– Проклятые клоуны! – закричал водитель.

Шейх ответил ему дружеским взмахом руки.

– Хэлло! Как приятно вас видеть!

– Убирайся к себе домой и играй там в песочек!

– Как поживаете? Превосходный день!

Лузетти повернулся к Торнтону и прошептал:

– Парень совсем рехнулся.

– Зато у него куча денег.

Они пересекли 8-ю авеню и свернули на юг, оказавшись вне пределов досягаемости сильных порывов западного ветра. Трое арабов в национальных костюмах уже не выглядели так, словно собирались взлететь, как воздушные шарики. Аль-Халил Сауд схватил Лузетти за рукав и подтянул поближе к себе.

– Здание, которое вы хотите продать, – спросил он доверительным тоном, – хорошее?

– Замечательное.

– Тогда почему же вы... как это правильно сказать... избавляетесь от него?

– Правильно сказать – «продаете». Необходимы деньги для строительства других объектов.

Лузетти вытянул шею. Большая толпа собралась в конце улицы. Всюду бегущие люди, кто-то кричал. Движение транспорта остановлено, если не считать разворачивающихся автомобилей, пытавшихся выбраться из узкого проезда в южном направлении.

– Вы обратились ко мне, потому что думаете, будто у всех арабов есть деньги?

– Мы слышали, что вы подыскиваете какое-нибудь впечатляющее здание для штаб-квартиры.

Лузетти прищурился, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Нашли бомбу? Снимают кино?

– В Аравии тоже есть бедные люди. В особенности после возникновения переизбытка населения.

Лузетти, идущий впереди, почувствовал себя неловко и замедлил шаг.

– Да, этот переизбыток, – сказал он сдержанно, – мы были огорчены, узнав об этом.

– Ха-ха! Вы были огорчены! Смешнее и не придумаешь!

Прежде чем сойти с мостовой на 52-й улице, Лузетти остановился и поднял руки, останавливая своих спутников. Восемь пар глаз проследили за его пристальным взглядом, направленным вверх.

– Уж не это ли здание вы продаете, – спросил шейх, – которое наклонилось над улицей? Оно что же, выглядит так со всех сторон или только с этой стороны? Если это наклонное здание, то я не думаю, что оно меня заинтересует.

Брови Лузетти полезли вверх. Он открыл и снова закрыл рот, чувствуя, что рука Торнтона впилась в него. В отдалении слышались завывания полицейской сирены. Мимо пробежала какая-то рыдающая женщина. На следующем углу он увидел двух полицейских, отчаянно махавших руками.

– Оно наклоняется, – услышал Лузетти над ухом шепот Торнтона.

На высоте двадцати этажей платформа мойщиков окон висела над Восьмой авеню футах в тридцати от стены здания.

– На фотографиях не заметно, что это наклоняющееся здание, – сказал шейх. – На фотографиях оно вертикальное. Как и все другие здания.

То, что они видели, не было оптическим обманом, здание явно отклонилось градусов на пять или даже десять к востоку. Одиннадцатиэтажное здание между 52-й и 51-й улицами загораживало весь вид, однако восточный край здания Залияна высовывался из-за него высоким узким клином. Вверху можно было разглядеть два ряда гранита и стекла. Пока Лузетти удивленно таращил глаза, вверху показался и третий ряд окон.

– Это движущееся здание, – сердито заговорил шейх, – а не просто наклонившееся. Вам должно быть стыдно, мистер Джин! Вы собирались продать мне наклонившееся и движущееся здание. Я полагаю, что в итоге все же правильно сказать – «избавляетесь».

Лузетти медленно шел вперед. Бегущим навстречу людям приходилось уступать ему дорогу. Он увидел, что какой-то темный предмет отделился от здания и падает вниз, и следил за его полетом, пока предмет не скрылся из виду, а секундой позже услышал глухой удар. Он снова поднял глаза, ускоряя шаг, и перешел на восточную сторону улицы, чтобы получше видеть. На восточном фасаде здания зияли далеко отстоящие друг от друга темные прямоугольники, отмечая места, где отвалились куски облицовки. В вертикальных полосах стекла он видел колеблющиеся силуэты центральных городских небоскребов, словно они отражались в волнующейся воде. Лузетти четко расслышал неумолкаемый отдаленный гул и побежал, слыша за своей спиной визгливый голос шейха:

– Это распадающееся на куски здание. Падающее здание. Это совсем не то, что я имел в виду. Я шокирован и опечален, мистер Джин, тем трюком, который вы пытаетесь сделать! Да, бегите прочь со стыда! Вы, должно быть, думали, что я только вчера с верблюда свалился!

Лузетти пробивался вперед, расталкивая людей и не обращая внимания на крики вокруг. Он не мог оторвать глаз от огромного содрогающегося монолита, возвышающегося над его головой. Сознание его, казалось, было парализовано. Если бы какой-нибудь ледник сползал в море, он мог бы понять, что это результат воздействия непреодолимых сил природы, но это же здание, воздвигнутое людьми... невозможно, чтобы оно наклонялось. Нет сомнений, что его остановят и не позволят упасть совсем! Ведь такая громадина просто не может... Она же должна находиться под каким-то контролем... Но какие же мыслимые причины могли быть, чтобы... Здание наклонялось, здание приближалось к земле, здание двигалось! Этого не могло случиться, но это происходило. Он бежал качая головой, как бы отрицая то, что видел собственными глазами.

Его остановил полицейский: один из десяти, стоящих редкой цепочкой поперек 8-й авеню и пытающихся оттеснить толпу на север, подальше от 50-й улицы. Некоторые люди поворачивались и убегали, другие же, вроде Лузетти, находились в состоянии какого-то транса и не могли оторвать глаз от поразительного зрелища медленного падения шестидесятиэтажного здания. Свершалась невообразимая по масштабам катастрофа, нечто вроде землетрясения, извержения вулкана, и воздух был пропитан пылью, дымом и ужасом.

– Назад! Назад! – орали полицейские, пытаясь перекричать нарастающий гул и периодически оглядываясь назад. – Здание падает! Разбегайтесь!

Люди уже не толпились на перекрестке, он был совершенно пуст и только засыпан обломками. Лузетти видел, что полицейские машины и машины «скорой помощи» на большой скорости отъезжают от тротуаров, стремясь убраться подальше от наклоняющегося с восточной стороны здания. Несколько брошенных легковушек и грузовиков стояло посередине улицы рядом с пожарной машиной, сплюснутой гранитной плитой, словно пустая пивная жестянка. Здание осело так сильно, что дверей вестибюля и окон магазина на первом этаже больше не было видно. Трущиеся друг о друга, ломающиеся и падающие куски стали и бетона громыхали так, будто рядом шумел Ниагарский водопад.

Разорванные концы тросов платформы мойщиков окон болтались над серединой улицы, а сама платформа висела футах в ста над землей, ближе к восточной, чем к западной стороне 8-й авеню. Откинув голову назад, Лузетти видел, что верхушка здания Залияна находилась прямо над ним, но чем дольше он смотрел, тем все большую часть неба заслоняла огромная стена гранита и стекла.

Лузетти привел в чувство какой-то мужчина, который, пробегая мимо, едва не сшиб его с ног. Это был тот самый полицейский, что остановил Лузетти: у него не выдержали нервы, и теперь он занялся спасением своей собственной шкуры. Ведь когда здание упадет, здесь будет куча покойников. Лузетти сделал несколько шагов назад и уже тоже был готов повернуться и бежать, когда увидел нечто, заставившее его остановиться. Крышка люка у перекрестка на углу здания Залияна приподнялась, и показалась голова какого-то человека. Потом появился и сам человек – в каске и рабочем комбинезоне. Он отбросил крышку люка в сторону и вылез наружу, в замешательстве оглядываясь по сторонам. Из оконного проема на верхнем этаже здания летели на улицу столы и стулья. Рабочий заметил Лузетти и полицейского, находящихся к нему ближе всех других людей, и бросился к ним.

– Он не успеет, – услышал Лузетти слова полицейского.

Звук летящего над крышей здания вертолета прервал рыдания Рона Ярагоски. Он вцепился в корпус моечной машины и посмотрел на небо, почти очистившееся от дождевых туч. Пробивающиеся солнечные лучи слепили глаза. Где эта стрекоза? Легкое жужжание, похожее на звук скользящей по озеру моторной лодки, наполнило его таким бурным восторгом, что закружилась голова. Этот вертолет спасет его! Сдернет с карниза, аккуратненько и четко! Вон он, вон там, в нескольких сотнях футов над ним, с западной стороны. Не видят они его, что ли?