– Да, – Одри подобрала прутик и принялась чертить на песке. – Миссисипи так прекрасна, Ли. Река отличается от океана. Она течет нето­ропливо, без всяких волн. Река способствует тому, что дела у моего отца идут успешно. Грузовые суда подплывают прямо к нашим владениям и забирают тюки с хлопком. Отцу нет необходимо­сти перевозить хлопок повозками, чтобы доста­вить в порт. Бреннен-Мэнор производит ежегодно тонны и тонны хлопка.

– Похоже, что очень приятно жить на берегу большой реки.

«Сколько рабов нужно, чтобы собрать эти тон­ны хлопка?»– хотелось спросить ему. Но совер­шенно невозможно затевать спор о рабстве сего­дня. Они только начинают тянуться друг к другу. Кажется, Одри догадалась, о чем он подумал. И торопливо переменила тему разговора, бросая чайкам кусочки хлеба.

– Почему вы не захотели работать на се­мейных предприятиях? – спросила она. – Если это для вас болезненный вопрос, можете не отвечать.

Ли налил в стакан лимонада.

– Нет. Мне все равно. Дело в том, что у меня нет ответа. Братья, действительно, хотели быть предпринимателями. Но я ненавижу запах и грязь на фабриках. Думаю, больше всего не люб­лю вид бедных рабочих, сидящих или стоящих в одном положении по двенадцать-четырнадцать часов в день. Они бесконечно выполняют одну и ту же операцию, мерзнут зимой и проливают пот летом, вдыхая грязный воздух. И все это – за рабскую зарплату, – он запнулся, смущенно взглянув на нее. – Извините, я хотел сказать, что люди на фабриках получают недостаточно за очень тяжелый труд. Наверное, я просто не могу спокойно относиться к власти богатых над бедны­ми. Одни эксплуатируют других, зарабатывая деньги. И совсем не важно, рабов или наемных рабочих.

«Черт возьми, – подумал он, – вот мы и опять вернулись к неприятной теме».

– Ага! – Одри оперлась на локоть. – Значит, вы признаете, что люди, работающие на фабриках вашего отца, едва ли живут лучше рабов.

Ей тоже не хотелось возобновлять разговор на скользкую тему. Но не могла же она упустить возможность доказать Ли Джеффризу, что рабство не так уж ужасно. Возможно, их рабы живут не хуже, чем рабочие на грязных фабриках.

Ли огорченно улыбнулся.

– Возможно! – он выпил немного лимонада и наклонился ближе. – Но между ними все-таки огромная разница. Рабочих нельзя купить и про­дать, словно недвижимое имущество. Их не бьют и не принуждают жить в нищете. Не вырывают детей из материнских рук. Не выращивают для себя слуг путем скрещивания пар, подобно поро­дистому скоту.

Одри нахмурилась и выпрямилась, смутив­шись от последнего замечания. Неужели они опять начнут спорить? Почему она не удержа­лась, не промолчала?

– Некоторые рабовладельцы, действительно, поступают так со своими рабами. Но мы так не делаем. Правда, мой дедушка был в роду первым плантатором. Когда негров привезли из Африки, он выкупил их из плена. Мой отец тоже покупал и продавал рабов. Но большинство из них живут у нас семьями. Негры, живущие иработающие у нас, переженились. У них есть дети, такие, как Лина и Тусси.

«Тусси!»– подумал Ли. Ему было интересно подробнее расспросить о служанке. Но он поосте­регся, чтобы не оскорбить Одри, высказав пред­положение относительно происхождения рабыни-мулатки. Кроме того, Одри была, несомненно, уверена, что знает отца Тусси.

Одри снова оперлась на локоть. Молодые люди полулежали на одеяле.

– Мы, возможно, никогда не сможем прийти к единому мнению, Ли, – сказала Одри извиняю­щимся тоном. – Поэтому не лучше ли поговорить о вашем отце и братьях. Какие они?

Ли натянуто засмеялся. Они слишком мало знакомы, чтобы он мог вдаваться в подробности истории семьи Джеффризов, попытаться доступно объяснить их разногласия.

– Вы хотите сказать, что моя любящая поговорить мама еще не успела обо всем доло­жить?

На этот раз засмеялась Одри. Ли с наслаж­дением слушал девичий смех – веселый, жи­вой, соответствующий ее красивой внешности, очаровательной манере говорить, ангельскому голосу.

– Да, думаю, что не осталось почти ничего, что вы могли бы добавить. Давайте проверим. Вы похожи друг на друга. Но вы единственный, кто унаследовал голубые материнские глаза. Все вы, как и отец, высокого роста, все с характером.

Поэтому часто спорите друг с другом. Но вы единственный, кто закончил университет в Вест-Пойнте. Все трое закончили Йельский универси­тет. Карл руководит обувной фабрикой, ему три­дцать четыре года, у него есть жена и трое детей. Дэвид на два года младше, также женат. У него детей нет. Руководит брезентовой фабрикой. Вме­сте они занимаются делами чугунолитейного за­вода. Ваш отец следит за всеми фабриками и слишком много работает.

Ли подмигнул ей.

– Вот видите. Мне совершенно нечего доба­вить.

Они улыбнулись, на мгновение их взгляды встретились. Молодые люди смотрели друг на друга, не говоря ни слова, не отводя глаз. Они подозревали, что оба думают о чем-то со­вершенно невозможном, чувствуя, как неодоли­мо влечет их друг к другу. Неожиданно Одри подумала, что Ли сейчас наклонится и попы­тается поцеловать ее. И, действительно, у него возникло именно такое желание. Одри быстро выпрямилась и села, снова отведя глаза в сто­рону.

– Вы единственный, кто еще не женат, – добавила она. – Но, конечно, у вас есть особенно близкий вам человек, Ли Джеффриз. Вы уже в таком возрасте, когда мужчина думает о же­нитьбе.

Он промолчал, Одри взглянула на него и растерялась, заметив в его потемневших глазах боль.

– О, извините. Кажется, я сказала что-то не то.

Он вздохнул, выпрямился и сел, поджав ноги, скрестил их. Поставил локти на колени.

– Нет. Все в порядке. Я уже пережил это, – он снова попытался добросить до воды каме­шек. – Мы были помолвлены. И должны были пожениться еще шесть лет назад. Ее звали Мэри Элен. Она была дочерью одного из первых моих клиентов. Мы собирались отметить свадьбу здесь, в Мэпл-Шедоуз. Но Мэри неожиданно умерла от тяжелой пневмонии.

– О, извините меня, пожалуйста, – Одри пожалела, что затронула эту тему. С лица моло­дого человека исчезла обворожительная улыбка. Ей нравилось, как он улыбается или смеется. Девушка была поражена, как свободно чувствует себя в его обществе. И никак не могла вспомнить, смеялась ли когда-нибудь так легко и беззаботно в присутствии Ричарда. Возможно, у сорокадвух­летнего мужчины слишком мало общего с семна­дцатилетней девушкой.

– Прошло уже много времени, – продолжал говорить Ли. – Жизнь продолжается. У каждого она со своими проблемами. Кроме того, мне тогда было только двадцать три года. Четыре года про­учился в Йеле. Два года в Вест-Пойнте. Едва только начинал создавать собственную адвокат­скую фирму. Вероятно, тогда я был не совсем готов для женитьбы. Сейчас я стал другим. Но пока что не встретил никого, кто бы всерьез заинтересовал меня.

Одри пересыпала песок с ладони на ладонь.

– В следующем апреле мне исполнится восем­надцать лет. Я должна буду выйти замуж…

Почему она сказала ему об этом? Женщина не должна обсуждать подобные вещи с едва знако­мым мужчиной.

Ее слова удивили Ли. Она казалась ему такой юной, она не имеет представления, что означает брак, как физически, так и эмоцио­нально. С семи лет растет без матери. Кто мог научить ее, что такое мужчина и интимная жизнь? Знает ли она, что означает быть женой? Насколько он понял, Одри ничего не знает. Почему это обстоятельство так встревожило его? Почему он взволнован из-за того, что девушка собирается замуж за другого человека?

Ему должно быть безразлично, что она будет делать, вернувшись домой.

– Я не говорила об этом вашей матери, – призналась она. – И не понимаю, почему сооб­щаю вам.

– Ну, раз уж вы сказали мне об этом, можете сказать и дальше. Кто он?

– Его зовут Ричард Поттер. Он на двадцать пять лет старше меня. Вдовец, сын богатейшего плантатора Луизианы, после нашего отца, конеч­но. Его плантация называется Сайпресс-Холлоу. Может быть, вы слышали о нем.

– Я не интересуюсь подобными вещами, – сказал он с легким сарказмом. Ли снова почувст­вовал раздражение. И не только потому, что она собралась замуж за человека, годящегося ей в отцы. Но еще и потому, что она снова заговорила напыщенно и многозначительно об отце и его друге-плантаторе, считая их очень важными людьми.