– А завтра сможете выиграть?

– Смогу побить стадо домохозяек и бизнесменов. Любителей.

– Будет участвовать Томми Райан.

– Ну да? Он может выдержать. Мои денежки зависят от него.

– А мои от вас. Скажите, каково ваше лучшее время?

– В марафоне два часа двадцать одна минута, но я вот уже почти два года не отставал от него меньше чем на двенадцать минут. Я не сказал вам, док, я начал катиться вниз.

– Ну, завтра все же покажите класс. Полторы тысячи болельщиков, сбившись в группки всезнаек, потеют и пыхтят от волнения, и вы их любимчик.

– Да, крупная сделка.

Дюлотт мельком взглянул на часы.

– Сейчас начало десятого. Примерно в это же время завтра утром вы пересечете финишную черту перед ратушей Саттертона. В субботу банки закрыты, но в понедельник, если подпишете контракт, который я для вас подготовил, сможете явиться в любой банк по вашему выбору с чеком на десять тысяч долларов. Ну, что вы скажете? Каково?

– Ну ладно, покончим с этим. Вы не сможете получить такие деньги без меня, даже если я побегу голым с привязанным к ноге грузом.

– Положим, смогу. Послушайте, ваши лучшие деньки уже позади. И все это знают. Ваши результаты постепенно становятся все хуже. А что, если бы вы завтра выдали ваш личный рекорд? На трассе, которая много труднее, чем в Бостоне? И только потому, что вы носите, едите, пьете и вообще используете то, что производит «Джог-Тех», по счастью, мое дочернее предприятие в Гонконге, а? Я могу запустить серию такой рекламы в журналах, посвященных бегу, что это заставит Понсов де Леонсов тысячными толпами выскакивать из гробов.

– Понс де... кто?

– Де Леоне. Первый, который спустил свое состояние до нитки и обанкротился, пытаясь остаться молодым.

Кент Спэйн принялся ходить взад и вперед перед столом Дюлотта.

– Но как же, черт подери, я смогу показать мое лучшее в жизни время? С помощью молитвы? Или волшебства?

– Нет. При помощи жульничества. – Дюлотт сделал паузу, чтобы эти слова лучше дошли до слушателя. – Небольшое жульничество еще никогда никому не вредило. Рискну сказать, что ему и нужно-то учиться не больше двух лет.

Спэйн положил руки на письменный стол и пристально посмотрел на Дюлотта.

– Что вы имеете в виду, какое еще жульничество?

– Я имею в виду жульничество. Вполне безвредное. А вы получите для начала десять тысяч баксов.

Спэйн плюхнулся в кресло и выдохнул воздух сквозь сжатые губы.

– Если вы сумеете овладеть красноречием, – добавил доктор, – то сможете получить вдвое больше за цикл лекций даже после того, как я вычту свои пятнадцать процентов.

Спэйн внезапно выпрямился и стукнул кулаком по столу.

– Я это сделаю! Десять тысяч! Для начала! Черт подери! Что вы придумали?

Дюлотт развернул сложенную карту и прочертил линию.

– Забег стартует вот здесь, потом идет по шоссе, потом по гаревой дорожке, а потом по этой вот тропе через национальный лесопарк. Что вам придется сделать – это первые двадцать пять километров пробежать со скоростью километр за три и одну десятую минуты. А Райан и другие будут стараться показать три и шесть или три и семь.

Спэйн забеспокоился.

– Но так я спалю себя. Последние восемнадцать километров придется ползти.

– Нет, не придется. Взгляните на карту. – Он слегка постучал указательным пальцем по какой-то точке. – Эта трасса выходит из лесу вот здесь, проходит по гребню плотины в ущелье Сьерра и снова возвращается в лес на ее другой стороне. После этого довольно длинный участок проходит сквозь густой подлесок по склону. Вы, дорогой мой старичок, проедете этот участок на велосипеде, успокоите дыхание, просвистите какую-нибудь веселенькую песенку, и легкий ветерок овеет ваши кудри.

– Велосипед!

– Да, велосипед. Он станет дожидаться вас в кустах. В том месте к ветке будет привязана тенниска. Удостоверьтесь, что вы попали туда первым. Следующий пункт помощи только на тридцатом километре.

Спэйн снова вскочил с кресла и стал стремительно ходить взад и вперед, стискивая руки, словно пытаясь очистить их от липкого жира.

– Это не сработает, – сказал он. – Это не может сработать. Это никогда не сработает. Нет никакого способа, чтобы это могло сработать.

– Это сработает.

– А если кто-нибудь засечет мое время на плотине, то контролер на тридцатом километре позднее подсчитает и поймет, что здесь что-то подстроено. Вы, видно, рехнулись, док, ваша тыква совсем не варит.

– Вот это и подводит нас к истинной прелести плана. Контролер на тридцатом километре – я.

Спэйн перестал ходить и посмотрел на доктора.

– Вы?!

– Я. – Дюлотт снова принялся чертить линию на карте. – Вы окажетесь минут через десять – пятнадцать впереди основной группы и, выбросив велосипед, сможете посидеть минуток пять и восстановить дыхание.

– Я ненавижу сидеть.

– Ну, тогда погуляете. Трасса выходит из леса вот здесь, недалеко от ярмарочной площади. Бегите рысью весь остаток пути так быстро, как только сможете. Будете бежать по шоссе, а люди по его сторонам станут приветствовать вас. Финишную ленточку разорвете вот здесь, – доктор торжествующе постучал по карте, – в нижней части Саттертона. Новый чемпион мазэрлодского марафона, показавший время всего лишь на несколько минут хуже мирового рекорда. Удивительный подъем жизненных сил, достигнутый благодаря новейшей продукции «Джог-Теха».

Спэйн снова погрузился в кресло и внимательно смотрел, как доктор вытаскивает из ящика письменного стола образцы продукции: пару ребристых резиновых чашечек для пяток, предохраняющих от ушибов и помогающих преодолевать подъем, цифровые часы-шагомеры, фирменный ремень «Джог-Теха», микроэлектронный пульсометр, регистрирующий частоту пульса, кровяное давление, температуру и электролитический баланс.

– Это последняя новинка, – сказал Дюлотт о пульсометре, – занятная вещичка, тянет на четыреста баксов.

– Но я не могу тащить на себе всю эту чепуху! – запротестовал Спэйн. – Это весит, должно быть, килограмма четыре!

– Чуть больше четырехсот граммов. Сможете. А после забега скажете, что ваш спортивный подвиг – результат того, что вы могли постоянно следить за состоянием своего организма и на основе научных данных приспособить ритм бега к максимально достижимому вами напряжению сил. Конечно, вы также скажете, что вы тренировались на нашем домашнем тренажере – это еще одна штучка на четыреста долларов, – и заодно пили наш овощно-витаминно-миндальный напиток.

Бегун с отвращением приподнял верхнюю губу и отвернулся.

– Меня от этого тошнит, – сказал он.

– Ничего, зато сделаем умопомрачительные деньги. Подпишите вот здесь.

Спустя полчаса, когда контракт уже был изучен и подписан, а детали забега обговорены еще раз, мужчины пожали друг другу руки: один – сияя от радости, а другой – с несчастным видом. Дюлотт поднял бокал китайской минеральной воды в честь марафона, осушил его и почмокал губами.

– Вы просто обязаны свыкнуться с этим необычным запахом, Кент, – сказал он. – Это самая лучшая в мире моча дракона.

Перед самым обедом Герман Болен позвонил в ущелье Сьерра, и какой-то инженер из диспетчерской электростанции сообщил, что Лоуренс Джефферс еще не появлялся. Его ожидают с минуты на минуту.

– Он, должно быть, поехал в Сакраменто и забыл предупредите нас, – посетовал инженер, стараясь быть полезным.

– Вероятно, вы правы. Скажите ему, чтобы позвонил мне, как только появится.

– Конечно, скажу, мистер Болен. Я вот прямо сейчас положу записку на его стол.

Странно, подумал Болен, медленно направляясь к окнам. Не дать знать о своем местонахождении – это не похоже на Джефферса. Если бы обнаружил в дренажных галереях что-нибудь серьезное, конечно, позвонил "бы вчера поздно вечером или же сегодня рано утром, прежде чем куда-то уйти. Поездка в Сакраменто? Да, вероятно, именно так. Или какой-нибудь назначенный визит к дантисту. Но все-таки...