевали постромками, стряхивали с себя целый дождь капель.
- Вы мне перебили дорогу... - сказал вдруг Федюков, - но я на вас не сержусь и вас не виню. Я все понял... Проклятая жизнь и проклятая судьба! Почему она всегда непременно пре-следует того, кто выдается над общим уровнем? Всегда... В душе, здесь, - сказал он, распахнув борт пыльника и выглянув из-за капюшона на Митеньку, - целые миры, а в жизни у меня сплошная ерунда и чушь. Я скиталец. Скажите, куда мне приклонить голову и что мне делать? У меня нет никакого дела.
- А вы нигде не служите?
- Прежде служил. Но потом увидел, что не могу. Противно делать то дело, которое неизмеримо ниже нашего сознания. А все общественные дела именно таковы. Да и потом, что можно делать в такой стране, где существует правительство, подобное нашему? Как подумаешь, что это ему пойдет на пользу, так охватывает отвращение.
- Совершенно верно, - горячо согласился Митенька. - Я даже думаю, что с такими мыс-лями (а я придерживаюсь таких же мыслей) едва ли возможно участие в деятельности какого бы то ни было правительства.
- Вот!.. - сказал Федюков, выставив из рукава указательный палец по направлению к Митеньке. - Я думал об этом, но боялся испугать вас крайностями.
- О, пожалуйста! - воскликнул Митенька. - Чем угодно можете испугать, только не крайностями.
- Вы честный и благородный человек, - сказал взволнованно Федюков, пожав Митеньке руку, как будто почувствовав к нему внезапную любовь.
У Митеньки тоже пробежало что-то вроде холодка и дрожи от внезапного чувства.
- И заметьте, - сказал опять Федюков, - чем личность глубже, тем жизнь вокруг нее отвратительнее и бестолковее. Я вам про себя скажу. Вот хоть дома у меня... Про обстановку я уж не говорю - грязь и беспорядок - это все чушь, поверхностное, внешнее. Но вы семейную жизнь возьмите: жена у меня старая, неинтересная, вечная зубная боль. И спросите, почему я на ней женился и бросил свою первую жену, своего ангела-хранителя? Не знаю. Ей-богу, не знаю! - сказал Федюков, подняв к сжатым плечам руки с выставленными к собеседнику ладонями и тряся отрицательно головой.
- Но почему же?.. - спросил Митенька. Федюков, не отвечая и как бы не обращая внимания на вопрос Митеньки, продолжал смотреть на него.
- Рок!.. - сказал он вдруг неожиданно громко в лицо собеседнику и широко раскрыв при этом глаза. Потом, отстранившись, некоторое время молча смотрел на Митеньку, как бы изучая впечатление.
Митенька вздрогнул от неожиданно громкого голоса и, смутившись, не знал, что ответить.
- И вот теперь, судите сами, каковы у меня соотношения между моими внутренними и внешними условиями? Во внутренней жизни поднялся до высших вершин, черт ее знает куда! А рядом со мной грязь, жена с зубной болью, ревность к молодой няньке. Вот вам параллели. Да еще необходимость изворачиваться и добывать деньги.
Митенька невольно вспомнил, что Федюков должен ему сто рублей, обещал отдать на дру-гой же день, а целый месяц и не заикается об этом. Потом вспомнил, что сам должен Житникову ровно столько же времени.
Федюков, опустив голову, сидел некоторое время в унылой неподвижности. Потом вдруг сказал убежденно и с сильным подъемом:
- Вы редкий человек.
Он, неизвестно из каких причин, почувствовал дружбу, почти любовь к Митеньке Воейко-ву.
- Только тогда и живешь, когда встречаешь таких людей, а ведь все остальные, - между нами, - такая дребедень... Я не сержусь на вас. Только, голубчик, будьте осторожнее с женщи-нами, они лгут во всем. А ее бойтесь больше всего. Это - сама хищность. Она вымотает из вас всю душу и бросит потом, даже не взглянув на вас.
У Митеньки было такое ощущение, что, если бы он не имел успеха у Ольги Петровны, Федюков не почувствовал бы к нему такого прилива дружбы и откровенности. И он, чувствуя свое превосходство и как бы боясь обидеть им Федюкова, с особенным вниманием и готовно-стью слушал его напутственные предупреждения относительно той женщины, у которой тот сам не имел успеха и теперь в порыве дружеских чувств уступал ее другому.
- Встретился с вами, и все вдруг всколыхнулось, что здесь заключено, сказал Федюков, ударив себя по груди. - А вот и мои палестины. - Он показал из экипажа пальцем направо. Митенька Воейков увидел среди поля плоскую крышу дома с стеклянной вышкой. - Голубчик, заедемте ко мне. Познакомлю вас с женой. Она удивительный человек. Нет, вы не имеете права отказываться во имя того, о чем мы сейчас говорили. И это только начало: что успеешь сказать за один час дороги? Если бы вы знали, какой в душе праздник, когда встретишься с человеком, которому близко все твое самое сокровенное! Жена как будет рада. Вот наговоримся! А вот, кстати, и она стоит на балконе.
Федюков достал платок и помахал им. Стоявшая на балконе женщина с завязанной щекой ничем не ответила на это приветствие и скрылась.
XVIII
Усадьба Федюкова стояла среди голого поля, подставляя свои бока всем четырем ветрам. В летний зной некуда было укрыться от солнца, которое немилосердно палило, зимой нельзя было пробраться через сугробы.