Ах ты, наглый, самодовольный сукин сын, подумал Гил. Напрасно надеешься, что я буду тебе помогать. Только бы знать, насколько серьезны твои угрозы в случае, если я выйду из игры.

Он взял руку Трейнера и пожал ее со всей искренностью, которую мог изобразить.

– Мое настороженное отношение к “манекену” никак не связано с тем, что случилось со мной в Бостоне. Просто газ слишком опасен. Я надеюсь, вы еще раз подумаете, прежде чем отправить его с завода.

Обняв Гила за плечи, Трейнер проводил его до дверей.

– Я уже говорил вам, мы обсудим ваши соображения, когда встанет вопрос о его транспортировке. Если такое решение будет принято, я думаю, самый безопасный способ – перевозить его морем. Вы согласны? Тогда, в случае аварии или диверсии, газ погрузится в ту единственную среду, которая его нейтрализует, – в воду. До свидания, Гил. Никому ни слова о нашем разговоре, понятно? Даже жене. Передайте ей от меня привет. Она красавица и женщина с большим талантом.

Приняв душ и переодевшись, Карен вывела машину из гаража и поехала по шоссе 101 в сторону округа Марин. К тому времени, когда она достигла середины моста Золотые Ворота, вечерний час пик уже кончился, и поток машин схлынул настолько, что она осмелилась бросить несколько взглядов по сторонам. Слева, над Тихим океаном, садилось солнце, справа, над широким пространством серой воды, высились белые башни Сан-Франциско, похожие на глазированный торт. Ей хотелось остановиться и полюбоваться видом, но, учитывая плотность движения, это было бы самоубийством. Почему другие водители столь бесчувственны к такой красоте? Она с удивлением поглядывала на них. Большинство смотрело прямо перед собой – манекены в витринах, да и только! Нет, она никогда не станет такой равнодушной, даже если будет ехать через этот мост в тысячный раз.

Взглянув в нарисованную от руки карту, она пропустила первый поворот на Сосалито, нырнула в туннель с арочным сводом и свернула в конце длинного спуска. На перекрестке с Бриджуэй она заметила закусочную и ресторан, а еще через квартал дорога кончилась, упершись в стоянку для машин. Сквозь отверстия в живой изгороди она увидела плавучие дома, выстроившиеся вдоль пирсов, уходивших в залив.

Посмотрев на себя в зеркало и удостоверившись, что выглядит неплохо, Карен вышла из машины, но тут же вернулась за кожаной курткой. В коричневых твидовых брюках и толстом свитере со стоячим воротником ей было бы холодно. Солнце уже скрылось за мысом Марии, и температура резко снизилась. Июнь в Сан-Франциско не то, что июнь в Неваде.

Плавучие дома – это нечто совершенно удивительное. Карен толкнула калитку, увешанную по меньшей мере двадцатью почтовыми ящиками, и оказалась на скрипучей деревянной дорожке, которая зигзагами спускалась к самым невероятным и причудливым сооружениям, какие только можно себе представить. Одни плавучие домики были совсем простыми – обыкновенные коробки, установленные на барже; другие, украшенные цветными стеклами и резными ставнями, словно переселились сюда из сказки о Гансе и Гретель. В этой мешанине архитектурных стилей красивые и добротные сооружения соседствовали со сколоченными наспех лачугами. У одного домика на крыше торчала согнутая дымовая труба, а на подоконниках стояли горшки с цветами. Другой напоминал колокольню. На крошечном крыльце возле звонницы читал газету мужчина, одетый в костюм и при галстуке, похожий на биржевого маклера. Признаться, эльф или гном, предстань они перед глазами Карен, удивили бы ее куда меньше.

Она постучала в дверь плавучего дома, стоявшего на якоре у стоянки № 9. Ей открыл мужчина, не похожий ни на биржевого маклера, ни на гнома. Он выглядел как профессиональный футболист и явно был ей знаком.

– Мистер Иган! – Ее лицо просветлело. – Я не ожидала увидеть вас так скоро.

– Если хотите снять мой плавучий дом, можете называть меня Джим.

– Вы здесь живете?

– Добро пожаловать в мой счастливый дом. Входите, я покажу вам свои владения.

– Почему вы не сказали мне тогда, у лифта, что это ваше объявление?

– Я собирался сказать, но вдруг почувствовал прилив храбрости и пригласил вас пообедать. Когда же вы отказались и не дали мне свой номер телефона, я подумал, что лучше об этом не заикаться. Не хотел вас отпугивать.

По узкому коридору, вдоль стен которого шли полки с книгами, они прошли в небольшую, но уютную гостиную. В маленьком камине плясали языки пламени. Спинет, просторная софа, большой книжный шкаф – вот и вся обстановка. За раздвижной дверью виднелся еще один ряд плавучих домов, отделенных сотней футов водного пространства. В воздухе пахло книгами, дымком, морем.

– Здесь чудесно! – От восторга Карен закружилась на месте. – Сколько вы просите, тысяч пять в месяц?

– Для вас скидка на девяносто процентов. Домик-то небольшой. Наверху спальня такого же размера, как эта гостиная, еще выше – крошечная комнатка. Вот и все. В те времена, когда эта посудина была буксиром, там находилась рубка. Зато все под рукой.

– Боже мой, какое замечательное место! В жизни не видела ничего подобного! А дома-то, дома... Некоторые из них просто ни на что не похожи, вроде того дома, что напоминает церковную колокольню.

– Это и есть колокольня, а церковь осталась в Западном Марине, сейчас там китайский ресторан.

Карен взглянула на Джима и нахмурила лоб. Что-то в нем изменилось, но что?

– Ваши усы, – ахнула она, – вы их сбрили!

– Да, сбрил. Как раз перед вашим приходом. Когда работаешь в бюрократической системе, приходится заботиться о том, чтобы сохранить хоть капельку индивидуальности. А теперь я уплываю в Карибское море и мне не нужно ничего доказывать. Потом, я заметил, как вы посмотрели на мои усы, когда вошли в кабинет: как на жабу, которая вот-вот перескочит с меня на вас.

– Правда, они меня немного напугали. Вы сбрили их из-за меня?

– Не только. Я собираюсь вновь начать ухаживать за женщинами, так что лучше избавиться от этой растительности. Мне нечего прятать за ней, кроме моей простецкой ирландской физиономии.

Карен опять улыбнулась. Он стоял футах в шести от нее и явно нервничал. Чтобы снять неловкость, она попросила выпить.

– Мне кажется, вы должны любить белое вино.

– Ничего подобного, буду пить пиво – просто из чувства противоречия.

Иган ушел на кухню. Карен подошла к спинету и просмотрела ноты, лежавшие на крышке. Двухчастные инвенции Баха, вальсы Шопена, ранние сонаты Моцарта. Все вещи довольно простые.

– Вы играете, мистер Иган?

– Джим, просто Джим. Да, играю, если это не слишком громкое слово для обозначения моих экзерсисов. Душа моя парит, но пальцы не слушаются.

Она села за инструмент и открыла одну из сонат Моцарта – очаровательную вещицу, созданную для услаждения слушателей. Судя по карандашным заметкам на полях, хозяин здорово над ней поработал: “Медленнее, впереди сложное место!”, “Черт!”, “Паузу, Вольфганг!”. Она начала играть, взяв средний темп – он позволял сосредоточиться на выразительности фраз – и стараясь придавать пассажам как можно больше плавности и прозрачности. Хорошо настроенный инструмент звучал лучше, чем она ожидала.

Закончив играть, Карен грациозно опустила руки на колени и оглянулась через плечо. Джим стоял в дверях с открытым ртом, держа в руках две бутылки пива.

– Это прекрасно! – выдохнул он. – Просто здорово! Никогда в жизни я не стану больше играть эту чертову пьесу. – Он тяжело опустился на софу и поставил бутылки на кофейный столик. – Вы должны со мной поужинать, – сказал он, мелодраматично протягивая к ней руки. – Если вы откажетесь, я убью себя. А что касается лодки – она ваша.

Карен засмеялась.

– Скажите, Джим, вы разведены?

– Да, как и многие, многие другие.

– Я тоже скоро получу развод. Принимаю ваше предложение. Ненавижу, когда взрослые мужчины убивают себя. Однако я ставлю несколько условий. Во-первых, мы не будем говорить ни о нашей семейной жизни, ни об опасных химических веществах, хорошо? Далее, после ужина вы проводите меня до моей машины и я вернусь в гостиницу. Хочу, чтобы утром вы не потеряли ко мне уважения.