Глава 14

Тилли вышла из автобуса, и первой, кого она увидела, стала ее тетя Энни, идущая по противоположной стороне улицы мимо автобусной остановки. Сердце бешено заколотилось, она забежала в помещение общественного туалета, чтобы подождать несколько минут, пока тетя не скроется из виду.

Из всех возможных моментов, когда она могла столкнуться с ней, сейчас не самый подходящий. Она никогда не сталкивалась с ней в центре города Барроу, где гораздо больше народу. Похоже, ей как всегда везет. Энни захочет узнать, почему она здесь, в Хоксхеде, а не в Боунессе, а Тилли не хотелось объяснять все, хотя она знала, что тетя гораздо более терпима и не осуждает, как ее мама.

Но что, если она предложит ей пойти с ней на фотосессию? Тилли пришла в ужас. Позировать — это то, что она делала сама перед зеркалом в своей спальне. Достаточно того, что фотографирует совершенно незнакомый человек, не говоря уже о том, что Энни будет сидеть на стуле и наблюдать за ней — она умрет от смущения.

Через пять минут она высунула голову из входа в туалет. Вокруг толпилось огромное количество полицейских машин и полицейских, и ей стало интересно, что же произошло. В любой другой день — это место наверняка оставалось в безвестности, но только не сегодня, когда все, чего она хотела, — это пойти и сфотографироваться, а потом вернуться домой без посторонних глаз.

Тилли уже ввела адрес в карты Гугл, чтобы не заблудиться. Она вставила наушники, достала из своей большой сумки солнцезащитные очки и надела их. Дойдя до деревенского клуба, она увидела Энни, которая, наклонившись, разговаривала с кем-то в машине. Пробежав мимо так быстро, как только могла, Тилли последовала указаниям, которые подсказывал ей голос в ухе.

Она дошла до коттеджа кремового цвета и обошла его с той стороны, где, как он сказал ей, находился вход в студию. Тилли огляделась. В лесу на заднем дворе коттеджа на некотором расстоянии стояли копы, но они находились спиной к ней.

Она подошла к коричневой деревянной двери и подняла руку, чтобы постучать, но дверь открылась раньше, чем она успела это сделать. Стоявший там мужчина улыбнулся, и Тилли почувствовала, что все тревоги, которые она испытывала по поводу фотоссесии, улетучиваются. Он был не очень стар — может быть, около тридцати, сорока лет — и неплохо выглядел. Крупный мужчина, но на извращенца он не походил. Она ожидала, что ему будет около пятидесяти, с седыми волосами и в больших очках.

— Заходи. Ты как нельзя удачно выбрала время. Я как раз собирался забежать в деревенский магазин за бутылкой вина на потом, но могу пойти после.

— О, не стоит откладывать. Я не против подождать.

— Ничего подобного. Я не настолько нуждаюсь — у меня немного осталось, но я просто собирался купить еще одну бутылку на случай, если она мне понадобится.

— На случай, если я буду ужасна, и вам нужно будет все это выпить, чтобы утопить свои печали?

Он рассмеялся и взял ее за руку, ведя в студию.

— Не думаю. Мне кажется, ты будешь совершенно естественной в этом деле. Ты такая красивая, это будет самая легкая сессия за весь месяц.

Тилли почувствовала, как по шее разливается жар. Фотограф ей понравился, показался очень добрым. Ей всегда хотелось узнать, каково это — встречаться с мужчиной постарше. Она ненавидела мальчиков своего возраста — они такие незрелые.

Когда Энни познакомила ее с Уиллом, Тилли обалдела, впервые взглянув на него, ведь он оказался таким красивым. На самом деле, в первые несколько раз, когда она встречала его, ей приходилось оправдываться, потому что ее щеки становились ярко-красными, и это неправильно — восхищаться парнем своей тети... но он такой милый. Ей удалось излечиться от этой маленькой влюбленности, когда она увидела, как счастлива Энни — как счастлив Уилл. Она не в курсе всех подробностей, но знала, что Майк, первый муж Энни, причинил ей много боли, и она заслужила счастье.

Вынырнув из своих грез, она улыбнулась фотографу.

— Извините, надеюсь, что так. Вы не поверите, как я нервничаю из-за съемок.

— Тебе не стоит переживать. Обещаю, тебе понравится. Может, сделаем несколько кадров, как есть, чтобы ты не чувствовала себя неловко, и ты привыкнешь к камере? А потом мы сможем двигаться дальше?

Он отошел, снимая пиджак, который повесил на стул, затем взял камеру, которая стояла на длинной скамье в задней части студии перед зеркалом в полный рост, и повернулся к ней.

— Теперь, если встанешь перед этим экраном, мы сделаем несколько пробных снимков.

Тилли почувствовала себя плохо, когда он провел ее через всю комнату к огромному белому экрану. Ей стало так неловко — что, если на снимках она будет похожа на корову? Что если он посчитает ее абсолютной уродиной? Она улыбнулась и, чувствуя себя глупо, позволила ему ходить вокруг нее, делая снимки. Через пять минут он остановился.

— Я посмотрю их, и мы продолжим. Знаешь, тебе не нужно так нервничать. Честное слово, я не кусаюсь.

— Извините, я просто чувствую себя так глупо.

Он улыбнулся ей.

— Я понимаю — большинство людей так себя чувствуют, но ты привыкнешь. Как насчет бокала холодного вина, чтобы успокоиться? Оно творит чудеса. Разумеется, только один, потому что нет ничего хорошего, если модель слишком пьяна. Их труднее фотографировать, если они не могут стоять на месте и падают с ног — но всего лишь один маленький бокал может помочь расслабиться. Или водку, если хочешь?

— Я не знаю. Я не пью вино, если честно. Мне не нравится его вкус. Может быть, немного водки, если вы не против?

Он усмехнулся.

— Конечно. Не получится сделать отличные снимки, если ты будешь слишком напряжена. Тебе нужно раскрепоститься. Не поверишь, сколько бутылок водки я выпил за этот год.

Он открыл маленький холодильник и достал из морозильной камеры бутылку водки. Тилли сразу узнала бутылку — это была очень дорогая водка, настолько крепкая, что достаточно выпить всего пару рюмок, чтобы опьянеть. Она смотрела, как он наливает две рюмки и несет их к ней, протягивая одну.

— Я выпью, если позволишь, ладно? Хотя я могу выпить только одну — не хочу делать нечеткие фотографии.

Он подмигнул, и она взяла у него рюмку. Прежде чем она успела подумать об этом, он выпил и закашлялся.

— Каждый раз меня пробирает.

Тили рассмеялась — следуя его примеру, она откинула голову назад, проглотив содержимое одним глотком. Горло обожгло, и она начала кашлять. Ее глаза начали слезиться, и она почувствовала, как его теплые руки начали поглаживать ее по спине.

— Ты в порядке?

Она не могла говорить, но подняла большой палец вверх.

— Я дам тебе пару минут, пока проверю это и возьму другую камеру, а потом мы попробуем снова.

Он вышел, оставив ее одну. Девушка не заметила капли жидкости, которую он подлил в ее рюмку. Хит понимал, что это слишком рискованно, но ничего не мог с собой поделать. Никто не знал, что она здесь — даже полиция не заметила ее прихода, потому что он наблюдал за ней из окна спальни наверху. За все это время офицер, стоявший у черного хода, ни разу не обернулся.

На этот раз он не собирался хоронить девушку в лесу, потому что это слишком опасно, но в гараже у него имелись холодильники из морга, которые отлично подходили для его цели. Он мог положить ее в один из них, пока не будет готов сделать фотографии для своего специального альбома. Вся прелесть заключалась в том, что он мог продолжать фотографировать снова и снова, пока не выключал отопление в студии и не держал ее тело на улице слишком долго.

Тилли почувствовала головокружение. Комната начала плыть, и она подошла к своей сумке, чтобы достать бутылку воды, которая лежала там, и телефон. Ей стало совсем нехорошо. Не может быть, чтобы одна рюмка водки так подействовала на нее — она привыкла пить водку, хотя обычно только дешевую из магазина на углу.

Попытавшись сесть на табурет, чтобы совсем не упасть, она совершенно не рассчитала свои силы и сползла на пол. Ее сознание не работало так, как должно, и она чувствовала, что ее голова отключена от тела. Мысль о том, что он накачал ее наркотиками, кричала в ее мозгу, но Тилли не хотела в это верить. Зачем ему понадобилось накачивать ее наркотиками? Он же такой милый.

Она начала нажимать на кнопки своего телефона, пытаясь найти номер Энни. Энни знала бы, что делать, но Тилли не могла разглядеть экран — все расплывалось. Удерживая кнопку «домой», она попыталась сказать:

— Позвохи Эхи.

— Простите, я не поняла.

Она изо всех сил старалась говорить внятно, но язык как будто стал слишком толстым для ее рта и прилип к его своду.

— Позвони Энни...

— Звоню Энни.

А потом комната погрузилась во тьму.

Хит взял свою камеру из гаража и вернулся в дом, где увидел девушку, скорчившуюся на полу. Ее глаза не видели, но в руке она держала телефон. Его сердце заколотилось; черт, неужели она успела позвонить и позвать на помощь?

Взяв телефон, он увидел, что она действительно позвонила кому-то по имени Энни, но ответа не последовало. Он не мог решить, что делать в первую очередь. Ему нужно избавиться от телефона, но как? Не в деревне, потому что полиция могла бы его отследить. Это был айфон, так что на нем наверняка установлено приложение «найди мой айфон». Он выключил телефон и положил его в карман. Она упомянула, что ее семья думает, что она едет в Боунесс. Ему нужно выбросить его где-нибудь в Боунессе, сейчас же, пока никто не заметил, что она пропала.

Его сердце билось так быстро, что он подумал, что вот-вот может случиться сердечный приступ. Такого не должно было быть. Черт. У него уже не оставалось времени, чтобы что-то с ней сделать.

Вместо этого он схватил ее за руки и потащил из студии в мастерскую, где находилась его фотолаборатория. Взяв тряпку со скамейки, он завязал ей рот так туго, как только мог, а затем взял часть бельевой веревки, которую использовал на других, чтобы связать ей руки и ноги. Хита не волновало, если она задохнется, это спасет его от лишней работы, но ему нужно обездвижить ее, пока он не избавится от ее телефона и пока деревня наводнена полицейскими. Это даст ему столь необходимое время, чтобы решить, что он собирается делать. После он решит, как долго сможет держать ее у себя.