Ты отравлена.

Я знаю. На самом деле это не казалось важным.

Сделай что-нибудь.

Я и не знала, что тебя это волнует.

Если ты умрешь здесь, мне некуда будет идти.

Ты бы мне больше нравился, если бы был менее честен. Нона почувствовала, что выплывает из своего тела.

Нона!

Почти с сожалением она боролась с этим чувством. Дюйм за дюймом, получая каждый в трудной борьбе, она пробралась обратно в свою тяжелое, больное тело и обнаружила, что стоит на коленях рядом с Ной-гуин, в луже крови. Она начала разрезать кожаную тунику женщины. Два десятка или даже больше стальных флаконов со стеклянными ампулами внутри усеивали внутреннюю часть одежды, воткнутые в тесные маленькие кармашки. Все одинаковые, отмеченные выпуклыми символами, которые ничего для нее не значили.

Нона взяла единственный выделяющийся, больше остальных, которые были размером с половину ее мизинца. Она вытащила пробку и издали принюхалась:

— Так я и думала.

Лекарство?

Нона попыталась засмеяться и в результате закашлялась, едва не расплескав содержимое. — Нет.

Она подняла свой браслет и капнула жидкость из флакона в замок. Тотчас же он задымился, и воздух наполнился едкими испарениями, от которых Нона снова закашлялась. Она попыталась открыть кольцо, но обнаружила, что оно все еще заперто. Она капнула туда еще кислоты. Замок шипел и пузырился, металл протестовал... и вдруг поддался. Горячие брызги наполовину зря потраченных капель кислоты прожгли дыры в сорочке Ноны и ее коже. Браслет упал.

— Потребовалось много. — Нона встряхнула флакон. Большая часть содержимого была использована.

Сделай свои клинки.

Нона попыталась, напрягая несуществующую мышцу, которая сидела на задворках разума. Появились дефект-клинки, мерцая во всю длину, исчезая, появляясь снова, неустойчивые. Видимые глазами Кеота, клинки казались бело-голубыми, ни них было почти больно смотреть.

Нона попыталась срезать второй браслет, но клинки растаяли, отказываясь резать, как когда-то отказались резать Раймела Таксиса.

— Защищен сигилами.

Сожги его.

Нона тряхнула флакон. Не хватит.

Ее пальцы нащупали замок на воротнике, надеясь, что он окажется меньше. Он не оказался.

Она подняла флакон.

Потратишь его впустую. Этого не хватит. Сама сказала.

Кончики пальцев Ноны нащупали сигилы на воротнике. Три. Она упала на труп ассасин, наклонив голову. Стиснув зубы, она пролила кислоту на сигилы. Обжигающе горячие струйки потекли ей на шею, и Нона выругалась, отрывая куски от сорочки, чтобы вытереть их. Но она не двигалась, позволяя кислоте шипеть и пузыриться, разъедая металл, делая на нем ямы.

Когда кислота испортила глубоко вырезанное совершенство сигилов, Нона ощутила присутствие корабль-сердца. Не в полной мере, но кое-что из того старого давления, которое она помнила по монастырю, просочилось через разрушенные заклятия. Знакомое, но отличное: не корабль-сердце Сладкого Милосердия, а другое, бьющееся в собственном ритме.

Нона попыталась увидеть Путь, но даже поврежденные сигилы ошейника по-прежнему преграждали ей дорогу, словно заросли терновника. Она чувствовала, как яд сжимает горло, доводя сердце до бешенства.

Найди лекарство!

Она посмотрела на флаконы. Слишком много. Она не знала точно, что было на клинке. Жарорез погонит сердце к гибели, горьковод задушит, красноворт парализует болью. Это может быть любой из них, все они или что-то еще, и идентифицировать противоядия только по запаху и вкусу...

Нона? Другой голос в ее голове, не Кеота. Иди ко мне!

И когда боль от сломанных ребер Ноны из жгучей превратилась в невыносимую, да еще усиленную ядом в крови, Нона выпрыгнула из своего тела и перенеслась в Чайник.