Он довольно улыбнулся.

Катя просияла, подумав: «Отлично, вот значит как с тобой надо. Буду и дальше строить из себя покладистую недалекую дурочку. Уж не знаю, надолго ли меня хватит, но пока такая слабость, продержусь, раз выбор не велик».

- Лекс, я все спросить хотела, мне в больнице невролог сказал, что ты мой единственный родственник. Но ведь, - картинно запнулась, потупившись в пол, - у меня родители еще есть. Они переживают, наверное, тоже. Им сказали, что я очнулась вообще? Очень с мамой хочется увидеться или поговорить хоть.

Черты лица Алексея заострились, он встал, отвернулся и подошел к окну. Со спины реакцию было не понять, и Катя молча ждала.

- Катюш, вот не хотел сегодня этого разговора, так в итоге и получается, что все и сразу на тебя вываливаю. Мы женились на Барбадосе, не в Москве, папа твой очень недоволен был, ворчал, мол «придумали моду», «деньги некуда девать - через полмира ехать». Наверное, прав был, один перелет 18 часов, но ты очень хотела именно туда, горела этой идеей. Тебе я не мог отказать, конечно.

Он замолчал, обдумывая что-то.

- И? – ее голос затрепетал, - ну, продолжай..

Он кивнул, разворачиваясь, будто собираясь с силами, уставился на нее. В глазах Катя не увидела ни капли тепла, снова отрешенный холод.

- Вы повздорили сразу после церемонии, Павел Сергеевич взвился, кричал что-то про работу, что им отпуск дали всего на неделю, а он не мальчик, скакать с самолета на самолет, а потом сразу выходить в график. В общем, они с мамой твоей не остались на банкет, вернулись в отель, а утром мы из новостей узнали, что самолет рухнул над Атлантикой. А родители билеты поменяли и как раз на нем..

У Кати задрожали руки, она открыла рот, пытаясь спросить, но не смогла выдавить ни слова, согнулась пополам, слезы рекой хлынули по щекам, ее лихорадочно трясло.

- Кать, Кать, - подскочил он к ней, заключая в объятья, - мы уже это пережили, ничего не изменить, так бывает, тише – тише, - гладил по волосы, чмокал куда-то в макушку и продолжал нашептывать нежно, - их не вернуть, даже тел не осталось.

- Покажи, покажи документы, - взревела девушка.

- Тшшш, завтра, все завтра, успокаивайся, - потянулся к прикроватной тумбочке, доставая что-то из ящика, и сунул ей в рот, - под язык, рассасывай, давай-давай, это успокоительное. Нельзя тебе сейчас таких истерик. Ну, давай, под язык, - чуть грубо сдавил ее щеки, как ребенку, которому пытаются открыть рот.

Катя послушно приняла лекарство, ощущая, как все тело быстро теряет чувствительность, словно под кожей она цепенеет, и больше нет мыслей, нет вокруг ничего, пелена. Он подтолкнул ее к кровати, откидывая покрывало.

- Так, давай, аккуратненько, ложись, - она как кукла повалилась на простыни, слезы продолжали прочерчивать горячие дорожки. Леша укрыл ее, подбив одеяло, - вот так, молодец, я рядом полежу, как уснешь, пойду к себе.

Кате было так больно, сердце раскололось на тысячу осколков, она все всхлипывала, не понимая, как такое возможно. Почему все это происходит именно с ней? За что она так прогневала бога? Новость не укладывалась в голове, как смириться и пережить такую потерю, она не знала. Не могла осознать, злилась, не верила, снова злилась и снова не верила, а он прилег рядом, обнимая ее со спины, но уютно не было. Было все так же больно, невыносимо больно, она даже не осязала его прикосновений. В тот момент, его не существовало рядом, не существовало никого, только Катя, одна, она и ее горе. Так она провалилась в сон.

Глава 13

Кате редко снились сны, почти никогда, а уж цветные и подавно. Она смотрела в окно, перед которым мелькал залитый солнцем пейзаж: поля ярких подсолнухов в самом цвету перемежались редкими пролесками и тянулись, куда хватало взгляда, за самый горизонт. Руки на руле. Невероятная скорость, но ей не страшно. Дорога прямая, свободна. Она улыбается - чувствует улыбку на своем лице. Эйфория.

- Переключай! – прозвучала команда справа. Голос веселый, мягкий, ласкает слух.

Правая рука на рычаг переключения передач, она дергает, авто виляет, выплевывая передачу.

- Тише ты, сумасшедшая, не перескакивай, плавно, - она снова дергает, снова рывок, - да не та же скорость-то, на третью, не на четвертую, - со смешком выдает кто-то справа.

Руку на рычаге накрывает смуглая ладонь, чуть сдавив, переводит в нужное положение, вскользь поглаживая ее пальчики. Горячая.

«Разве во сне ощущается тепло? Вообще что-то ощущается?»

Катя точно чувствовала, ощущала.

«Как странно…»

Нежное касание, широкая ладонь перемещается на коленку. Катя следит за ней. Рука съезжает выше, медленно скользя, уходит миллиметр за миллиметром по внутренней стороне бедра. На его запястье плетеный браслет с металлическим кулончиком-сердечком, от него щекотно. На Катином запястье такой же.

- Эй, я же за рулем! – хлопает его по пальцам, фаланги уже нырнули под подол.

- Вот за дорогой и следи! – от его голоса мурашки. Щеки вспыхнули, - Сбрасывай до шестидесяти и направо по грунтовке, - командует ласково, игриво.

Сбрасывает, стрелка на 60, поворот. Сразу за лесопосадкой вдалеке искрится озеро. Блики воды, солнечные зайчики перескакивают по листьям. Сердце заходится от восторга. Наглые пальцы, не уступив ни пяди, продолжают свой путь.

- Я так врежусь! – весело взвизгнула Катя.

Парень игриво посмеивается:

- Неееет, - дыхание опаляет правое плечо, - я же рядом… - мурчит справа у самого уха, снова волна будоражащих мурашек устремилась в низ живота, - а хочу …

Он замолкает на полуслове, не договорив, а Катя хочет, очень хочет услышать, что он скажет дальше.

Горячая ладонь давно преодолела границу юбки клеш, шершавыми пальцами проходясь по кромке трусиков, поглаживая, почти настойчиво, но явно ожидая приглашения. Она закусила губу, в висках пульсирует возбуждение.

- Хочешь чего? – прерывисто шепчет, вцепившись в руль.

Грудь вздымается так быстро, она кидает взгляд на зеркало заднего вида. В отражении пылают изумрудные глаза в обрамлении невероятно длинных пушистых ресниц. Толстая горбинка переносицы. Широкая черная бровь с пирсингом изгибается лукаво.

Катя старается смотреть на дорогу, нехотя отводя взгляд от зеркала, озеро уже совсем рядом. Кочка, авто подскакивает, шурша днищем о грунтовку.

- Хочу… чтоб ты тормозила, - слышится с придыханием, - и быть не рядом, а внутри…

Он больше не смеется, он тоже возбужден. Снова жар на щеках, кровь гулко закипает, кожа настолько чувствительна, что мягкая ткань лифа, кажется, царапает напряженные соски. Влажный кончик языка скользит по ушной раковине, губы смыкаются на мочке.

Катя бьет по тормозам, капотом ныряя под водопад ивовых листьев.

- Полегче, сумасшедшая! – шепчет, прикусывая слегка кожу у самой скулы. А Катя восторженно зажмуривается, ощущая вереницу невесомых поцелуев: шея, снова шея, ключица, чуть правее, яремная впадинка.

Сердце заходится.

Она запускает пальцы в жесткие короткие волосы. На затылке выбриты. Колется.

Мощный торс, холмы тренированных обжигающих мышц, крепкие накачанные руки. Левой рукой сжимает бедро, переваливаясь через нее, правой рывком дергает за рычаг и дверь с Катиной стороны распахивается. Она обхватывает его шею, нетерпеливо впечатываясь в губы своими, врываясь в его рот.

Он жадно прижимает ее к себе, и они кубарем выкатываются на траву.

Оба не могут оторваться. Его руки будто повсюду, сжимают ягодицы, гладят, платье задирается, оголяя, в груди колотит. Секунда и она на спине, он тяжелый, но ей хотелось бы быть еще ближе, теснее. Все происходит так стремительно. Он отрывается от ее губ и порывисто хватает зубами за бретельку на плече, дергая вниз по предплечью, отчего грудь выскакивает из тугой чашечки. Горошина напряженного соска в плену его языка. Она выгибается навстречу. Коленом он вклинивается, чуть разводя ее ноги. Цепкие пальцы сдвигают насквозь влажную преграду, торопливо оглаживают лепестки, скользят. Она судорожно, крепко, до боли в костяшках, цепляется за край его штанов, неловко стараясь быстрее стянуть их ниже.

Он готов, она чувствует. Его пальцы внутри, трутся друг о друга, переплетаясь, чуть растягивая, и она стонет, жадно хватая ртом воздух. Ей мало пальцев, ей мало Его.

- Ещё! – шепчет прерывисто, подаваясь вперед, разводя бедра шире.

- Сумасшедшая, - рычит он в ответ, выдергивая пальцы, размазывая влагу по коже.

Платье собралось на талии. Миг и они сливаются. Он такой большой, все глубже, врывается резко, до боли, отдающей сладкой жаркой истомой. Бешенный, яростный ритм. К черту нежную жеманность. Естество дрожит, требуя новых толчков. Он пульсирует, не дает соскочить. Насаживает ее все яростнее, стремительнее, сжимая в кольце каменных горячих рук талию, и ее накрывает нестерпимо обжигающей волной, когда он взрывается внутри, будто прорастая внутрь, вцепившись, прижимая ее к себе, утыкаясь носом в волосы, у самого уха шепчет:

- Моя сумасшедшая.

Глава 14

Катя резко открывает глаза, снова закрывает, пытаясь проморгаться. Светло. Она в той же комнате, поросяче-розовое одеяло, одна. Смыкает веки, надеясь открыть и снова оказаться под пологом плакучей ивы, распахивает – нет, она все еще здесь.

«Сон?! Это был сон?»

Она все еще возбуждена, но чувствует себя разбитой. В голове сумбур, она прислушивается. В комнате тихо, дверь в спальню плотно затворена, мерно барабанит по окнам дождь. Она все еще барахтается в обрывках сна, когда ее накрывает реальностью, воспоминаниями вчерашнего вечера. Сон путается с явью, увлекает, отвергая реальность, не дает сфокусироваться.

Сердце колет, глаза наполняются слезами. Она цепенеет, голову разрывает боль.

Стирает слезу тыльной стороной ладони, губы подрагивают. Кажется, накатывает истерика. Катя пытается продышаться.