ГЛАВА 25

КОУЛ

Мы входим в здание клуба, и я прохожу мимо нее к лестнице. Я поднимаюсь и включаю свет, как только оказываюсь на лестничной площадке. В центре помещения стоит большая деревянная бревенчатая кровать. И это все. Ни телевизора, ни комодов, ни тумбочек. Справа от меня дверь, ведущая в ванную.

Она поднимается по верхней площадке лестницы и оглядывается, когда я бросаю ее сумку. Она молчит с тех пор, как мы стояли посреди дороги, но я знаю, что она хочет этого.

И теперь, когда мой гнев утих, я ненавижу себя за то, что сказал ей идти и трахаться с Брайаном. Эти слова были на вкус как дерьмо. От одной мысли о том, что он спит с ней, у меня сводит живот.

— Коул…

— Прекрати, — прерываю я ее.

Ее глаза сужаются, глядя на меня. Я делаю шаг к ней.

— Просто перестань говорить, — говорю я, запуская Руку в ее волосы. Ее веки тяжелеют, и она закрывает глаза, испуская вздох. Она пьяна. И, вероятно, все еще злится на меня. Возможно, устала. Но мне, блядь, все равно.

Я хочу ее!

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее губам. Она без раздумий открывает рот, запрокидывая голову назад. Я прижимаюсь к ней бедрами, и она стонет мне в рот. Я так сильно хотел ее все это время.

Я жалок.

Я тянусь к ее свитеру и стягиваю его через голову.

— Может, примем душ? — спрашивает она.

Я собираюсь сказать нахуй душ, но ее взгляд падает на кровь на моих руках, и я понимаю, что только что испачкал ей волосы.

— Конечно.

Я не хочу, чтобы на ней была хоть какая-то часть Брайана. Хотя я бы с удовольствием раскрасил ее тело в красный цвет.

Мы заходим в ванную, и она оглядывается по сторонам, пока я включаю душ. Я снимаю рубашку, а затем скидываю теннисные туфли. Я снимаю джинсы и боксеры, когда она подходит ко мне. Я замираю, когда она кладет свои руки на мою обнаженную грудь.

Мое сердце начинает колотиться от нежности ее прикосновений. Никто никогда не прикасался ко мне так, как она. Как будто это что-то значит. Как будто она может спасти меня от самого себя. Я всегда был парнем, который входил и выходил. Девушки, которых я приводил домой, не оставались на ночь, а женщины постарше, с которыми я трахался, уходили из дома, как только я заканчивал. Но я не могу отпустить ее. Я поднимаю руку и заправляя ее волосы за ухо, обнажая все пирсинги. Я провожу по ним большим пальцем.

Она глубоко вздыхает.

— Я не хочу драк.

Ее слова удивляют меня.

— Я тоже не хочу. — говорю я и сам удивляюсь тому, что это правда. Я люблю драки. Неважно, физические они или ментальные. Я люблю поиздеваться над кем-нибудь.

— Мы можем просто забыть о том, что произошло? — спрашивает она, нервно покусывая нижнюю губу.

Я не могу просто забыть о том, что Брайан подговорил своего друга трахнуть ее. Что, если кто-то другой сделает это? Что, если кто-то другой попытается забрать то, что принадлежит мне? Или еще хуже? Принудит ее? Я знаю, что я больной ублюдок. Я знаю, что предпочитаю драку, а не разговоры, но в этом городе есть такие же, как я. Некоторые старше, а некоторые моложе.

— Да, — говорю я ей, потому что не хочу, чтобы она беспокоилась. Я буду продолжать защищать ее, чего бы мне это ни стоило. Потому что я единственный, кто может погубить Остин Лоус.

Точно.

Она отстраняется от меня и идет раздеваться. Я поворачиваюсь и захожу в душ, она следует за мной. Я стою под струей, а она смотрит, как кровь стекает в слив.

Я хватаю ее за руку и притягиваю к себе.

— Не думай об этом, — говорю я ей.

Она обнимает меня за шею.

— Тогда отвлеки меня от этого.

Я захватываю ее губы своими и кружу нас, чтобы она уперлась спиной в стену.

Она задыхается от холода, и я углубляю поцелуй.

Моя правая рука ложится на ее бедро, я сжимаю его в своей руке, поднимая вверх и оборачивая вокруг своего бедра. Она отрывается от моих губ и закидывает голову назад. Ее глаза закрыты, а влажные губы приоткрыты. Я беру свой твердый член в руки и ввожу его в нее, не теряя ни секунды, и она хнычет. Черт, как же мне нравится слышать этот звук, когда я внутри нее.

Она уже мокрая для меня. Так же, как я тверд для нее.

Она открывает отяжелевшие веки и стонет, когда я начинаю двигаться в ней и выходить из нее. Медленно дразня.

Я хватаю ее за другую ногу, отрываю ее от пола душевой кабины и сильнее вжимаю ее в стену. Она все сильнее прижимается ко мне.

— Коул, — произносит она, и я ускоряю темп. — О, Боже! Коул…

Я опускаю голову и снова захватываю ее губы своими, зная, что она моя. Я могу обладать ею. Как захочу, и когда захочу.

_________________________________

Я открываю глаза и вижу, что рядом со мной спит Остин. Солнце светит через единственное окно, и я переворачиваюсь, поднимая с пола телефон, чтобы проверить время. На нем четверть девятого.

Ложась обратно, я провожу рукой по лицу. Мы не выспались. Мы вернулись с клуба только после двух часов ночи, а потом почти час провели в душе. А потом еще два бодрствовали в постели.

Как всегда, я не мог насытиться. Она, похоже, тоже не могла, и я не жаловался.

— Ты в порядке?

Я смотрю налево и наблюдаю, как на меня смотрят темно-зеленые глаза. Я улыбаюсь ей, откидывая волосы с лица. Я отбрасываю одеяло и хватаю ее за руку, подтягивая ее к себе.

— Теперь да.

Она откидывает голову назад, смеясь, и я удивлен этим. Я никогда не слышал, чтобы она так смеялась. Я видел только ее гнев. Или грусть. Но я никогда не видел, как она смеялась или улыбалась. Я должен заставлять ее делать это чаще.

Она лежит на мне, обнаженная и прекрасная. Ее темные волосы рассыпались по плечам и лежат на моей груди. Они окончательно высохли после душа, который мы принимали несколько часов назад, а алкоголь, который она выпила, похоже, выветрился.

Ее глаза изучают мою грудь, а ее пальцы касаются моего шрама. Она никогда раньше не спрашивала об этом.

— Что случилось?

— Сломал ключицу.

Она наклоняет голову в сторону.

— Как?

Мои глаза смотрят в ее, пока она смотрит на шрам.

— Авария. Ремень безопасности отстегнулся, и я сломал ее при ударе.

Ее рука замирает на шраме, и ее глаза встречаются с моими. Она смотрит на меня так пристально, что мой пульс учащается.

— Ты солгал.

Мои глаза сужаются от обвинения в ее голосе.

— Прости, что?

— Ты солгал, — повторила она.

— О чем? — возразил я.

— Ты не был за рулем.

Я напрягаюсь от ее слов. Она смотрит мне в глаза и тяжело вздыхает, ее дыхание смахивает волосы с моей груди.

— Кого ты прикрывал?

— Хватит!

— Нет, Коул. Почему ты солгал? — требует она. Я хватаю ее за бедра, впиваясь кончиками пальцев в ее кожу, и отпихиваю ее от себя. Я встаю, провожу рукой по волосам и иду в сторону ванной.

— Ты не мог вести машину — шепчет она. — Это твое правое плечо. Не левое. Ты солгал…

Я закрываю глаза. Ей хватило двух секунд, чтобы понять то, что никто другой так и не понял. Я был в перевязи несколько месяцев. Правая рука была перевязана. Не левая. Никто никогда не задавался этим вопросом.

— Зачем тебе врать, Коул?

— Не надо, Остин.

— Нет! — кричит она. — Блядь, скажи мне, зачем тебе врать о чем-то таком, — требует она. — Люди думают, что ты убил трех своих друзей.

— Я, блядь, знаю, что они думают! — кричу я, поворачиваясь к ней лицом. — Кто, черт возьми… Кто, по-твоему, сказал им это? — я огрызаюсь.

— Зачем? — она стоит на коленях посреди моей кровати. Ее длинные темные волосы перекинуты через одно плечо, закрывая от меня одну из ее грудей, и она тяжело дышит. Ее глаза мягкие, и моя грудь напрягается.

— Убирайся!

— Это был Илай… Вот почему ты…

— Я сказал, убирайся отсюда, Остин, — огрызаюсь я, прерывая ее.

— Нет.

Я сжимаю руки в кулаки, и ее взгляд падает на них.

— Бекки сказала, что всех выкинуло. Но вы были пристегнуты… — она растерянно качает головой. — Я не понимаю…

Я кинулся на кровать и толкнул ее на спину, прижав ее маленькие запястья к матрасу.

— Тебе не нужно понимать, что я сделал, или почему я это сделал. Это никого, не касается, черт возьми, Остин.

Она смотрит на меня, глаза слезятся. Я чертовски задыхаюсь, и мое сердце бешено колотится. Я ненавижу быть уязвимым. Таким открытым. Закрытые люди всегда в безопасности. Но она убивать меня. Заставляя меня истекать кровью. Ее глаза ищут мое лицо, и я вижу в них слезы. Моя челюсть сжимается.

— Коул, — шепчет она. — Мне жаль.

Моя грудь сжимается до такой степени, что я не могу дышать.

— Мне жаль, что никто не видит тебя таким, как я. Мне жаль, что никто не понимает твою ярость. Или твою ненависть.

— Прекрати… — я подавился словом. Она крутит нож. Режет меня еще больше.

Она обхватывает ногами мои бедра.

— Мне жаль, что ты потерял своих друзей. И что ты остался с бременем, которое невыносимо.

Ее слезы льются по щекам.

ОСТИН

Он солгал!

Он позволил городу поверить, что убил трех мальчиков — подростков, которые были его друзьями, хотя он не был виноват.

— Ты вообще пил? — спрашиваю я.

Я чувствую, как его тело физически дрожит на фоне моего. Он зол на меня. Злится, что я разгадала секрет.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — говорит он вместо этого. — Тебя там не было.

— Мне не нужно было быть там, чтобы узнать, что ты не виноват в их смерти.

— Прекрати, Остин! — кричит он мне в лицо.

— Ребята знают? — спрашиваю я, пока очередная слеза стекает по моему лицу. Он не отвечает. — Бекки также сказала мне, что Киллан винит тебя. Почему ты не сказал ему правду?

Мое сердце разрывается из-за него. Он не только потерял своих друзей, но и взял на себя ответственность, когда был не виноват.

Он отпускает мои запястья и сползает с меня, заставляя раздвинуть ноги. Он садится на краю кровати, спиной ко мне, и склоняет голову.

Я сглатываю и сажусь.

— Я знаю, что ты чувствуешь, что поступаешь правильно, но… Коул…

Он вскакивает и поворачивается ко мне лицом.

Мои слова оборвались под его взглядом. Я никогда не видела его таким убитым.

— Не смей сидеть здесь и притворяться, будто знаешь, почему я сделал то, что сделал, — огрызнулся он, наклоняясь и поднимая с пола свои джинсы. Он натягивает их и застегивает. Затем он начал спускаться по лестнице.