Питер жестом пригласил меня сесть напротив его стола и занял свое место в кресле.

— Ты готова к этим выходным?

— Ты послал Энсли к ее столу и вызвал меня сюда, чтобы спросить об этом?

Его брови сошлись на переносице.

— На что ты намекаешь?

Слова, которые пришли на ум, не подходили для работы, поэтому я не торопилась, формируя гораздо менее агрессивную и оскорбительную версию своих мыслей.

— Мне просто интересно, почему ты так странно себя ведешь. Ты не позволяешь мне поговорить с единственным человеком в офисе, который должен быть моим самым большим ресурсом. Ты просишь меня поехать с тобой в эти выходные на конференцию, которая не имеет ничего общего с тем, над чем я работаю. Я чувствую, что что-то упускаю.

«И мне интересно, действительно ли та женщина встречалась с тобой, когда ты был таким противным, или из-за разрыва с ней ты стал таким?»

— Я не хочу, чтобы ты работала с моим существующим маркетинговым планом. Я хочу понять, почему тебя, предположительно, стоит держать в моем штате, когда у меня уже есть компетентная маркетинговая команда. А конференция — это маркетинг. Просто потому, что она не поставляется с аналитикой отслеживания, это не значит, что там не опубликуют мое имя и мои книги. Но я ожидал, что эксперт по маркетингу поймет это.

— Хорошо, — сказала я.

Он поднял ладонь и наклонился вперед.

— Хорошо? Это все, что ты можешь сказать?

— Ты бы предпочел, чтобы я сказала: «Это правдоподобное объяснение, но я не куплюсь на это»? Или ты бы предпочел, если бы я спросила, почему ты решил заплатить мне слишком много, чтобы заставить меня работать здесь, если ты так скептически настроен? Потому что я подумала, что тебя лучше не спрашивать.

На несколько секунд мне показалось, что он собирается закричать, но он только тихо вздохнул. Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что он выглядел так, словно боролся с желанием ухмыльнуться.

— Увидимся в эти выходные, Браунинг.

Я встала, чтобы уйти, но он остановил меня как раз перед тем, как я подошла к двери.

— Вайолет.

Я повернулась и смотрела, как он, казалось, боролся с тем, что собирался сказать. Когда он нахмурился, мне показалось, что это больше похоже на то, что он хмурится сам на себя. Он почти незаметно покачал головой.

— Увидимся в эти выходные, — снова сказал он, но уже менее уверенно, чем раньше.

***

Мы вылетали первым классом из аэропорта Кеннеди в Аннаполис, штат Мэриленд. Я трижды проверила свои договоренности о том, чтобы Зои оставалась с моей мамой весь день в субботу с краткой остановкой у Лилит и Лиама в воскресенье утром, а затем вернулась с мамой до понедельника. К счастью, Зои была в восторге от этой идеи. Ей нравилось навещать мою маму, и особенно ей нравилось ходить к Лилит и Лиаму.

Я вернулась в свою квартиру рано утром в субботу после того, как высадила Зои. Врач дал мне костыли, но мне уже было легче просто ходить, слегка прихрамывая, и позволить медицинскому ботинку делать свою работу. Пока я не торопилась, я не чувствовала никакой боли. Я нашла Питера, расхаживающего возле моего дома. Он выглядел взбешенным, даже по стандартам Питера Барниджа. Он был укутан от холода в толстое пальто, но все равно умудрялся носить его так, что его телосложение невозможно было не заметить. Холодная погода также подходила к его относительно бледному цвету лица и чертам лица. Он был здесь в своей стихии, настолько, что я почти могла представить, что это он был причиной холода… как будто в его сердце было недостаточно человечности, чтобы высосать тепло из целого городского квартала. Мне показалось, что стало холоднее, когда я повернула за угол к своему зданию, или это было только у меня в голове?

Он все еще не замечал меня, и впервые с тех пор, как я заметила его в конференц-центре, у меня была возможность поразмыслить о том, насколько безумно, что такой человек, как Питер, на самом деле был моим боссом. Он был из тех симпатичных парней, которым парни прощали своих подруг за то, что они пялились вслед. Вы могли бы смотреть на него в течение нескольких минут и продолжать находить новые детали, чтобы оценить их… как будто каждая последняя строка была составлена и переработана до тех пор, пока она не станет идеально подходящей для общей картины. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но если бы он не был таким захватывающим дух красивым, мне было бы легче ненавидеть его. Он заслуживал ненависти, и все же мне удавалось ненавидеть его только поверхностно. Я знала, что часть меня все еще надеялась, что он докажет, что я ошибаюсь, хотя бы потому, что он выглядел слишком хорошо, чтобы быть таким ядовитым. Мне хотелось верить, что есть причина или, еще лучше, лекарство.

Я молча поблагодарила Бога за то, что уже отвезла Зои. Появись он на полчаса раньше, он бы поймал меня на моей лжи. Поначалу это казалось чистой ложью, но какая-то белая ложь набирала обороты, как снежки, катящиеся под гору. Если слишком долго не контролировать, камешек может превратиться в гору, и у меня возникло смутное подозрение, что хранить мой секрет было ошибкой. Тем не менее, сегодня был не тот день, чтобы говорить ему об этом, не раньше, чем застрять с ним на все выходные. В понедельник было бы лучше. Я бы вернулась домой, и он, без сомнения, был бы рад избавиться от меня.

Он заметил меня, когда я была всего в нескольких шагах.

— Где ты была? — грозно спросил он.

— Гуляла, — сказала я. Вложить возмущение в мои слова было нетрудно. В конце концов, у меня все еще было больше часа до того, как я должна была уехать в аэропорт. — Что ты здесь делаешь и откуда ты знаешь, где я живу?

— Твой адрес есть в твоем личном деле сотрудника. И я здесь, потому что планы изменились. Гарри проверил статус нашего рейса, и, по-видимому, из-за снежной бури полеты отменены. Мы едем на автобусе в Аннаполис.

Я прищурилась, глядя на небо. Было, конечно, достаточно холодно для снега, но облака не выглядели особенно угрожающими.

— Правда?

— Я не претендую на роль метеоролога. А ты?

Я уставилась на него, вытаскивая свой телефон.

— Нет. Но у меня есть приложение для погоды. — Я включила его и подняла свой экран, чтобы он увидел. — Очевидно, небо чистое.

— У нас нет времени спорить об этом. Гарри, должно быть, что-то услышал, и я скорее поверю своему брату, чем твоему приложению. Мы либо скоро уедем, либо опоздаем на автобус.

— Я пойду за своими сумками. Они в основном упакованы, но мне нужно захватить еще несколько вещей.

— Сумки? Множественное число? Нас не будет два дня. Сколько тебе нужно?

Я решила не обращать на него внимания, хотя он нес на плече массивную спортивную сумку, которая технически была одной сумкой, но могла бы легко поместить две, которые я планировала взять с собой. Кроме того, как обычно, высказать свое мнение, скорее всего, означало бы потерять работу. Я повернулась, чтобы уйти, но Питер остановил меня у двери.

— Где твои костыли? — спросил он.

— Они мне больше не нужны.

— В твоем здании есть лифт?

— Лестница. А что?

Он покачал головой.

— Давай же. Я не позволю тебе подниматься по лестнице с вывихнутой лодыжкой и без костылей.

— Как ты думаешь, как я вернулась домой прошлой ночью? Или сегодня утром вышла на улицу?

— Очевидно, с трудом. Дай мне свои ключи и скажи, что тебе нужно. Я схожу за этим.

— Это было просто небольшое растяжение. Доктор сказал, что я могу ходить в ботинке, если буду делать перерывы и не на мочу его.

— Ключи, — снова сказал Питер.

Я рассмеялась.

— Ни за что. Хочешь верь, хочешь нет, но я бы не хотела, чтобы мой босс рылся в ящике с моим нижним бельем или видел мою грязную квартиру.

Я не была уверена, что мне это показалось, но он стал выглядеть немного более напряженным.

— Тогда позволь мне хотя бы помочь тебе подняться по лестнице.

— С каких это пор ты стал внимательным?

Он усмехнулся.

— Я просто учитываю тот факт, что если ты упадешь и поранишься, ты, вероятно, найдешь способ подать на меня в суд.

Я закатила глаза.

— На секунду я подумала, что в той пустой полости, которую ты называешь грудной клеткой, может быть, есть сердце.

Отдаленно, я подумала, не поэтому ли он так старался держать Деррика подальше от моего стола. Может быть, в конце концов, это была не ревность. Питер Барнидж, возможно, был просто из тех парней, которые одержимы возможностью быть привлеченными к суду. По какой-то причине эта возможность казалась немного разочаровывающей.

— Давай. — Он взял меня за руку и обнял за талию, потому что его плечо было слишком высоко, чтобы я могла дотянуться до него, не тянувшись.

Его тело было твердым, как скала, и я чувствовала, как напрягаются и перекатываются его мышцы, даже под пальто. Я не была уверена, был ли это просто холод снаружи, но его тело казалось неестественно теплым, особенно там, где его голая рука лежала на моей руке.

— Почему ты такой теплый? Иисус. Как будто у тебя высокая температура.

Он ответил не сразу, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы провести нас через дверь и помочь мне подняться на первые несколько ступенек.

— Когда я измеряю температуру, мне всегда показывает девяносто шесть или девяносто пять (прим. 36–37 градусов). Девяносто восемь — это для меня лихорадка. Я так и не нашел врача, который мог бы действительно сказать мне, почему так, но, по-видимому, это делает мою кожу горячей, даже когда я совершенно здоров.

— Разве это не должно сделать твою кожу холоднее?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Но все всегда говорят, что я словно горю.

Я провела остаток подъема по лестнице, размышляя о том, скольких людей Питер Барнидж коснулся в своей жизни. Все, что я видела в нем, — это человека, который отталкивал всех так сильно, что, должно быть, надеялся, что они никогда не вернутся.

Мы добрались до лестничной площадки возле моей квартиры, и Питер отпустил меня, чтобы я могла поискать свои ключи.