— Похоже, штык задел позвоночник, — мягко сказал Стайк.

— Я умираю?

Лоб Стайка избороздили морщины, подбородок задрожал. Перед глазами вдруг все поплыло.

— Умираешь, — подтвердил он и провел пальцем по щеке Рези.

— Сколько?

— Может, протянешь день, если хватит сил.

— В бездну все это, — прохрипела Рези. — Не заставляй меня.

Стайк подсунул руки под спину Рези, поднялся с ней на ноги и осторожно отнес на кушетку в углу кабинета. Взглянул ей в лицо: по щекам текут слезы, зубы крепко сжаты от боли. Он поразился, что она даже не вскрикнула.

— Я люблю тебя, Рези.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, потом в оба глаза, почувствовав на губах слезы. Потом закрыл ее лицо подушкой и придавил.

Стайк просидел так несколько минут, пока Рези не покинули последние признаки жизни. По лицу текли слезы, по губам — сопли. Он так стиснул зубы, что заболела челюсть. Крики снаружи наконец вывели его из оцепенения, и он заставил себя встать. Положил подушку под голову Рези, поправил ей волосы. Выйдя на лестничную площадку, поднял ее боз-нож и, оглянувшись в последний раз, двинулся к двери.

В неверном свете ему открылось зрелище, достойное глубин бездны. По всему городу темноту вспарывали охваченные пламенем здания. Между ними мелькали силуэты, какая-то женщина громко пыталась организовать пожарную бригаду, потом крик оборвался. Неподалеку плакал ребенок. Полная неразбериха.

Сосредоточившись на криках, Стайк зашагал к маленькому опрятному домику. В пыли стояла на коленях женщина в ночной рубашке и, баюкая тело мужа, звала на помощь. Ее звали Мия, вместе с мужем она держала скобяную лавку, догорающую в нескольких шагах. Фигуры в штатской одежде, но явно с кезанскими мушкетами в руках, не обращая внимания на ее мольбы, грабили дом и выбрасывали на улицу мебель.

Один из солдат вынес из дома захлебывающегося криком малыша, держа его за ногу. Мия вскочила и с воплем бросилась к солдату. Тот оттолкнул ее, вытянул руку с ребенком, словно готовился прирезать курицу, и потянулся за ножом на поясе.

Стайк припомнил репутацию Проста, а также репутацию его солдат и зашагал в сторону мародеров вдвое быстрее. Второй солдат — женщина — начала возражать, но солдат с ребенком лишь покачал головой.

— Приказ есть приказ.

Стайк вынырнул из тьмы так стремительно, что никто не успел среагировать. Схватил ребенка за вторую ногу, вонзил боз-нож Рези солдату под ребра. Развернулся к возражавшей кезанке и одним движением вспорол ей живот. Мия уставилась на него, разинув рот.

— Спрячься, — приказал он, отдав ей ребенка, и направился к дому.

Внутри Стайк обнаружил еще трех мародеров и оставил остывать их трупы там, где настиг. Перешел в другой дом, затем в следующий. Ярость в груди обжигала так сильно, что он почти ничего не чувствовал. Он резал механически, деловито, без угрызений совести и посторонних мыслей. Убивал каждого, кого не узнавал, и оставил за спиной десятки тел, стараясь не думать, что потратил слишком много времени, горюя по Рези.

Стайк потерял счет убитым солдатам. В какой-то момент он забрал с очередного трупа тяжелую кирасирскую саблю и превратился в смерть в ночи. Почти никто не давал отпор — все попавшиеся ему солдаты терялись, столкнувшись с сопротивлением, и до Стайка наконец дошло: с колониальным гарнизоном что-то случилось. Уланы давно бы заметили пожар и поспешили на помощь.

Неужели Блай и все остальные мертвы? Неужели эти ублюдки убили Дешнара?

Как можно быстрее он двинулся дальше, прокладывая себе дорогу вокруг городской площади к дому мэра. Отправил семью кузнеца прятаться в темноте, но не успел помешать убийству молодой сапожницы и ее мужа. Миновав дом, полностью охваченный пламенем, подкрался с черного хода к горящему дому мэра и обнаружил в саду небольшую группу.

Мэр Дорезен был дородным, рассудительным человеком. Его семейство жалось к своему горящему дому под прицелом полудюжины мушкетов. Пламя лизало одежду, Дорезен с женой старались укрыть пятерых детей от жара. По лицу мэра текли слезы, но он вызывающе смотрел на кезанцев.

Майор Прост стоял позади солдат, сцепив руки за спиной, и бесстрастно наблюдал, как пылает дом. Было видно, что избранный отлично справился с лечением: Прост периодически резко взмахивал рукой в сторону дома, словно дирижируя слышной только ему симфонией.

Стайк замер на границе света, оценивая противника: шесть солдат, два сержанта, капитан и сам Прост. Солдаты мрачно смотрели на Дорезена, стиснув зубы, — выполняли приказ, хоть он им неприятен. Стайк много раз видел такие взгляды, когда служил на фронтире.

— Вы трусливые свиньи, — плюнул Дорезен. — Там люди гибнут!

Прост сделал очередной жест в сторону огня.

— И ты присоединишься к ним, если не заткнешься.

Внутри дома что-то ухнуло, провалилась крыша, и пламя взревело так громко, что Стайк не расслышал окончание фразы. Через несколько секунд стало тише.

— Выживете только вы, — продолжил Прост, — и с этого дня всем будете рассказывать, что Фернхоллоу уничтожили пало.

— Это безумие! — вскричал Дорезен. — Никто не поверит!

— Никто и не должен верить. Нужно, чтобы они смотрели тебе в глаза, пока ты лжешь о судьбе своего города, и видели в них страх. Нужно, чтобы они знали, что происходит, когда унижают корону. — Прост сделал паузу. — Других свидетелей не будет, как и расследования. Никто не сможет опровергнуть твою версию. Газеты распространят новости, и в конце концов, независимо от того, верят или нет, люди начнут задумываться: а что, может, и правда пало сожгли Фернхоллоу? А потом, кто знает? Вдруг получится объединить кезанцев и фатрастанцев на борьбу с пало.

— Это ваш брат все придумал? — спросил Дорезен.

Прост взвился, обжигая Дорезена взглядом.

— Это моя идея!

— Нет, не ваша. Вы не настолько умны, чтобы углядеть политическую выгоду. Вы просто садист и пьяница.

Стайк обошел двор по границе света, пока не оказался за спинами Проста и его солдат. Осторожно присел на корточки, опершись на тяжелую кавалерийскую саблю, и впервые заметил рану на плече, пропитавшую кровью рубаху.

Прост приосанился и выпятил грудь.

— Хочешь сгореть, как и твои дружки? — прорычал он Дорезену. — Я начну с твоих детей, может, тогда до тебя дойдет.

Стайк прыгнул вперед, в мгновение ока преодолев расстояние до Проста. Сначала разобрался с сержантом — свирепо полоснул по горлу ножом и отшвырнул труп в сторону. Второй сержант умер еще до того, как труп первого коснулся земли. Капитан повернулся к Стайку, и на его лице успело отразиться удивление, а Стайк отбросил нож, взялся обеими руками за саблю и снес капитану верхушку черепа.

Вломив Просту эфесом сабли в лицо, Стайк шагнул к пехотинцам. Двое упали еще до того, как остальные поняли, что происходит, и благодаря внезапности Стайк быстро с ними управился. Не прошло и минуты, как он остановился, тяжело дыша. Грудь вздымалась, руки, лицо и мундир заливала кровь. Один из пехотинцев успел выстрелить — пуля вскользь задела плечо Стайка, другой сумел полоснуть штыком по ребрам.

— Бен, — выдохнул Дорезен, пока его жена уводила детей подальше от огня.

— Простите, мэр, я опоздал.

— Бен, я…

Стайк справился с собой и покачал головой.

— Не тратьте зря слова. На другом конце города этих ублюдков еще много. Похоже, Прост привел с собой большую часть эскадрона. Уходите, пока можно.

Дорезен глянул на Проста: тот начал стонать и корчиться, хватаясь за лицо. До этой ночи Стайк никогда не слышал, чтобы Дорезен хоть о ком-то отзывался дурно, но сейчас мэр наклонился и плюнул Просту в лицо, а затем вместе с семьей растворился в ночи, не проронив ни слова. Стайк опустился на колени рядом с Простом, пытавшимся прийти в себя, и не двигался, пока не послышался стук копыт. Он поднял саблю и приготовился к атаке кирасиров, однако из темноты вынырнули знакомые пики и ярко-желтые мундиры.

Блай уставился на Проста и тела.

— Стайк, ты как?

— Долго вы, — проворчал он в ответ.

— Полсотни этих сволочей пытались забаррикадировать двери и поджечь казармы. Последние двадцать минут мы резали ублюдков. Потом заметили огонь и прискакали во весь опор.

Прост ухитрился перекатиться на четвереньки и теперь пытался встать. Стайк схватил его за шиворот и поднял одной рукой.

— Вот так вы, твари, научились сражаться на фронтире? Поджигать дома и надеяться, что огонь сделает всю работу за вас?

— Да что ты знаешь о сражениях? — прохрипел Прост, суча ногами в воздухе.

Стайк развернул его лицом к себе. Прост ударил кулаком. Стайк перехватил удар и сломал запястье, а затем тряс Проста, пока тот не перестал вопить.

— Знаешь, а ты высокомерный сукин сын! Сколько человек ты с собой привел?

Прост упрямо молчал, и Стайк отвесил ему оплеуху.

— Сколько?

— Сто шестьдесят! — завизжал Прост.

Стайк посмотрел на Блая.

— По дороге сюда я убил человек тридцать-сорок.

— Кресимир, — охнул Блай.

— Остальные все еще жгут Фернхоллоу. Идите и прикончите их. Как бешеных собак. Вперед!

Блай рявкнул приказ, и уланы, рассредоточившись, галопом помчались через городскую площадь. Через несколько мгновений прогремел выстрел карабина. И еще один. Выстрелы слышались то тут, то там. К ним добавились звуки коротких схваток, когда до остальных кезанцев дошло, что у них появилась компания.

Стайк лениво подтащил Проста к огню, насколько позволял жар, а затем ткнул лицом прямо в пламя. Прост вопил и бился, пытаясь вырваться, пока Стайк не отступил на несколько шагов назад и не развернул его к себе.

— Нравится тебе, мудак трусливый? — поинтересовался Стайк.

Он швырнул Проста наземь и пнул в живот с такой силой, что того подбросило вверх. Затем схватил его за волосы, оторвав от земли.

Слезы текли по лицу Проста, мешаясь с кровью и теряясь в некогда ухоженной, а теперь опаленной бородке. Он баюкал сломанную руку.