Попытки рыбной ловли ни к чему не привели. На самодельные крючки и снасти рыба не брала. Правда, Мако ухитрился поймать большого тунца, но это была единственная удача.
Так преступное легкомыслие капитана Смита, не обеспечившего спасательные шлюпки аварийным запасом, обрекло людей на медленное голодное умирание.
Ночью подул сильный ветер. По океану пошли большие волны, сверкнули молнии. Лодка снова превратилась в щепку, ныряющую между громадами водяных хребтов. С неба хлынули потоки тропического ливня.
Вода! Вода!
Люди уже второй день не имели во рту ни капли влаги, их распухшие языки с трудом двигались во рту. И вдруг на них обрушились буйные струи чудной, прохладной, живительной воды! Ее было много, сколько угодно! Она текла за ворот, омывала лица, наполняла шлюпку; ее приходилось выплескивать в океан… Запрокинув головы, люди ловили воду открытыми ртами, набирали ее в сосуды, пили, пили… Никто не обращал внимания на то, что шлюпку может вот-вот перевернуть крутой волной. Все, что можно наполнить водой, было использовано, и на шлюпке оказался запас воды больший, чем в момент катастрофы.
Жажда отступила, но зловещий брат ее – голод – подошел вплотную.
На десятый день все получили по последней галете. Мако сбил шестом на лету пять летучих рыб. Их сырыми роздали самым слабым. Мако не взял себе ни одной. Больше пополнения ждать было неоткуда. Всюду, куда ни падал взгляд, шумел океан – безбрежный, могучий, бесстрастный…
Возбуждение, вызванное дождем, скоро улеглось, и людьми снова овладела безнадежность, тупая покорность неизбежной смерти.
Силы оставляли их…
У Дрентельнов умер ребенок, и сами они находились между жизнью и смертью. Ванболен без движения лежал на дне шлюпки; жена его непрерывно беззвучно плакала, вглядываясь в немую даль горизонта. Профессор Мандер бредил какими-то птицами и насекомыми. Сестра Кроули лежала будто в летаргическом сне, и сердце ее почти не билось. Буфетчик Наттинг, индиец Кришна, генерал Блимп и большинство негров впали в состояние тупой дремоты и, изредка просыпаясь, с изумлением смотрели на своих спутников, странно тряся головами.
Степан и Александр Ильич едва держались ценой последнего напряжения воли. Таня всячески старалась не сдаваться, но силы ее явно иссякали. Она походила сейчас на худенького, изможденного мальчика-подростка, перенесшего тяжелый недуг. Давно поблекли ее живые краски, и только голубизна глаз, неправдоподобно больших на осунувшемся лице, еще говорила о жизни.
Мэри была совсем плоха. Она едва могла шевелиться. Зато Таволато обнаружил необыкновенную силу и выдержку. Сравнительно хорошо переносили страдания африканцы Мако и Бамбо, лейтенант Максвелл и механик Шафер. К удивлению Петрова, известную бодрость сохранял и Драйден. Он был, правда, очень слаб, но не терял ни сознания, ни интереса к окружающему.
…Беззвучно скользила над бездной шлюпка № 3, плавучий островок полусмерти-полужизни, грозивший скоро превратиться в плавучую могилу.
– Степан, ты помнишь, что сегодня за вечер? – слабым, чужим голосом спросила Таня.
– Да, Танюша, помню… Тридцать первое декабря. Завтра – Новый год. Вот где пришлось его встретить…
В вышине дрожали крупные звезды. Все вокруг покрывала густая, черная тьма. Внизу, под зыбко качающейся шлюпкой, тихо дышал бездонный океан.
Таня тесно прижалась к Степану.
– А в Москве сейчас мороз… Хорошо! Люди вместе собираются, читают письма с фронта друзьям, соседям… Скоро сядут за столы, поднимут рюмки за тех, кто в землянках, за победу…
Ослабев, она умолкла. Степан нежно положил ее голову к себе на колени.
Передохнув, Таня снова начала:
– А у нас дома? Мама на кухне и вокруг стола хлопочет… Папа тоже дома. Ванёк вертится под ногами, нацепил твой кортик и с Гитлером воюет… – Голос Тани дрогнул, в нем послышались слезы. – Сынок мой милый, мальчишенька… увижу ли я тебя?..
По щекам Тани покатились слезы, оросили руки Степана. Он безмолвно сжал худенькую ладонь жены.
Прошло несколько минут. Снова послышался приглушенный голос Тани:
– Знаешь, я начинаю терять надежду, что мы… – Таня запнулась на слове, которое не хотела произнести вслух. – Вот уже одиннадцать дней, как мы плывем, а земли все нет… Будет ли она?
– Будет, Таня! Поверь, мы увидим землю, – стараясь придать своему голосу убедительность, сказал Степан.
По его расчетам, за одиннадцать дней шлюпка прошла на северо-запад не меньше восьмисот миль, но где же остров Девы? Что, если произошла ошибка в курсе?.. Ведь шли, ориентируясь лишь по звездам и солнцу.
«Проклятый Смит! – мысленно выругался Петров. – Если бы у нас имелись точные инструменты, мы давно бы уже были в безопасности!»
Словно подслушав его мысли, Таня спросила: – Скажи мне правду: ты веришь, что мы доберемся до этого острова?
– Верю! Невзирая ни на что, верю! До конца, до последней минуты надо верить, чтобы бороться за жизнь, – твердо ответил Петров.
Почувствовав в воздухе прохладу, он достал пальто, которого Таня давно не надевала, и заботливо накинул его на плечи жены. Таня тихонько плакала, вспоминая о доме, о сыне. Машинально она полезла в карман пальто за платком и вдруг радостно воскликнула:
– Степан, смотри, что я нашла!
И она вложила в его руку связанный узлом платочек.
– Что это? Темно, я ничего не вижу…
– Это горсточка родной земли с бакинского аэродрома. Помнишь, я завязала ее в носовой платок перед отлетом?
Степан сжал в своей ладони платочек с землей и Танину руку.
– Вот и мы с тобой получили новогодний подарок с Родины, – шепнул он Тане.
Обоим стало как-то легче.
– Который час? – спросила Таня.
Петров всмотрелся в светящийся циферблат: стрелка показывала без трех минут двенадцать. Он тотчас встал и, обращаясь в темноту, громко по-английски провозгласил:
– Новый год!.. Пусть принесет он нашим странам победу, а нам – спасение!
Из мрака отозвались три слабых голоса:
– Новый год!
– Новый год!
– Новый год! Остальные молчали…
Молчало небо. Молчала тьма. Только волны океана перекатывались с тихим рокотом.
Шел тринадцатый день после катастрофы…
Солнце неистовствовало в вышине. Легкий бриз чуть волновал поверхность океана. Водная пустыня привычно и жестоко убегала в даль горизонта.
Шлюпка № 3 медленно продвигалась вперед. Куда? В никуда… Ясной ориентировки ни у кого уже не было.
В последние два дня смерть собрала богатую жатву.
Умерли мадам Ванболен, сестра Кроули, фабрикант Петерсен. Умерли двое негров и один индиец. Драйден, Таня и Мэри лежали без движения. Они не умерли, нет, но смерть уже заглянула им в глаза.
Пять человек еще сохраняли признаки жизнедеятельности. Это были Максвелл, Таволато, Мако, Петров и Потапов. Они кое-как управляли парусом. Надежда добраться до острова Девы почти исчезла из их сердец. Они одолели уже столько сотен километров, а острова все не было! Так чего же ждать? Впереди расстилался ненавистный пустынный океан. Дорога к смерти…
В сущности, не стоило бы даже тратить сил на парус, на движения. Пусть несет шлюпку по воле океанского течения… Но все же полусознательно, машинально люди продолжали делать привычное дело.
Петров находился уже у последней грани своих сил. Страшным усилием воли заставлял он себя двигаться, разговаривать. Глаза сами собой закрывались, голова склонялась на грудь, но в затуманенном мозгу все время маячило: «Что станет со шлюпкой, если мы, пятеро, окончательно свалимся?»
…Вдруг Максвелл судорожно схватил Петрова за руку и, указывая на небо, крикнул:
– Мистер Петров, смотрите!
Степан с трудом открыл глаза и посмотрел вверх.
– Птицы, – равнодушно бросил он.
За эти тринадцать дней он видел много птиц – чаек, альбатросов, – потом они исчезли, теперь снова появились… Он не мог понять волнения Максвелла.
– Да, конечно, птицы, – серьезно возразил Максвелл. – Но какие птицы?
Петров вгляделся, и дремота вдруг сразу соскочила с него. Высоко в голубом небе кружили птицы, но совсем не те, что встречались над океаном до сих пор. Эти были другие – и по размерам, и по оперению, и по полету. Степана осенила невероятная, ослепительная мысль, но, сдерживая себя, он небрежно спросил: