ГЛАВА 27

Медуза потерла ладонью увеличившийся живот и вздохнула. Она не могла спать. Ребенок постоянно двигался, и порой она боялась, что он был не один в ней. Сколько дети двигались?

Нога ударила ее по ребру. Она не могла так спать, а ожидание делало дискомфорт только сильнее. Ей нужно было двигаться.

Тяжко вздохнув, она выползла из пещеры в туннели. Медуза не знала, что делать ночью, но она хотя бы двигалась. Это помогало.

Она могла не выглядеть беременной со стороны. Ее смертный живот был лишь немного выпячен, вед ребенок был в основном в змеиной части ее тела. Он или она помещался, ведь кости не мешались там.

Медуза боялась того, как они будут доставать из нее ребенка, но они разберутся с этим, когда придет время. А ребенок еще не скоро будет готов выйти в мир.

Нежно гладя живот, она двигалась по туннелям к выступу с видом на главную пещеру. Порой она смотрела на каменных воинов, застывших в страхе. Она не гордилась, но ощущала себя не одинокой в их обществе.

Они глядели на нее с ужасом, но хотя бы выглядели как люди, а не змеи.

Или крысы, с которыми она порой говорила.

— Вот так, — прошептала она, потирая ладонью живот. — Так удобнее?

Ребенок перестал двигаться. Медузе было удобно только стоять или сидеть прямо. Спать было сложно, но она могла отдыхать, закрыв глаза.

Камешки загремели по полу, и звук шагов зазвенел в пещере. Кто пытался войти в ее дом? Почему глупые герои думали, что могли одолеть ее, когда сотня тел уже стояла перед ней?

Вздохнув, она открыла глаза и посмотрела на главную пещеру. Она надеялась, что он поймет, что тут ничего выгодного нет, и уйдет.

Но в ее пещеру вошел не человек. Это был призрак.

Она знала эти широкие плечи, нависающий лоб и волосы, которые он обрезал сам — слишком коротко у висков и слишком длинно на лбу. Она знала лучше всего ладони, которые касались камней.

Алексиос был без факела. Без оружия. Он вошел в ее пещеру, словно знал, что она была тут, и искал ее.

Медуза знала, что это было не так. Их разделяло много лет, и если он был тут, то он охотился на жутких Горгон, о которых все говорили.

Это не остановило быстрое биение ее сердца.

Она отпрянула в тени со слезами на глазах.

— Зачем ты пришел в мой дом, воин?

Он застыл посреди пещеры. Его ладонь опустилась на солдата, умершего со щитом, который он не успел поднять до глаз. Другую ладонь он держал перед собой, словно мог коснуться ее.

— Я не воин, — отозвался он. — Просто кузнец.

Она помнила. Но как ей сказать ему, что это была она? Что Медуза, которой он признавался в любви, стала монстром-змеей?

Сердце болело. Змеи прижались на ее голове так сильно, что вызывали боль. Даже они не хотели, чтобы он видел ее такой.

— Тебе не стоило сюда приходить, — прошептала она. — Это опасное место для таких, как ты.

— Я слышал, — он сделал шаг вперед, вслепую двигался по пещере. — Но меня послали на задание боги с мужчиной, которому я не доверяю. Он хочет тебя убить, и мне сказали отыскать тебя первым.

— Почему?

Боги хотели наказать ее еще сильнее, чем уже сделали?

Афина дала ей этот облик, чтобы уберечь, и теперь на нее охотились. Когда она получит покой и безопасность? Почему это всегда было ее судьбой?

Алексиос сделал еще шаг вперед, ударился коленом об мужчину, стоящего на коленях. Он упал рядом с мужчиной, и это все оказалось слишком настоящим. Это было невыносимо, ведь он выглядел так, словно видел ее, и ее сердце становилось камнем в груди.

Он прижал ладони к сердцу.

— Я ощущаю, что ты женщина, Горгона. Ты — не монстр, каким они тебя зовут, и мы не должны охотиться на тебя. Я с ним, потому что ищу любимую.

— Любимую? — повторила она. Он разобьет ее, если продолжит, но ей нужно было услышать слова.

— Да. Она служит Афине, и я поклялся служить одному из героев Афины. Если я помогу ему, то получу шанс завоевать ее расположение, — он оставался на земле. — Прости, что это происходит ценой твоей жизни, Горгона.

Она облизнула губы и решила вонзить кинжал в свое сердце.

— О, Алексиос. Ты можешь все еще звать меня Медузой.

Он застыл, и это сказало ей все, что ей нужно было знать. Он узнал ее голос, как только она назвала его имя, но он не хотел верить, что это была она. Он не хотел, чтобы женщина, которую он любил, все еще любил, оказалась монстром, которого его послали убить.

Его голос стал хриплым рычанием:

— Монстр, я не знаю, откуда ты узнал это имя. Но не тебе его говорить.

— Мне, ведь это мое имя, — она должна была ожидать, что он не поверит ей.

Медуза подвинулась, прижимая ладонь к животу, где снова пинался ребенок. Она сняла другой рукой браслет, который он сделал для нее годы назад. Она не снимала его, даже когда была жрицей. Она скрывала металл, который был теплым от лет, проведенных на ее коже.

Она бросила его в воздух, и браслет упал со стуком у его ног.

— Я понимаю, что ты не хочешь мне верить, Алексиос. Я тоже не хотела верить, когда это произошло, — ее голос стал сдавленным, и она сглотнула печать и страх. — Я все еще не верю.

Он глядел на браслет, который сделал, склонился и поднял его. Его ладони дрожали, сжимая металл. Жуткий звук сорвался с его губ, его сердце было разбито.

— Медуза? — прошептал он. — Неужели это ты?

Она прижалась спиной к камням, надеясь, что он не видел, где она пряталась.

— Да, Алексиос. Мне жаль, что ты узнал об этом так.

— Я не… — он покачал головой. — Я не мог знать, что ты была тут.

— Я и не ожидала этого, — ответила она с тихим смешком. — Как хоть кто-то мог подумать, что я стала такой?

Его ладони все еще дрожали. Алексиос рухнул на зад и смотрел в сторону ее голоса.

— Что случилось? Слухи — это правда? Ты на самом деле…

Он не смог закончить слова о ее внешности, и она не заставляла его. Медуза не хотела показываться ему такой. Даже сзади, чтобы ее взгляд не превратил его в камень.

Она хотела, чтобы он помнил ее красивой девушкой, которую полюбил. А не монстром, созданным богиней.

Она могла рассказать ему историю? Он заслужил знать правду. Он все еще любил ее. Она не должна была скрывать это от мужчины, который так влиял на ее жизнь.

Воспоминания о нем спасли ее в худшие моменты жизни.

Глубоко вдохнув, Медуза стала рассказывать историю во тьме. Ребенок в ее животе замер, слушал слова. Змеи на ее голове застыли, будто были просто волосами. Она изливала слова из души и снова ощущала себя смертной. Человеком, а не жуткой женщиной-змеей, живущей в пещере.

Она снова была Медузой. Той Медузой, которая родилась в деревушке и любила этого мужчину всем сердцем.

Когда она закончила, она сделала паузу и облизнула губы.

— Мне так жаль, — она покачала головой в отрицании. — Я не должна была рассказывать тебе это, Алексиос. Тебе это не нужно.

— Нужно, — слово вырвалось из его рта, почти жестокое от его эмоций. — Я переживаю больше, чем ты знаешь. И если бы я мог пронзить сердце того мерзавца мечом, я бы сделал это тысячу раз.

Она хотела бы, чтобы он так мог, но это им не помогло бы. Они оба понимали это.

Они были творениями богов. Если Посейдон хотел взять то, что считал доступным, он изнасиловал бы ее тысячу раз, потому что для него это не было важно. Как и все остальное. Не важно, что она была с ребенком, и он разрушил ее жизнь. Не важно, что он погубил ее и юношу, который когда-то поклонялся ему.

Она выдохнула.

— Ты сказал, что вы тут, чтобы убить меня. Что героя послали уничтожить все, что у меня есть.

Он всхлипнул, слезы полились по его лицу.

— Я не дам ему сделать это с тобой, Медуза. Ты это знаешь.

— Ты сказал, что это сделает его героем, — она ненавидела героев, но конец был подходящим. Она потерла живот рукой и посмотрела на потолок пещеры.

Так закончится ее путь? Она должна была позволить герою убить ее, потому что это поможет ее любимому? Она сделала так много, убила многих, и Медуза была не против так умереть.

— Нет, — повторил Алексиос. — Я не дам ему убить тебя.

— Кто этот герой? — она хотела знать, кто ее убьет. Если боги послали его, она не могла помешать судьбе.

Алексиос покачал головой, словно отрицал такой путь.

— Сын Зевса. Полубог, юноша, выращенный рыбаком. Он надеется прославить своё имя в истории.

Ее змеи поднялись и зашипели. Они знали этого юношу. Они шептали о его ненависти ко всем, кроме него, и как жажда славы поглотила его.

Она не могла сбежать от него.

Медуза думала, что угроза ее смерти пугала ее. Но она устала. И она снова увидела Алексиоса.

Он уйдет. Она не могла ожидать, что он останется с ней в пещере. И Медуза не могла вернуться в мир людей, когда ее взгляд превращал людей в камень. Не важно, оставит ли ерой ее в живых, она должна будет остаться тут с сестрами.

Мужчины все еще охотились на нее. Они хотели убить ее, потому что она была монстром из мифа, и они хотели забрать ее часть, чтобы звать себя героями.

Ее жизнь будет полной мужчин, которые хотели забирать.

Она ужасно устала от этого.

Потирая живот, она выпустила слова в воздух:

— Алексиос, ты можешь сделать для меня только одно.

— Скажи, — ответил он. — Скажи, и я всю жизнь посвящу снятию этого проклятия, которое изменило тебя, Медуза. Я исправлю это, даже если придется каждый день всю оставшуюся жизнь ходить на гору Олимп.

— Это не исправить, Алексиос. Но ты можешь остановить героя. Дай мне пару недель. Просто… — она не могла сказать ему, что была беременна. Она не упомянула это в истории, и это не казалось правильным.

Медуза думала, что родит ребенка от него. И у ребенка будут глаза Алексиоса и его широкая челюсть. Он будет бегать на ножках размером со стволы деревьев, крупный, как его отец, уже готовый размахивать молотком без страха.

Но ее судьба была не такой.

Она покачала головой и кашлянула.

— Прошу, дай мне немного времени. Хотя бы несколько дней.

— Я не дам ему убить тебя, — прорычал он.

— Вряд ли ты решаешь тут, — она поползла к туннелю и оглянулась на мужчину, которого отчаянно любила. В последний раз. — История героя важнее, чем наши истории, мое сердце. Но я благодарна, что смогла увидеть тебя напоследок.