19

ОНИ ПРОВЕЛИ В карцере два дня. Монахини хорошо их кормили, Сестра Сова спускалась вниз и учила их. Уроки избавляли от скуки. Куина принялась переписывать буквы на грифельной доске. Ей понравилась идея и практика письма, и Сестра Сова похвалила быстроту, с которой она училась, сказав, что легче всего приобрести такие навыки в раннем возрасте. Пока Куина чертила свои символы, Сова и Яз говорили о звездах.

— Сестра Луна рассказала мне о том, что обнаружила в подземельях.

— Она следила за Куиной, — сказала Яз, не сумев скрыть обвинение в своем голосе. — Тайно следила.

— Она — Сестра Благоразумия. Это в ее характере — подглядывать. Мы не можем знать, какие тайны представляют опасность для Церкви, пока не узнаем, в чем они заключаются.

Яз недовольно хмыкнула.

— Звезды у входа в пещеры намного больше, чем та, которую я нашла у тебя, когда ты была заморожена. Я убрала ее из опасения, что она может быть источником твоей болезни. — Старуха нахмурилась, и ее лицо, и без того покрытое множеством морщин, еще больше сморщилось. — Должна сказать, что эти звезды оказали на меня… тревожное воздействие. Я почувствовала себя не готовой взять их в руки. И не взяла. Но я понимаю, что корабль-сердце значительно больше. — Она подняла руки, изобразив воображаемую сферу размером с голову ребенка, затем вздрогнула. — Если недомогание, исходящее от звезд, увеличивается с размером звезды… тогда я не могу понять, как кто-то может даже находиться рядом с корабль-сердцем.

Яз поджала губы.

— Это будет нелегко. — По правде говоря, она была далеко не уверена, что сможет это сделать. — Но у никого из нас не будет возможности узнать ответ, пока мы его не найдем. — Она поколебалась, а потом решила поделиться секретом. В конце концов, если Эулар добьется своего и Церковь ее убьет, задача ляжет на Сестру Сову, Мали или кого-то другого, кого еще можно найти. Победа над Сеусом была битвой каждого, но в бо́льшей степени это была битва зеленоземельцев. Это был их зеленый Коридор, который Сеус закроет, когда получит контроль над ковчегом, а вместе с ним и над самой Луной. Она не знала, как быстро лед затопит эти земли без лунного тепла. Сестра Сова, конечно, не доживет до того, чтобы увидеть, как рухнет последнее дерево. Но, возможно, Мали так и сделала бы, если бы дожила до такого же возраста, как ее учительница. — Я сделала маленькую звезду из сотен крошечных звездочек. Я сломала и переделала звезду размером с те, которые спрятаны в устье туннеля. Эти звезды были глазами монстра, которого создал Эулар. Наблюдателя. Те, что у меня остались, я специально сохранила, потому что они кажутся очень похожими друг на друга, словно когда-то они были частями одной и той же большой звезды. Я могла бы сделать из них корабль-сердце…

Сестра Сова долго молча смотрела на Яз темным, оценивающим взглядом.

— Замечательно, дитя. Замечательно. Я никогда не слышала о таком. Что еще более важно, я не читала о таком, хотя эти старые глаза провели больше лет, следуя за линией пера по странице, чем прожило большинство моих сестер. У тебя, должно быть, действительно редкий талант. — Она снова нахмурилась, словно эта редкость скорее беспокоила ее, а не успокаивала.

Остальное время они обсуждали Путь и звезды. Яз делилась своим личным опытом, в то время как Сестра Сова делилась мудростью и наблюдениями тысяч ученых за многие столетия. Впервые Яз начала понимать, что́ предлагает письменность. Она может сделать слова и мысли бессмертными. Может столкнуть идеи друг с другом, и некоторые из них выйдут победителями из схватки, тогда как другие останутся на пыльных полках в ожидании момента, когда они снова смогут завоевать благосклонность читателя — или другого момента, когда проблема, ключом к которой они были, снова выйдет на первый план и вытащит их из безвестности. Зеленоземельцы — по крайней мере в пределах империи, в которую она попала, — поклонялись своим предкам, и Яз спросила себя, не может ли это быть потому, что письменное слово давало этим давно умершим предкам такой сильный голос и иллюзию присутствия среди живых. Конечно, у Икта были свои истории, но они могли меняться от рассказа к рассказу, от поколения к поколению. И их было намного меньше книг, которые она видела в монастырской библиотеке, а ведь каждый манускрипт мог содержать много историй. Возможно, у Икта были свои боги именно потому, что голоса их предков оставались погребенными под годами, в то время как зеленоземельцам достаточно было протянуть руку, чтобы услышать голос отца какого-нибудь давно умершего отца, все еще сильный, чистый и прекрасно сохранившийся среди следов, оставленных царапинами из чернильного пера.

Не многое из того, что сказала Сестра Сова, имело смысл для Яз, даже когда она позволяла этому повертеться у нее в голове после того, как монахиня уходила. Но кое-что из этого имело. Некоторые фрагменты мудрости и знаний, которые Сова разбросала перед Яз, оказались ключами к ментальным замкам, каждый из которых запирал сокровищницу новых идей и возможностей. Однако для того, чтобы превратить возможности во что-то полезное, потребуется время.

Но пока время держало в плену трех ее друзей и полностью ускользало от нее.

— ВРЕМЯ. — СЕСТРА ЛУНА поспешно подошла к решетке, оторвав Яз от ее мыслей. — Они идут.

Мгновение спустя Яз услышала отдаленный стук ботинок по камню.

— Они собираются нас убить? — Куина вцепилась в прутья решетки. Первосвященница прибыла рано утром предыдущего дня, и заинтересованные стороны, по-видимому, спорили до поздней ночи.

— Не знаю. Но они это точно сделают, если вы не подчинитесь судебному правосудию. Все мы здесь должны повиноваться ему, как если бы говорил сам Предок. — Женщина выглядела печальной, но строгой. — Мы присягнули Предку и Церкви Предка. Это основа нашей веры. Точно так же, как Скала Веры является фундаментом нашего монастыря.

Яз не стала указывать на то, что в Скале Веры так много дыр, что не так давно она заблудилась среди них и боялась, что никогда не найдет выхода.

— Мы готовы, — соврала она. Любые слова ложного утешения, которые она могла бы сказать Куине, остались невысказанными, когда появился приближающийся эскорт с высоко поднятыми фонарями. Они заполнили узкий туннель: лысый инквизитор, трое его наблюдателей, а за ними несколько церковь-стражей. Госпожа Меч шла рядом с инквизитором впереди группы, одетая в темно-красную рясу, с мечом на бедре. Послушать Куину, так эта женщина могла бы победить их всех, даже если бы они напали на нее вместе. Она произвела на Куину сильное впечатление за те недели, что Яз была пойман в ловушку время-звездой.

ДО ЗАЛА ПЕРСУСА было одновременно слишком близко и слишком далеко. Непослушные ноги Яз ели расстояние кусок за куском. Наблюдатели инквизитора принесли с собой железные оковы, идентичные тем, которые использовались при первой попытке утопить лед-людей. Сестра Луна, то ли из сочувствия, то ли из опасения, что Яз может обрушить на них потолок, отказалась разрешить их использование.

— Ярмо предназначено для тех, кто обвиняется в тяжких преступлениях. Яз и Куина уже были обвинены, приговорены и казнены. Первосвященница здесь просто для того, чтобы расследовать заявление архонта Эулара о том, что их выживание не было чудом.

— Их все еще обвиняют в первоначальном нападении! — ощетинился Инквизитор.

— Они были признаны виновными в этом нападении и брошены в Стеклянную Воду, — возразила Луна. — Ни один закон Церкви не требует, чтобы казненные преступники оставались в ярме после приведения приговора в исполнение.

Инквизитор указал на Яз и Куину:

— Они явно не были казнены!

— Это, — возразила Луна, — решать первосвященнице. Вы осмеливаетесь судить о деле раньше нее, Инквизитор Мелком?

Сестра Луна добилась своего. Яз была рада. Она не была уверена, что бы сделала, если бы они снова попытались надеть ярмо на ее шею и запястья.

ЯЗ УЖЕ ДВАЖДЫ в ходила в большой зал суда. Первый раз был запутанным и пугающим: Эулар командовал, и весь монастырь собрался, чтобы посмотреть, как эти незнакомцы получают то, что заслужили. Во второй раз зал был гулко пуст, и она собрала звездную пыль, которую разбросал Эулар. На этот раз, третий, аудитория была поменьше, только взрослые. В левой части зала стояла горстка монахинь, в том числе сестры Солнце и Луна, а также госпожи Пути, Клинка, Тени и Духа. Эту последнюю, по словам Куины, звали Сестра Булава, когда не использовали ее титул преподавательницы. Справа Инквизитор Мелком присоединился к Матери Крей, которая стояла с другими наблюдателями и небольшим отрядом церковь-стражей. Кроме того с ними были три человека в длинных одеждах, мужчина в зеленом, женщина в фиолетовом и еще одна в синем, все поразительных оттенков, которые напомнили Язь о цветных стеклах в окне Сестры Сова в Башне Пути.

— Академики, — прошипела Куина. — Маги из города.

Настоятельница Коготь сидела на одном из четырех кресел поменьше, в нескольких шагах от кресла первосвященницы, которое во время первого суда занимал Эулар. Мать Джеккис сидела в другом, противоположном от настоятельницы конце. Первосвященница выглядела крошечной на огромном резном троне, спинка которого возвышалась высоко над ней и заканчивалась закрученными башенками. Дерево было почти черным, и ее одежда была такой же темной, из-за чего казалось, что ее лицо и руки плывут без тела, которое бы их поддерживало. Худая, похожая на птицу женщина с ярко-голубыми глазами, старая, но отнюдь не такая древняя, как Сестра Сова.

Яз наблюдала за первосвященницей, пока Настоятельница Коготь представляла всех важных гостей и приглашала мать Джеккис изложить жалобу архонта Эулара. Мать Джеккис встала, чтобы обратиться к суду, хотя ее слова предназначались женщине, сидевшей позади нее. Насколько Яз поняла, в отсутствие четырех архонтов Церкви здесь имело значение только мнение Первосвященницы Керры.