У неё был разум моей матери, и я ненавидела её за это. Но затем мой гнев сменился шоком, когда я вспомнила тот день, о котором шла речь. Шайло и Сатьяне было по четыре года, а мне было четырнадцать. У меня был миллион других мест, где я хотела бы побывать, но мама и Айлен настояли, чтобы мы сделали это днём для девочек, так что мне пришлось последовать за ними. Мы все плескались в прохладной воде, когда Шайло вспомнила, что принесла надувной розовый круг для плавания, и побежала обратно в лодочный сарай, чтобы принести его. Секундой позже она выбежала с визгом...
— Шайло увидела, как мужчина вылезал из металлического ящика, — сказала Гвенельда.
— У Шайло есть взор? — спросила Холли. — Как чудесно.
Я не согласилась, но оставила это при себе.
— Если ты говоришь в шкафчик... — я чувствовала себя глупо, спрашивая, были ли шкафчики портативными рациями, — твой голос доносится до беситогана?
— Да. Гвенельда, меггве манази... та Катори.
Я повернула голову в её сторону.
— Ты говоришь на языке Готтва, Холли?
Холли снова сделала этот слабый жест головой, когда Гвен открыла верхний ящик комода и достала маленькую книжку в кожаном переплёте.
— Это словарь, — пробормотала Холли. — Я знаю, что Вони написала такой... но этот, он другой, — она улыбнулась мне. Это натянуло хрупкую сетку кожи, защищающую её кости.
Я взяла книгу и несколько раз развязала кожаный шнурок, которым она была обмотана.
— Мама пыталась научить меня Готтве, когда я была маленькой. Но я была не очень терпелива.
— Возможно, теперь... у тебя хватит терпения.
Я открыла её на первой странице. Там было три колонки. Первая была на английском. Две других были на иностранных языках. Я узнала слово Готтва во второй колонке, но в третьей я ничего не узнала. Я посмотрела на Холли.
— На каком языке написана третья колонка?
— Это Фаэли... язык фейри, — сказала она, намёк на гордость заиграл в уголках её губ, которые были цвета свежевыстиранного белья.
— Ты выучила язык фейри? — спросила я. Это был глупый вопрос, учитывая, что у меня было доказательство прямо там, на бумаге.
— Я джингави, — пробормотала Холли. — Как ты. Как Нова. Как Шайло.
— Джингави? — повторила я.
— Смешанная, — сказала Холли.
Гвен повернулась к окну и посмотрела на серый день, сцепив руки за спиной.
— Частично охотник... частично фейри.
Книга выскользнула у меня из пальцев и упала на ковёр. Слишком пораженная, я не пошевелилась, чтобы поднять её.
— Как?
— Адетт была дочерью базаш, — глаза Холли снова сверкнули в сгущающейся темноте. — Фейри чувствуют, что мы другие, но они верят... что наша магия охотников была разбавлена от смешения с людьми.
— Я думала, что фейри следили за охотниками. Разве они не знали бы, что у Таевы были дети от дочери базаш?
— Только Якоби знал... что Таева всё ещё жив. Прежде чем расстаться с ним... фейри проинструктировал его... чтобы он всегда носил с собой опал...
— Потому что опалы делают охотников невидимыми для фейри, — сказала я, чем заслужила одобрительный кивок Холли.
Я прикусила губу. Туман, окутавший мой разум в тот день, когда я обнаружила, что магия действительно существует, постепенно начал рассеиваться.
— Тогда как получилось, что фейри узнали, что во мне есть кровь охотника?
— Они предположили, что ты потомок племени, — объяснила Гвен. — Они не знают, что ты прямой потомок Таевы.
— Но там, в хижине, ты сказала мне, что мы были последними. Что других охотников не было. Как...
— Здесь нет других охотников, Катори. На протяжении многих лет фейри убивали каждого встреченного ими человека, в ком была хотя бы унция крови охотника.
— Они не убили меня...
— Но они следят за тобой.
— Они не убили Холли.
— Потому что я фейри, — прохрипела Холли.
— Но ты ещё и охотник, — возразила я.
Гора покрывал на Холли поднималась и опускалась в такт её вдохам и выдохам.
— Больше нет, — она снова захрипела, потом закашлялась.
Гвен отвернулась от окна и подошла к Холли. Она приподняла голову Холли.
— Данимогве, — пробормотала она. — Данимогве. Дыши.
— Что она имеет в виду, говоря "больше нет"? — спросила я Гвен.
— Она решила уничтожить свою сторону охотника, чтобы стать полноценной фейри.
Мурашки побежали по моим рукам.
— Мне придётся выбирать?
— Если ты не выберешь, ты останешься человеком, — Гвенельда откинула голову Холли назад, провела пальцами по пушистым седым волосам пожилой женщины, затем разгладила одеяло вокруг неё. — Ты сохранишь взор и ту волшебную магию, которой владеешь.
Я была застигнута врасплох.
— У меня есть магия фейри?
— Помнишь малиновку... которая залетела в мою теплицу? — прошептала Холли.
Маленькая красногрудая птичка не заметила прозрачного стекла и ударилась об него со скрежещущим зубами стуком. Я выбежала на улицу и подобрала её обмякшее, ошеломлённое тело.
— Она сломала себе шею, — продолжила она.
Я нахмурилась.
— Нет, это не так. Она улетела.
— Потому что ты исцелила её, Катори... — пробормотала Холли. — Исцеление — это магия фейри. У величайших врачей... есть немного крови фейри.
Я подняла руки перед лицом и покрутила их. Они не были похожи на мои руки. Они казались чужими руками. Я сжала пальцы в кулаки, которые положила на бёдра.
— Могу ли я исцелить тебя?
Она улыбнулась.
— Я слишком стара для исцеления. Кроме того, я устала от жизни.
Я полагала, что девяносто девять лет — это долгий срок жизни.
— Это обратимо? Как только ты выберешь?
— Нет, — сказала Холли.
— А если бы мне пришлось выбирать, как и когда я это сделаю?
— Во время голубой луны, — прошептала она. — Относительно того, как… прочти "Древо Ведьм", дитя моё.
Туман ещё немного поредел.
— Холли, почему Чатва и Лей поссорились?
— Потому что Лей выбрала... стать фейри, а Чатва, охотником. Как религия... разрывает людей на части.
— Ты дружила с Чатвой?
Взгляд Холли стал рассеянным.
— Чатва презирала фейри... так что она презирала меня, — в её голосе было столько печали, что я пожалела, что спросила.
Я встала, подобрала упавший словарь и прижала его к себе, чтобы он снова не сбежал.
— Я думаю, что тогда я буду придерживаться всего человеческого, — в конце концов, мне не пришлось бы проходить генную терапию. — У Айлен нет взора. Почему? Разве она не смешанная?
— Её сторона фейри... должно быть, сильнее, — ответила Холли голосом, который показал, насколько глубоко повреждены её лёгкие. — Если бы она захотела... она могла бы стать охотником, — она захрипела, сухожилия на её шее сжались. — Подойди ближе.
Я приблизилась, мою кожу покалывало, когда я наклонила голову к Холли.
— Есть много секретов… на страницах "Древа Ведьм", — раковину моего уха покалывало от её слов. — Внутри... — снова прошептала она.
Я встала, мой позвоночник был напряжён, как натянутый канат.
— Было так приятно увидеть тебя… Катори, — губы Холли изогнулись в слабой улыбке. — Спасибо, что пришла.
— Конечно, — сказала я. — И я скоро вернусь. Очень скоро, я обещаю.
Холли тихо заговорила с Гвенельдой словами, которые не были английскими. Я подумала, что она говорит на Готтве.
— Могу я поговорить с тобой, прежде чем уйду? — спросила я Гвенельду, когда веки старой садовницы, наконец, закрылись в изнеможении.
Гвен кивнула. Я последовала за ней из спальни в маленькую кухню, которая выглядела так, как будто её не обновляли с начала двадцатого века.
— Что она тебе только что сказала? — спросила я её.
— Она сказала мне стереть разум твоего отца, Катори. Она сказала, что было бы лучше, если бы никто не знал, что ты её родственница.
— Не смей морочить голову моему отцу!
Гвен сжала губы в тонкую линию.
— Я бы никогда не сделала это без твоего разрешения.
— Ну, я не даю тебе разрешения.
— Как пожелаешь, Катори.
— Я скажу ему, чтобы он держал это в секрете.
В её глазах промелькнуло сомнение, но она кивнула.
Мой отец никому бы не сказал. Он был не из тех, кто любит сплетничать.
— Скажи мне кое-что, Гвен. Холли — фейри, но ты, кажется, не испытываешь к ней ненависти. Почему это так?
— Воспоминания, которые я разделяю с твоей матерью, заставляют меня доверять ей. Её воспоминания о твоей матери заставляют её доверять мне.
Тепло запульсировало под моей кожей, когда в сознании Гвен возник образ моей матери, заключённой в тюрьму. Я должна был убедить себя, что это была не совсем вина Гвенельды; ненасытное любопытство моей матери привело её к поискам мистической могилы.
— Зачем ты разбудила Каджику? Почему ты не вернула Менаву? — спросила я её.
Гвен нахмурилась, прежде чем сказать:
— Могилы без опознавательных знаков, Катори. Я не знаю, где находится Менава, — её голос был таким же тяжёлым, как темнота, окутавшая дом Холли. — Лучше бы я вместо него разбудила своего возлюбленного.
Неужели Эйс солгал мне? Разве их имён не было на надгробиях?
— Почему ты спрашиваешь меня об этом, Катори?
Я пожала плечами.
— Это был просто... просто вопрос.
Она ждала, что я скажу что-нибудь ещё, но я не высказала того, что таилось в глубине моего сознания.
— Спасибо, что пошла на бой прошлой ночью, — сказала она.
— Ага! Я была права. Это не было совпадением.
— Нет, это было не так. Я повлияла на твою подругу, чтобы она взяла тебя с собой, потому что боялась, что с Каджикой что-нибудь случится. Я не могла оставить Холли, не в её состоянии.
— И ты предположила, что я помогу ему?
— Ты бы позаботилась о нём. Как ты позаботилась обо мне. Меня бы здесь больше не было, если бы ты не спасла меня, Катори. Я обязана тебе своей жизнью.
— Ну, Каджика забрал жизнь Блейка, так что я бы не стала ему помогать.
Она постучала двумя пальцами по лбу.
— Ты не можешь смотреть, как кому-то причиняют боль, не помогая. Твоя мать показала мне это. Она показала мне, когда ты выполнила манёвр Геймлиха над девочкой по имени Фейт в школьной столовой. Она тебе не нравилась, и всё же ты не позволила ей задохнуться.
Я снова уставилась на неё широко раскрытыми глазами.