Глава 3
Лицо так отекло от ушибов, что я едва узнаю себя в зеркале. У большинства людей есть целая жизнь, чтобы принять свою внешность, привыкнуть, как они выглядят в разных обстоятельствах. Но не у меня. Если бы боль не совпадала с синяками на лице, то я могла бы подумать, что смотрю на незнакомку. Но, в целом, у меня довольно обычная внешность. Меня устраивает.
Я приподнимаю челку - шрам выглядит примерно так же: широкая красная полоса поперек лба, – опускаю, затем беру ножницы и начинаю кромсать свой «конский хвост». Скоро настанет жара, а я ненавижу, когда волосы греют шею.
Сделать себе челку гораздо проще, чем обстричь все остальное, но должно получится стильно и оригинально. Наверное. Или будет похоже, что я сунула голову в блендер.
Значит так тому и быть.
Изменение внешности для меня - это катарсис (п.п.: нравственное очищение в результате душевного потрясения или перенесенного страдания.). Меня восхищает, как Эд непринужденно чувствует себя «в собственной шкуре» - мне бы хотелось того же, - а еще мне нравится его запах, голос и крепкое надежное присутствие. Что не удивительно. Однажды ведь я уже влюбилась в него.
Френсис права: нужно поостеречься. Любовное увлечение сейчас не ко времени. Я еще не разобралась со своей жизнью.
Я откладываю ножницы. Результат не так уж плох. Похоже на короткую стрижку «боб». Да и по ощущениям так определенно лучше.
Первый пункт сделан. На очереди второй.
Прихватив побольше мешков, я начинаю вычищать свой шкаф. Прочь пастельные тона и цветочные принты! Психотерапевт, вероятно, сказал бы, что смена гардероба – это попытка отделить себя нынешнюю от себя прежней. По крайней мере, так говорит интернет. И это верно. Я, по возможности, провожу черту между настоящим и будущим. Между мной и ею.
Уходят платья в цветочек и красивые винтажные топы с блестящими пуговицами. Исчезают младенческий розовый, фиолетовый и солнечный желтый цвета.
За последние несколько недель я твердо усвоила, что могу делать только то, что считаю правильным. И я нахожу удовольствие в утверждении своей идентичности, начиная с нуля.
- Что ты делаешь? - спрашивает Френсис, появляясь в дверях спальни. Она задерживает взгляд на моей новой прическе, но ничего не говорит. То же самое касается футболки Эда, которую я почему-то до сих пор ношу. Я даже не стирала её, потому что тогда его запах исчезнет.
- Ушла пораньше с работы? – спрашиваю я.
- Мне не нравится оставлять тебя одну.
Я хмурюсь.
- Из-за меня ты и так потратила часть своего отпуска.
- Ничего страшного. Не хочешь ответить на первый вопрос?
- У меня тут «большая чистка».
- Это я вижу. - Скрестив руки на груди, она прислоняется к дверному косяку. – Давай уберем все в гараж? На случай, если передумаешь...
Я пожимаю плечами.
- Но книги-то ты не выбрасываешь? – с ужасом спрашивает Френсис, разглядывая разноцветную кучу одежда рядом с коробками из подвала. - Они были твоими любимыми.
- Нет. Сначала прочту.
- Хорошо. - Ее плечи облегченно опускаются.
Не могу винить ее за беспокойство. Со стороны саморазрушение и переосмысление, вероятно, выглядят похоже.
- Клем, как твоя голова?
- Всё ещё на месте. Немного побаливает, но ничего страшного.
- Ты принимала обезболивающие?
- Да, недавно.
Я уже на несколько часов опаздываю с последней дозой «Тайленола», но Френсис об этом знать не обязательно. Мне не нравится все время глотать таблетки. В жизни так много «костылей» - фигни, на которую можно опереться, чтобы пережить день. Я стремлюсь к росту или, по крайней мере, к самопознанию, и удаляю обломки прежней жизни в попытке добраться до сути вещей, и получить некоторое представление о себе. Вероятно, это невозможно, но я постараюсь.
- Раз уж ты здесь, не хочешь пройтись по магазинам? - спрашиваю я.
На мгновение Френсис хмурится, потом улыбается.
- После такой чистки тебе понадобится новая одежда. Ты уверена, что готова выйти?
- Абсолютно.
*** *** ***
Эд: Как дела?
Я: Хорошо. Сегодня же вечер пятницы. Разве ты не должен быть с друзьями?
Эд: Я не дома. Просто жду кое-кого. Решил проверить, как ты. Больше никаких приступов? Падений?
Я: Кое-кого? В единственном числе? У тебя свидание?
Я: Извини. Не моё дело. Спасибо за беспокойство. Синяки впечатляющие, но голова цела.
Я: Могу я как-нибудь навестить Гордона? Может, взять его на прогулку?
Эд: Ему бы понравилось. В воскресенье после обеда? Скажем, около пяти?
Я: Тогда до встречи.
*** *** ***
- Я не принесла твою футболку, - говорю я Эду, вылезая из такси. Я не вру. Если бы я сказала, что забыла ее, то у моей бессмертной души были бы неприятности.
- Отдашь в другой раз.
- Да. - Теперь я вру, потому что не собираюсь ее возвращать.
Эд стоит на тротуаре, засунув одну руку в карман джинсов, а другой придерживая за поводок Гордона, который, увидев меня, трепещет от восторга. Я тоже рада его видеть.
Эд одет как обычно: футболка, джинсы, но смотрится хорошо. Даже слишком хорошо. Руки зудят, как хочется дотронуться до него. Может, это что-то вроде фантомных болей? Но в любом случае, влечение к нему отвлекает, если не сказать больше.
Между тем я «выгуливаю» свой новый «недевичий» наряд: темно-синяя искусственно-состаренная футболка с V-образным вырезом, джинсы «бойфренды» и сандалии. В холщовой сумке, которую я нашла в кухонном шкафу Френсис, лежит все самое необходимое: экземпляр «Гордости и предубеждения», банковская карточка, тридцать долларов в банкнотах, мобильный телефон, газовый баллончик и бальзам для губ.
Я опускаюсь на одно колено и глажу Гордона.
- Здравствуй, красавец. Как твои дела? У тебя была хорошая неделя?
- Вообще-то он не умеет разговаривать, - язвит Эд.
- Ха-ха.
- Ты подстриглась?
Я смущенно провожу рукой по волосам.
- Да, сама. Что думаешь?
- Очень в стиле панк-рок.
- Это значит ужасно?
- Нет. Просто по-другому.
- С этим я могу жить.
Суровое выражение, кажется, приклеилось к лицу Эда. Но при этом он все еще чертовски красив. Находиться рядом с ним было бы легче, если бы мое сердце не билось так быстро. Возможно, мое тело действительно все еще помнит ощущение его рук и губ? Быть чьим-то бывшим так странно. Подобный статус включает в себя прошлое, а я даже не помню, почему оставила его и, судя по всему, разбила сердца нам обоим. Если Эд и впрямь изменял мне, то его теперешнее поведение не имеет никакого смысла. По крайней мере, для меня.
- Всё-таки не уверен, что зеленый и желтый тебе подходят, - говорит он, изучая мое лицо.
- Я тоже. Буду рада, когда синяки исчезнут и на меня перестанут коситься. Почти уверена, что водитель такси хотела «вмешаться и принять меры», благослови её Бог.
- Вам туда. - Эд кивает в бок и протягивает мне поводок. - Парк в паре кварталов отсюда. Ты знаешь, куда идти?
- Нет, но как-нибудь разберусь.
- Неужели ты собиралась бродить сама по себе?
Я морщусь.
- Ты говоришь, как Френсис.
- А вот это просто жесть. - Он улыбается. Почти. - Не против компании?
- Отлично, но не думай, что ты обязан. Я не ребенок.
- Я в курсе. - Он надвигает темные очки на глаза и идет вперед. - Все еще боишься оказаться в долгу передо мной?
- В основном я жду, когда ты решишь, что от меня слишком много проблем и лучше снова исчезнуть из моей жизни.
Он вздергивает подбородок, с минуту ничего не говоря.
- Это из-за того, что я не ответил, когда ты допытывалась, был ли я на свидании?
- Это касается всего. - Значит, он все-таки был на свидании. Не знаю, что чувствую по этому поводу. Думаю, ничего хорошего. С другой стороны, если он и был на свидании, то думал обо мне. Интересно. - И к тому же я не допытывалась, а просто…
- Что?
Я вздыхаю.
- Трудно придумать ответ, который не взбесил бы тебя.
Эд сжимает губы, будто сдерживает смех. Я не вижу его глаз за темными очками и не могу подтвердить свою догадку.
- Почему ты писал мне, когда был с кем-то еще? - спрашиваю я. - Разве я не последний человек, о котором ты бы думал в таких обстоятельствах?
Эд только хмыкает. Всякое веселье исчезает.
- Не то чтобы я удивилась, что ты с кем-то встречался. Ты привлекателен. И даже очень. Честно говоря, я еще не видела, чтобы кто-то, даже отдаленно, был... – я замолкаю и пожимаю плечами. Мне не достаточно слов, чтобы описать его врожденную сексуальность и грубую мужскую привлекательность.
Где словарь, когда он так нужен?
- Клем, - цедит он сквозь зубы.
- Да?
Эд отворачивается. От него волнами исходит раздражение. Похоже, это его привычное состояние, когда я рядом.
Очевидно, отвешивать ему комплименты - плохая идея.
- Ладно. Сейчас перестану болтать.
- Хорошая мысль.
В редком проявлении мудрости я держу рот на замке и поглаживаю Гордона. По крайней мере, он все еще счастлив, что я здесь.
Мы уступаем дорогу паре, толкающей перед собой коляску, в которой крепко спит ребенок. Две женщины выглядят ненамного старше меня. Я пока не могу представить, что у меня будет ребенок. Может быть, с улыбкой Эда и моими глазами…
«Господи, что я делаю? Все и так слишком сложно, чтобы добавлять еще и воображаемых младенцев!»
- Ты еще не выбрала любимый цвет? - в конце концов, спрашивает Эд.
- Пока нет. Мне нравятся оттенки синего, но только не темные.
Эд фыркает.
- То же самое было и с фиолетовым. Фиалковый тебе нравился, но ты ненавидела винный и темно-бордовый.
Гордон не тянет меня вперед. Он бежит рядом, обнюхивая деревья и заборы, время от времени останавливаясь, чтобы пометить территорию. Солнце висит низко, освещая мир сверкающим золотом, и я смотрю на землю, отводя взгляд от слепящей яркости. В следующий поход по магазинам нужно купить солнцезащитные очки.
- И все же, - продолжает Эд, - ты сузила выбор до синего. Молодец.
- Ты меня опекаешь?
- Совсем нет.
Я в этом не уверена.
- Почему всякий раз, когда ты рассказываешь обо мне, я кажусь слишком требовательной?
- Потому что так оно и есть. Я встречался с достаточным количеством женщин, чтобы понимать разницу. - Эд красноречиво изгибает бровь. - Ты не из тех, кто с лёгкостью принимает всё, чтобы ни случилось. Не скажу, что ты постоянно зациклена на чем-то. Временами ты расслабляешься, но только временами. Можешь принять это как факт.