Опять к народу вышел прокуратор.

Позволь мне распахнуть вот эту дверь.

(Открывает первую дверь направо. Гул голосов слышнее.)

Отсюда виден весь лифостротон.

Смотри, как жарко с кресла своего

С толпою препирается правитель.

Теперь еще уверенней, чем прежде,

Еще упорней ищет отпустить

Он Узника.

(Прокула подходит к двери. Иоанна и Лия - за нею.)

Явление двадцать первое

Голос саддукея (за сценой).

Когда Его отпустишь,

Ты кесарю не друг!

Голос 1-го фарисея

Затем, что всякий

Дерзающий царем себя назвать,

Противник кесарю!

Иоанна

Смотри, как вздрогнул

И стал белее снега прокуратор.

Прокула

Трибуну знак он подал...

Центурион

То велит он

Опять к народу вывесть Иисуса.

Иоанна

Да! Вот претории раскрылись двери...

Его ведут!..

Лия

О, ужас!

Прокула

Боги! Что

С Ним сделали они!

(Чтобы не лишиться чувств, прислоняется к колонне.

Иоанна и Лия стараются не подпускать ее к двери.)

Префект

Невыносимо

Ей на несчастного смотреть!

Лия

Заприте

Скорее эту дверь!

(Центурион запирает дверь.)

Иоанна

Не надо к двери

Пускать ее!

Прокула

В себя я прихожу...

Мне лучше... Мне... Пустите, ах, пустите!..

Зачем меня вы держите?..

(Дверь снова отворяется. Стремительно вбегает Александр,

хватает со стола кувшин с лоханью и бросается к фонтану

зачерпнуть воды. Дверь остается открытой.)

Явление двадцать второе

Голос Пилата (насмешливо).

Се Царь ваш!

Прокула

Я слышу голос Понтия! Пустите!

Иоанна

Молю тебя, не подходи к той двери!

Голос народа:

1-й

Возьми, возьми!

2-й

Распни Его!

3-й

Распни!

Лия

Что делаешь ты там? Зачем вода?

Александр

Воды велел подать наш господин.

(Убегает.)

Явление двадцать третье

Голос саддукея

На смерть!

Голос 1-го фарисея

На крест!

Голос 2-го

Возьми Его!

Голос 3-го

Распни!

Голос Пилата (с горькой насмешкой).

Царя ли вашего распну?

Прокула

Ты слышишь?

То говорил мой муж...

Иоанна

О, успокойся!

О, Прокула, поберегись!

Голос 1-го фарисея

Не знаем

Царя мы!

Голос 2-го

[Нет у нас царя!]

Голос 3-го

Не нужно

Царя нам!

Голос саддукея

Царь у нас единый: кесарь.

Прокула (вырываясь).

Пустите!.. Прочь!.. Пустите к этой двери!

Пустите же! Все, все хочу я видеть!

(Крики смолкают.)

Голос Пилата (после молчания)

Я умываю руки в знак того,

Что неповинен я в крови невинной.

За Праведника вам держать ответ!

Голос народа

Пусть кровь Его на нас и детях наших!

Занавес быстро падает.

Павловск 12 января 1912 г.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина первая

Дом и сад Иосифа Аримафейского у занимающей всю сцену справа высокой городской стены, сплошь заросшей плющом и зеленью. От этой стены в глубине под прямым углом тянется наискось через всю сцену влево каменная ограда сада, отделяющая его от дороги, которая невидимая зрителю, по ту сторону ограды и вдоль ее, ведет от выхода из городских ворот, видимых своею верхней частью на заднем плане за оградой и городской стеной над образуемым ими углом. Слева дом Иосифа выступает лишь небольшой пристройкой с плоской крышей под пестрым шатровым навесом. На этой крыше два дивана, стол, кожаная корзина со свитками Ветхого Завета. Сиденья и стол покрыты дорогими коврами. Дом примыкает к вышеупомянутой ограде. С крыши ведут каменные ступени на площадку, примкнутую к той же ограде. Тут каменная скамья. Стоящему на площадке ограда приходится почти на высоте плеч, так что ему видна дорога. С площадки в сад спускаются несколько ступеней. В углу справа в глубине водоем. Между ним и ступенями на площадку и на крышу в ограде калитка, ведущая на дорогу. Справа на авансцене ход в глубину сада. В саду вазы, скамьи, цветы. Около полудня. Солнечная погода.

Явление первое

(Иосиф сидит на кровле, читая свиток закона. Никодим

медленно всходит к нему по ступеням.)

Иосиф

А, это ты, мой старый друг! Как рад я,

Что, наконец, опять ко мне зашел

Ты, Никодим! Садись, садись вот здесь,

Поближе, так. Давно, давно хотелось

Мне по душе с тобой поговорить.

Поверишь ли, в последние недели

Я, добрый друг, тебя не узнаю:

[В тебе таится что-то; ты рассеян,

Сдвигаешь брови сумрачно, молчишь,

Не отвечая часто на вопросы,

И всех сторонишься. О, друг мой, брат.]

Откройся мне, скажи: что, что с тобою?

Никодим

Иосиф, друг мой! Верно угадал

Ты, что во мне упорно и жестоко

Два борются начала...

Иосиф

Вижу, вижу.

Никодим

Всегда и раньше ум боролся с сердцем;

Но никогда борьба глухая эта

Меня не мучила так нестерпимо,

Как в эти дни - нет, даже и не дни

В часы, протекшие с минувшей ночи...

Иосиф

Что ж? Над Учителем внезапный суд

И смертный приговор...

Никодим

Не только это.

Ужасно то, что я... что я...

Иосиф

Так что же?

Никодим

Ужасно то, что я - не понимаю.

О, как мучительно - не понимать:

[Я сам себя не раз ловил на чувстве,

Что смутное питаю упованье

На Иисуса. Мне подчас казалось,

Что это Он - обещанный Мессия,

Что свергнет Он языческое иго,

Освободит Израильский народ,

Прославится, воссядет на престоле

Давидовом и с высоты Сиона

Над нами будет царствовать во век.

Но вот настал день радости священной,

Канун великой Пасхи иудейской

И рухнула последняя надежда!

Иосиф, друг мой, ты, наверно, помнишь:

Назад тому три года тайно я

К Нему пошел глухою, темной ночью.

Но знать не можешь ты, зачем пошел я;

Так выслушай. - Со всею силой веры]

Давно, уж с ранних лет вникаю я

В закон, в преданья, в заповеди Божьи.

Чем глубже в мудрость их я погружаюсь,

Тем все ясней, все явственней, все ярче

Обозначается передо мной

Та ложная стезя, которой наши

Законники и книжники ведут.

Иосиф

Куда ж ведут они?

Никодим

Куда - не знаю!

Не к Богу только.

Иосиф

Что? И это ты,

Израилев учитель, иудейский

Начальник, ты, ты, Никодим, дерзаешь

Произнести такое слово?

Никодим

Да,

Дерзаю потому, что Моисеев

Закон, пророчества, преданья старцев

И совокупность нашего ученья

Мне слишком, слишком дороги и близки.

В них правда вечная, в них жизнь, в них Бог!

Но только в них одних, не в толкованьях

Священников, законников, левитов.

Ужели вера есть у этих членов

Синедриона, этих фарисеев

И саддукеев?

Иосиф

У кого ж она?

Кто ж верует?

Никодим

Кто? - Дети, только дети.

Я и себя ребенком малым помню.

Как я тогда глубоко верил в Бога!

К Нему любовью чистой и горячей

Пылало сердце детское мое,

Он надо мной парил в безбрежном небе,

Его нетленной синевой меня

Он осенял, меня тогда любил Он.

Ему молился я, - нет, не молился:

Тогда еще не научили люди

Меня Ему молиться. В эту высь

Рвался к Нему душою я и плакал,

Да, плакал в несказуемом восторге

Отрадными, счастливыми слезами,

И в тех слезах общенье находил

С моим Создателем. - Скажи, Иосиф,

Не каждый ли из нас переживал

Такие чувства в отрочества годы?

Теперь ответь: чему же обучают

У нас детей?