Я принялась гонять салат с курицей по тарелке, отделяя виноград от орехов. Мне все понравилось, но я не была голодна. Оторвав взгляд от тарелки, я уставилась в окно, выходящее на воду, где обычно завтракали. Послеполуденное солнце казалось теплым, освещая не только кристально-голубой бассейн, но и темно-зеленую лужайку за ним. Зрелище было прекрасным, даже успокаивающим.

Мне нужно было успокоиться, пока я ждала звонка Нокса. Сколько времени потребовалось, чтобы долететь из Нью-Йорка до Вашингтона? Учитывая время, которое ушло на мой душ, а теперь еще и на обед, он отсутствовал почти час. Рассудком я понимала, что ему тоже нужно добраться обратно в город, но это не остановило мое сердце от боли.

Телефон лежал рядом с тарелкой. Если бы я не ждала его звонка, то выключила бы звук. Судя по громким звукам – уведомления, электронные письма и твиты – я подозревала, что мое имя было обнаружено как одного из людей, покидающих место перестрелки.

Что это вообще значит?

Мы же не можем быть подозреваемыми, не так ли?

Я раздраженно отодвинула тарелку, схватила телефон и высокий стакан чая со льдом. Даже с душем, я бы хотела что-нибудь еще надеть. Мои капри и топ казались измученными воспоминаниями о сцене в парке. Обходя прекрасный дом Нокса, я не замечала ни элегантной мебели, ни величественной архитектуры. Мой мозг отчаянно пытался воспроизвести утреннюю сцену.

На фотографии я смотрела поверх телохранителей, на толпу людей. И все же не могла припомнить, чтобы видела потерпевшую.

Мой почти пустой желудок скрутило.

Единственным преступлением этой женщины была пробежка. Я бегала трусцой в парке каждую субботу. Я только что разговаривала с Ноксом, рассказывала ему, как мы должны бегать в парке, а не на беговой дорожке. Это было все, чем она занималась – упражнялась, с ребенком.

Я изучала английский язык и политологию. Физика никогда не была моим коньком. После математики я занялась микро- и макроэкономикой. Я понимала математику как свойство финансов, а не углов и проекций. Каким-то образом пуля, нацеленная либо в Нокса, либо в меня, была выпущена из пистолета с одним из нас на прицеле и человеком, который, как я рискну предположить, был хорош в том, что он или она сделала, когда именно в нужный момент эта женщина вышла на его траекторию.

Какая ирония судьбы?

Пронзительный звонок телефона вырвал меня из мыслей. Я узнала мелодию. Это была моя мать. Я глубоко вздохнула, повернула экран к себе и убедилась в этом.

Я могла бы отправить ее на голосовую почту, но, в конце концов, мне нужно будет поговорить с ней. Неужели она видела мою фотографию? Знала ли она, что я, по крайней мере, связана с преступлением в Центральном парке?

Глубоко вздохнув, я провела пальцем по экрану и крепко сжала живот.

– Привет, мама, – сказала я, прижав телефон к уху,

– Александрия, я посылаю самолет. Где тебя черти носят? Ты сегодня возвращаешься домой.

Мне не обязательно было держать телефон у уха. Сильвия, где бы она ни находилась в доме, вероятно, могла слышать. Не эти слова заставили мои нервы напрячься. Это был тот самый голос.

Волоски на затылке встали дыбом, и я сделала еще один вдох.

– Алтон, где моя мать?