ГЛАВА 9. АРЕСТ

Один из старейших папиных друзей играл на виолончели, когда гроб с телом мамы выносили из дома к месту её последнего упокоения. Я хотела сказать ему, чтобы он остановился, так как от каждой ноты мои сердце и голова пульсировали.

Из-за тёмных солнцезащитных очков и опухших глаз я едва могла разглядеть, куда ступаю. Несмотря на то, что была середина утра, казалось, что солнце ещё не взошло. Небо было такого приглушённо-серого цвета, что всё вокруг казалось тусклым и плоским. Стихии оплакивали маму вместе со всеми жителями Роуэна. Надгробия исчезли за океаном тел, одетых в чёрное. Носовые платки были зажаты почти в каждой руке. Я сосчитала их, следуя за процессией. Это отвлекло меня от наблюдения за гробом, скользящим над головами несущих.

Папа обхватил мою руку своей и держал её так, как он делал, когда я была маленькой девочкой, и мы бегали по Морган-Стрит, чтобы купить мороженое в маленьком магазинчике миссис Мэтти. Миссис Мэтти, чьи губы мама забыла зашить. Мама, чьи губы Круз не зашил. Рыдание вырвалось наружу, заставив меня потерять счёт платкам. Папа сжал мою руку.

Когда мы подошли к тёмной дыре, он отпустил меня. Он помог опустить гроб, а затем оглядел кладбище и глубоко вздохнул.

— Наш город не похож ни на один другой, — сказал он громким, но в то же время полным эмоций голосом. — Это единство, забота и поддержка. Называть нас городом — значит не воздавать нам должное. Мы — семья. Мои родители говорили, что нет лучшего места для жизни, чем Роуэн. Мне потребовалось уйти, чтобы понять это. В отличие от Новы. Она никогда не чувствовала необходимости уезжать, потому что знала, что это за место, что все вы были незаменимы.

Мягкая улыбка появилась на папиных губах, которые казались тоньше, чем обычно, такими же измождёнными, как и он.

— Я хочу отправить Нову с напутствием, — он присел на корточки и положил ладонь на гроб. — Ты была самой необыкновенной женщиной и женой. Почему ты вообще сказала "да" такому мужчине, как я, остаётся загадкой, но как мне повезло, что ты согласилась выйти за меня замуж столько лет назад.

Чья-то рука обхватила меня. Блейк. Я прижалась щекой к его плечу.

— Ты была любовью всей моей жизни, Нова, — продолжал папа. — Ты подарила мне двадцать четыре года непрерывного счастья. И ты подарила мне самую замечательную дочь — с чертовски сильным характером, я мог бы добавить. Но даже за это я благодарен.

Я смахнула слёзы со щёк кончиками пальцев.

— В тот день, когда мы поженились, я перенёс тебя через порог нашего дома. Ты засмеялась и приказала мне немедленно опустить тебя, что я и сделал, потому что никогда не мог сказать тебе "нет". Никто никогда не смог бы сказать тебе "нет".

Замечание папы вызвало улыбки в толпе. Это было правдой. Мама всегда добивалась своего. Кроме как со мной. Я могла быть такой жёсткой с ней.

— Я не хотел разочаровывать тебя в тот день, Нова. Сегодня я переношу тебя через новый порог, и снова я не хочу тебя разочаровывать, но опять же, у меня нет выбора, — он закрыл рот на долгую, ужасную секунду. — У меня не было возможности попрощаться, — пробормотал он, созерцая своё отражение в лакированном дереве. Затем он поднял глаза и протянул руки, и я вышла из объятий Блейка в объятия моего отца.

Когда мамин шаман взял слово, пожелав ей счастливого пути к Великому Духу, Айлен обняла нас. Её акриловые ногти впились мне в шею. Когда я больше не могла выносить щемящее ощущение, я высвободилась из групповых объятий.

Папа рухнул на колени в снег, сгрёб пригоршни земли, смешанной со снегом, с холмика рядом с ямой и бросил её на мамин гроб. Его лицо было залито слезами, а светлые глаза превратились в узкие щёлочки. Он хватал всё больше и больше земли и бросал её на маму. Я попыталась положить руку ему на плечо, но он сбросил её. Озадаченная, я огляделась. Музыка смолкла. Его друг отложил свой инструмент и протиснулся сквозь толпу. Другие последовали за ним. Вместе они подняли его и увели, шепча ему на ухо успокаивающие слова.

Согнувшись в талии, я сложила руки чашечкой и зачерпнула холодной земли, которую бросила в свою очередь. Она мерцала, когда плыла по воздуху, но блеск притупился, когда она приземлилась в тёмной яме.

Без музыки на кладбище было тихо, очень тихо.

"Я найду тебя, Гвенельда, и заставлю тебя заплатить", — подумала я. Может быть, она была здесь. Оглядевшись, я заметила знакомое лицо у ворот дома. Круз стоял, прислонившись к своей шикарной машине, как в первый раз, когда он появился в моей жизни. Я подошла к нему. Никто больше не обращал на меня внимания. Присутствующие были заняты тем, что по очереди бросали пригоршни земли на крышку гроба. Вместо того чтобы направиться внутрь, чтобы обнять отца, я побежала медленной трусцой к Крузу.

— Ты нашёл её? — спросила я, как только добралась до него.

— Нет.

— Тогда почему ты здесь?

— Чтобы засвидетельствовать своё почтение.

Я фыркнула.

— И посмотреть, как ты держишься, — сказал он.

— Как мило с твоей стороны, — сказала я немного холодно.

— Ты прокатишься со мной? — когда я не двинулась к пассажирской двери, он сказал: — Я хотел бы обсудить ещё кое-что, и то, что я должен тебе сказать, должно оставаться конфиденциальным.

Прежде чем я успела опомниться, я села внутрь.

— Не запирай двери, — предупредила я его.

— Они автоматически блокируются, когда машина заводится, но, как бы там ни было, держи пальцы на ручке. Если ты нажмёшь на неё дважды, она откроет защёлку.

— И не гони слишком быстро.

— Что-нибудь ещё, мисс Прайс? — спросил он, искоса взглянув на меня, когда отъезжал по мощёной дорожке, которая превратилась в грунтовую дорогу.

В зеркале заднего вида я заметила Блейка, наблюдающего за удаляющейся машиной. По крайней мере, один человек знал, где я нахожусь — на случай, если что-то случится. Мой телефон завибрировал в кармане пальто. Наверное, Блейк. Я отправила его на голосовую почту.

Всё вокруг нас было бесцветным, как будто Роуэн пропитали отбеливателем, от крыш до ветвей деревьев и полей.

— О чём ты хочешь поговорить? — спросила я.

— О твоём предке, Гвенельде. Если мы собираемся выследить её вместе, тебе нужно знать о ней кое-что.

— Я слушаю.

— Она могущественна.

— Я предполагаю, что ты имеешь в виду нечто большее, чем просто обладание взором.

Он кивнул.

— Она может заставлять людей что-то делать. Мы называем это влиянием. Но на тебе это не подействует.

— Почему? Потому что у меня есть взор?

— Да.

— Может ли она влиять на фейри?

— Только на слабокровных.

— Слабокровных?

— Те, кто смешивался с людьми на протяжении слишком многих поколений. Чем чище наша кровь, тем больше в нас магии.

Я фыркнула.

— Это, должно быть, здорово.

Круз одарил меня полуулыбкой.

— Что ещё она может сделать? — спросила я.

— Она может управлять вещами с помощью своего разума.

— Как телекинез?

— Да. Но я не думаю, что она ещё достаточно сильна, чтобы сделать это.

— Могу ли я тоже делать такие вещи?

— Нет, но я думаю, что у тебя может быть влияние. Те оценки, которые ты получила в старшей школе, твой идеальный средний балл 4.0 на первом курсе... Может быть, ты и умная, но никто не умён настолько.

— Откуда ты знаешь о моих оценках?

— Меня проинструктировали перед приходом.

— У фейри есть на меня целое досье?

— Они отслеживают... потенциальных охотников.

Я мысленно пробежалась по всем экзаменам, которые когда-либо сдавала. Всплыл мой тест по вождению. Во время экзамена я так нервничала, что забыла включить дворники на лобовом стекле. Я вела машину, прижавшись носом к лобовому стеклу, чтобы видеть сквозь проливной ливень. Мне пришло в голову включить их только после того, как я врезалась в заднее крыло машины мистера Гамильтона. Он был в ярости, хлопнул дверцей своей машины и, топая по грязи, постучал в моё окно. Я рассыпалась в извинениях, после чего он сказал мне, чтобы я не волновалась. Послала ли я ему мозговые волны, чтобы заставить его простить меня, или он успокоился из-за моих извинений? Учитывая, каким ворчуном был мистер Гамильтон — и всё ещё остаётся, — я подозревала, что заставила его простить меня. Как я и подозревала, я заставила инструктора департамента транспорта выдать мне водительские права, которых я не заслуживала.

Я прищурилась на заснеженную живую изгородь, пытаясь сдвинуть её ветви. Ничего не произошло.

— Я не могу двигать предметы силой мысли, — сказала я через некоторое время.

— Это сложный навык для овладения.

— Ты можешь это делать?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь, что это сложно?

— Разве ты не хочешь знать, в чём заключалась величайшая сила твоих предков?

Я подозревала, что Круз не хотел говорить о своих недостатках.

— Конечно, я хочу знать.

— Они могут убить нас, — сказал он.

— Эм... ты, типа, бессмертный?

— Нет.

— Тогда почему это такой подвиг?

— Потому что только старость может убить фейри.

— Что? Ты не можешь умереть от рака? Или в авиакатастрофе?

Он покачал головой.

— Мы не болеем раком. И когда самолёты терпят крушение, и один из нас случайно оказывается на нём, мы улетаем.

— Даже если он взорвётся?

— Мы сделаны из огня, так что это нас не беспокоит.

— И вы не можете убить друг друга?

— Мы можем, но стараемся этого не делать.

— Как охотники за фейри могут убить тебя?

— Я бы предпочёл не говорить тебе. Я бы не хотел давать тебе никаких идей.

— Серьёзно?

— Да, серьёзно. В любом случае, Гвенельда пока не может нанести смертельный вред фейри. Она недостаточно сильна, хотя она чертовски сильнее, чем должна быть. Лайнус думает...

— Лайнус? Лайнус Вудс? Ты рассказал ему о... — я не потрудилась закончить свой вопрос. — Он фейри, не так ли?

Круз взглянул на меня, затем снова уставился на дорогу. Ему не нужно было говорить "да".

— Что думает Лайнус Вудс? — спросила я.

— Он думает, это потому, что она впала в спячку. Охотники на фейри верили, что спячка увеличивает их силу. Вот почему они хоронили себя заживо под лепестками роз. Чтобы увеличить свою силу.