Я сразу вспомнил приступ внезапной смелости, и все остальные свои поступки последних минут. Не могу сказать, что открытие факта тайного копания в моей голове доставило мне удовольствие.

— И что теперь делать?

— Внушать тебе теперь ещё и отвращение ко мне было бы неправильно и глупо. Просто слушай свой разум, и отключи эмоции. — Если бы я это умел! — но Александр продолжил: — Да, я и забыл, что нужной степени развития самоконтроля у вас достигает разве что только каждый десятый, и то годам к 30…

— Ну, твое лицо мне совсем не показалось уродливым даже при первом взгляде. Если теперь я еще узнаю цель твоего появления у нас, и если она окажется достойной, то буду только рад видеть тебя среди своих друзей.

— Охоо, а не кажется ли тебе, что это говорит не твой разум, а внушенные тебе мной дружеские чувства?

— Ну и что? Мне теперь надо под микроскопом изучать каждую свою мысль, хоть на каплю доброжелательную к тебе?

— Вот если бы нашелся кто-то рядом с тобой, кто высказал бы тебе непредвзятое суждение обо мне…

Я сразу подумал об отце. Вот подходящий человек… Только как бы их познакомить?

— Александр, раз ты выглядишь так необычно, тебе, наверное, нужно какое-то убежище хотя бы на первое время. Почему бы тебе не поселиться пока у нас дома, и подходящий человек — мой отец — как раз оказался бы рядом. (Я тогда совершенно не «втыкал», насколько круто все мои решения и поступки оказались замешаны на внушенной симпатии к чужаку!)

Александр сказал как-то скучно: — Ну ладно, идем к тебе домой… — и после того, как мы сделали с десяток шагов, вдруг повеселел и добавил: — возможно, что так мне даже проще будет исправить оплошность.

И мы молча пошагали домой, никого больше не встретив, идти было совсем недалеко.

Дома я сразу вошел к отцу в кабинет, несмотря на прикрытую дверь, означавшую, что отец работает, и сходу заявил ему, с улыбкой жизнерадостного идиота:

— Пап, а у меня для тебя большой сюрприз, даже несколько.

— Отстань, не видишь, я работаю! Иди, съешь ужин, пока совсем не остыл!

Пап, ЭТО ДЕЛО наверняка ПОВАЖНЕЕ ужина и всех твоих работ, вместе взятых!

— Опять подкалываешь? Какие такие сверхважные ДЕЛА у ТЕБЯ могут вдруг, ни с того, ни с сего вспухнуть?

— Зелёного человечка хочешь наяву увидеть?

— И ты ко мне пристаешь с этими уфологическими бреднями?

— Ну, если считаешь это бреднями — пеняй на себя! — Александр, заходи! (мой здравый смысл, весь съёжившийся где-то в самой дальней извилине, все еще тихо нашёптывал, что Александр — мой глюк, а глюки без сильных снадобий, каковые я принципиально не употреблял, на обыкновенное приглашение зайти отзываются крайне неохотно…)

— Ну и что это за маскарад? (Уф, увидел. Ну ладно, если и протекать крышей, то хоть не в одиночку!).

— Пап, никакой это не маскарад, не грим и не краска. Александр и впрямь с неба свалился, прямиком с Альтаира. Я думаю, дальше он тебе сам все объяснит.

Отец надел очки, чтобы рассмотреть гостя получше — и его на пару секунд прохватил такой же столбняк, как и меня при первой встрече лицом к лицу. После небольшой паузы Александр сказал:

— Федя, мне надо поговорить с твоим отцом наедине.

Я тут же вышел из кабинета на кухню, оставив отца вдвоём с Александром, быстро и как-то механически съел ужин, не получая обычного удовольствия от вкуса пищи, затем направился в свою комнату, прикрыл за собой дверь, уселся на диван, и только тут меня постепенно отпустило дикое напряжение последних минут. А отец и Александр все это время говорили и говорили друг с другом. Сначала я слышал недоверчивый голос отца и спокойный голос Александра. Затем голос отца стал громче и возбужденнее. А потом они долго и тихо что-то обсуждали. Из всего разговора, который мне почему-то был совершенно неинтересен, запомнились лишь отдельные слова: «кризис», «варвары», «одичание», «планета», «спасать». И вот, наконец, дверь приоткрылась, и до меня донесся конец разговора, отец воскликнул — А знаешь, мой зеленоволосый друг с Альтаира! Ведь все может получиться! Обязательно получится!–и, выглянув в открытую дверь, крикнул — Фёдор! Иди сюда! — и тут же устроил мне настоящий «разбор полётов».

Первым делом отец очень наглядно, характеризуя меня и мое поведение нелестными словами на самой тонкой грани приличия, самым невинным из которых было «недоумок», объяснил, как сильно на меня подействовало внушение Александра. Мои поступки и даже мысли были безжалостно анатомированы острой бритвой безупречной логики, всё разложено по полочкам, отец в деталях продемонстрировал мне, как, под воздействием внушения, я оказался совершенно неспособен к критическому анализу событий, и, утратив не только всякий страх, но и естественное в таких обстоятельствах недоверие и даже элементарную разумную осторожность, сразу привел Александра домой. Далее, без малейшего сомнения в дружественности пришельца, я оставил Александра наедине с отцом, при этом в моих насквозь промытых мозгах не смогла зародиться даже тень мысли, что надо попытаться предупредить отца о необыкновенных гипнотических способностях пришельца. Оставшись один, вполне оправившись уже от естественного потрясения, вызванного столь необычной встречей, я так и не смог ощутить даже лёгкой тревоги, хотя бы из любопытства не помчался к отцу, а сиднем сидел у себя в комнате, окончательно загипнотизированный вполне безобидной фразой Александра «Федя, мне надо поговорить с твоим отцом наедине».

Эти разъяснения всё так же обильно приправлялись издевательски — язвительными репликами с хлёсткими эпитетами по поводу моих куриных мозгов, неспособных к элементарной логике и критическому анализу моих же собственных поступков. Закончил отец тем, что по причине моей полной, фатальной глупости, любой прохожий, случайно сказав подходящую фразу, может зазомбировать меня до состояния полного идиота, даже не желая делать ничего подобного. Но внушение всё ещё действовало на меня так сильно, что я чувствовал непрошибаемо — твердолобую уверенность в правильности всех своих поступков, даже дулся на отца за «несправедливый» разнос. И это несмотря на то, что я уже целый год живо интересовался темой гипноза и знал, что чувствуют люди, находясь под влиянием постгипнотического внушения! Мои инстинкты на проверку оказались сильнее логики, и я дулся на отца вместо того, чтобы благодарить его за своевременную очистку моих мозгов!

Вспоминая этот момент, я и сейчас все еще вздрагиваю при мысли о том, что могло бы случиться с нами, не будь альтаирцы столь миролюбивы и этичны, хотя я уже точно знаю, что воинственных рас в космосе быть не может.