Глава 23

Аделаида

Всего на несколько шагов позади я вошла в кабинет Алтона и оказалась в облаке его недовольства. Обшарила глазами царственную комнату. За большими окнами была только темнота, контрастирующая с резким освещением внутри. Книжные шкафы, заполненные сокровищами, которые принадлежали моему отцу и его отцу до него, создавали красочное дополнение к темноте деревянной отделки. Всего несколько мгновений назад воздух был легким и свободно вливался в мои легкие. Теперь он был тяжелым, отягощенным чем-то, чего я не понимала. Он больше не давал жизнь: он душил, эффективно уничтожая то, что раньше подпитывал.

Сжав губы, я оценила, что произошло. Все, что мне сказали, это то, что в кои-то веки ни Александрия, ни я не были виновны в этом преступлении. Учитывая напряжение, повисшее в воздухе, как дым, я была бесконечно благодарна за отсрочку от того, чтобы оказаться в центре еще одного несчастья. Сюзанна, моя лучшая подруга, стояла нехарактерно тихо, прислонившись к дальней стене, скрестив руки на груди с серьезным выражением лица. Ее глаза не искали меня. Вместо этого они продолжали смотреть на Алтона, умоляя о чем-то.

Я видела их взгляды, их молчаливые разговоры, которыми обменивались влюбленные. Несмотря на все, что сделал Алтон, видя, как они смотрят друг на друга, я часто чувствовала себя грустной и опустошенной. Я не была любовью моего мужа, его родственной душой или даже его спутницей жизни. Я была просто его выигрышным лотерейным билетом, который он держал скомканным в кармане. Пока тот был там, он был богат сверх своих самых смелых мечтаний, могущественнее любого Фицджеральда до него, и контролировал королевство, дарованное ему Чарльзом II.

Сегодня все по-другому.

Физическая боль, которую я увидела в глазах Сьюзи, заставила меня вздрогнуть. Что-то случилось, что-то, что заставило ее не только встревожиться, но и испугаться.

В мое сознание закрались вопросы – вещи, о которых я никогда не позволяла себе думать или, по крайней мере, размышлять. Неужели Алтон так же издевался над ней, как надо мной? Неужели он причинил ей больше боли, чем мне? Знала ли она о том, что он сделал? Сказал ли он ей? Видела ли она?

Глядя на ее серьезное выражение лица, я почувствовала необычный укол сочувствия к лучшей подруге. В ее взгляде я прочла историю. Возможно, это были годы, когда мы были друзьями. Возможно, это было из-за того, что мы разделили. Какова бы ни была причина, я видела это ясно и просто. Она была женщиной, которая пожертвовала своей мечтой о счастье ради сына. Женщина, которая отдала мужчину, которым восхищалась и которого обожала, чтобы он, наконец, осуществил свои желания.

Она была женщиной, которая впервые по-настоящему увидела монстра под маской. Сюзанна смотрела на Алтона так, словно только что познакомилась с ним. Как будто она только что увидела крайности, до которых он мог и должен был дойти, чтобы воплотить свои мечты в реальность.

От нее исходила такая боль, словно она впервые видела, как рушатся ее мечты. Как будто она смотрела на человека, которому по глупости отдала свое прошлое, настоящее и будущее, только чтобы увидеть, как он небрежно держит его в своих руках, с возможностью раздавить одним словом.

Ее темные глаза светились ужасом, который я лично знала слишком хорошо.

Брайс же, напротив, расхаживал у дальнего конца стола, сердитый, дерзкий, как лев в клетке, а от его тела исходил жар. Никогда прежде я не замечала сходства с его биологическим отцом. Я всегда позволяла себе ассоциировать его цвет с цветом Маркуса. По правде говоря, бывший муж Сюзанны и Алтон не слишком отличались друг от друга. Но в этой комнате Брайс был Алтоном, весь красный от шеи до щек и даже до ушей. То, как его грудь расширялась и сжималась с каждым вздохом, заставило меня остановиться. Хотя Брайс мог быть совсем другим, в ту же секунду я поняла, что он также может быть его отцом, несмотря на его незнание своего истинного происхождения.

Я мысленно вознесла благодарственную молитву Господу за то, что он дал мне знать о дополнении в завещании, и за дочь, которая противостояла не только мне, но и Алтону и, без ее ведома, желаниям ее деда. Я ошиблась насчет молодого человека в конце стола. Брайс не будет Александрии хорошим мужем, так же как Алтон не стал для меня.

Возможно, я наивно надеялась, что добавление любви и дружбы приручит зверя внутри. Глядя на Сьюзи и ее нынешнюю опустошенность, я знала, что это неправда.

Ничто не могло успокоить гнев Алтона, и в глубине души я знала, что Брайс не будет исключением.

Тихо, незаметно для остальных присутствующих, я скользнула в кресло за большим столом с бокалом вина в руке. Как будто мое появление открыло клапан, позволяющий сбросить часть давления, каждый участник медленно последовал моему примеру: Алтон, Сьюзи и, наконец, по подсказке своего отца, Брайс.

Я хотела спросить, что случилось, что все остальные в комнате знают, но я была хорошо обучена. Я научусь, когда придет моя очередь учиться. Это шоу Алтона, и оно будет развиваться на его условиях.

– Я не понимаю… – начал Брайс.

– Нет!

Мы со Сьюзи выпрямились, услышав предупреждение Алтона. Хотя я слышала этот тон, обращенный как к Александрии, так и ко мне, я никогда не слышала, чтобы он говорил так с Брайсом.

Выглядя кем-то средним между пнутым щенком и ошеломленной акулой Брайс остановился, его серые глаза расширились, когда он посмотрел через стол.

Алтон провел рукой по редеющим волосам и встал, не в силах сдержать гнев. Его грудь то расширялась, то сжималась. Звук его затрудненного дыхания заполнил кабинет, пока мы сидели, наблюдая и ожидая. Я снова посмотрела на Сьюзи.

И снова наши взгляды не встретились. Ее глаза были опущены, а по бледным щекам катились слезы.

Уверенная в своей невиновности, я задумалась, не начать ли мне разговор. Но прежде чем я успела вымолвить хоть слово, Алтон налил коньяк из графина в хрустальный бокал. Один палец, два, он продолжал наливать. Я прикусила язык, когда он поднес стакан к губам и выпил. Его кадык двигался, огненная жидкость, несомненно, обожгла его горло. Он не остановился.

Когда стакан опустел, он повернулся и бросил тот в камин. Все дружно вздохнули, когда осколки хрусталя разлетелись, как снег, засыпав очаг. Если бы был огонь, отражения могли бы быть прекрасны; вместо этого они упали на пепел, их блеск погас.

– Может, нам следовало сказать им, – Алтон обратился к присутствующим.

Впервые за этот вечер Сьюзи встретилась со мной взглядом, в котором смешались печаль и растерянность.

Никто не осмеливался заговорить.

– Я даже не могу найти чертовы слова, – начал Алтон, сидя с преувеличенным раздражением. – Брайс взял на себя обязательство обеспечить..., – он покачал головой, подыскивая подходящее слово. – …отношения.

Сьюзи опустила подбородок на грудь. Без сомнения, она уже знала информацию, которой Алтон делился со мной.

– Я-я не понимаю, – сказала я.

– Он не мог ждать, – продолжал Алтон, и каждая фраза звучала громче предыдущей. – Я велел ему подождать. Я сказал ему верить в Александрию, но он запаниковал.

Брайс непослушно вздернул подбородок.

– Я не паниковал.

Алтон скрестил руки на груди.

– Ты идиот. Ты понятия не имеешь, что натворил.

Мои мысли закружились. Как могло то, что сделал Брайс, быть хуже, чем беспорядок с Мелиссой? Тем не менее, Алтон никогда не отчитывал Брайса передо мной во время всего этого, обвинения в насилии, изнасиловании или даже ее исчезновении.

– Что ты сделал? – спросила я Брайса, не настолько уверенная в своей невиновности, чтобы спросить об этом Алтона.

Он пожал плечами.

– Очевидно, я все к чертям испортил. Я не знаю, только как.

– Брайс, следи за языком, – сказала Сюзанна.

Мы все повернулись в ее сторону.

Правда? Твоего сына обвинили в изнасиловании, жестоком обращении, похищении и, возможно, убийстве, а ты придираешься к его речи?

Я не сказала этого, но по выражению моего лица и лица Алтона поняла, что мы оба думаем об одном и том же.

– Нет, Сьюзи, – сказал Алтон, – Выражение Брайса точно. Он объебался по полной. Я имею в виду не просто восемнадцатилетнюю студентку, или Милли Эшмор, или любую другую желающую или не желающего партнера. Я имею в виду потерял полностью всё, к чему мы стремились.

Брайс откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, как у отца.

– Может, ты скажешь мне, что все это значит?

– Это означает твой брак с Александрией.

Брайс опустил руки, хлопнув ладонями по столу.

– Думаешь, я не пытался? Пытался. Я пытался, пока она была в Стэнфорде. Я поехал в Калифорнию. Я наблюдал за ней, ожидая подходящего момента, чтобы вернуться в ее жизнь. Я просил ее, нет, умолял, помочь мне с полицией Эванстона, с дачей показаний, с обвинениями в отношении Мелиссы. Она пошла дальше. Она сейчас с Деметрием и даже не хочет со мной разговаривать. – Брайс встал и снова принялся расхаживать по комнате. – Я не могу войти в зал суда без защиты. Мне нужно надежное алиби, причина, чтобы опровергнуть все, что адвокаты родителей Мелиссы выдвигают против нас. – Он повернулся к Алтону. – Это то, что мне велела сделать юридическая команда Монтегю.

– И я сказал тебе, что Александрия была твоим алиби, – Алтон сверкнул глазами. – Я говорил тебе, что люди поверят в эту историю. Вы встречались много лет, когда были моложе. Я сказал, что работаю над тем, чтобы вернуть ее домой.

Работает над чем? Я хотела спросить, но не могла прервать их перепалку.

Брайс покачал головой.

– Поверь мне, я бы заставил Александрию, если бы мог. Но я не могу подойти к ней ближе, чем на пятьдесят футов. – Он прищурился. – И ты тоже. Так что не веди себя так, будто это все моя вина. Ты говорил, что она вернется, но знаешь что? Мелиссу до сих пор не нашли. Дело набирает обороты. Я не имею никакого отношения к ее исчезновению, и все же я возглавляю их список подозреваемых.