Глава 12
МИЛЛЕР
Я не знал, как долго смотрел на пустую стену.
Краска была приглушенного бежевого цвета, который лишь напоминал о моей собственной пустоте… А также о необходимости что-то повесить на стену, чтобы это место было похоже на дом.
Я никогда не вешал фотографии.
Это казалось бессмысленным.
Единственными фотографиями, которые что-то для меня значили, были фотографии Эмерсон и мамы.
Отец был со мной только из-за денег и, с момента смерти мамы, находил большинство ответов на свои вопросы на дне бутылки.
Распакованные коробки усеяли всю квартиру. Я снял первый свободный пентхаус в Белвью, надеясь, что служба безопасности здания будет достаточно хорошо работать, чтобы обеспечить мне приватность.
И если говорить совершенно честно, то квартира располагалась достаточно далеко от дома моего детства, от нее, от «Макдональдса», в который мы оба постоянно захаживали в школе. Я был чертовски уверен, что не стоило позволять моему мозгу двигаться в этом направлении, но это произошло, и теперь одно из моих последних воспоминаний об Эм пробилось на поверхность, умоляя о том, чтобы его вспомнили.
Прошлое
— Ешь! — Я толкнул свой картофель фри через стол. Когда Эм не потянулась к нему, я открыл соус и понюхал его. — Боже, как вкусно пахнет. Ведь правда он вкусно пахнет, а, Эм? — Я держал его прямо под ее чертовски милым носиком. Она вздрогнула, а затем бросила в мою сторону убийственный взгляд.
— Думаю, я окуну в него картошку.
Я знал, что делаю.
Проходился по всем ее слабостям. Девушки из команды поддержки были злыми по отношению к ней, потому что она была угрозой… Эмерсон же всегда смотрела на это под другим углом… Она была крупнее и была более фигуристая, следовательно, их слова были правдивы. Неважно, сколько раз я пытался убедить ее, что любой парень отдаст свое левое яйцо за один лишь шанс подержать ее за руку, она все равно думала, что недостаточно хороша. И, к сожалению, это отношение потихоньку переместилось даже на еду.
— М-м-м… — Я сунул в рот пять картофелин фри, и капля соуса упала на стол. — Да, именно сюда, детка, — усмехнулся я и запихнул еще несколько картофелин. — Я уже близко! — Я хлопнул рукой по столу. Все в закусочной повернулись и пялились на нас.
Губы Эмерсон дрогнули, а глаза метнулись к моему картофелю и посмотрели на него с желанием. Проклятый картофель фри, мне так хотелось поменяться с ним местами.
— Не смешно.
— Ешь картошку, иначе я достигну оргазма перед всем рестораном, Эм.
— Нас занесут в черный список… — вздохнула она. — Снова.
— В первый раз это было из-за какой-то хрени, и ты это знаешь, — сказал я, защищаясь.
— Миллер.
Я не собирался принимать «нет» в качестве ответа… ну, оргазм от картошки фри, готовься, я иду к тебе… и хихикнул над выбором слов и начал свою игру:
— ОХ, ОХ, ОХ…
Она быстро сунула два кусочка картошки в рот и посмотрела на меня.
— Ты — заноза в моей заднице, ты это знаешь?
Я глянул под стол, а затем застонал.
— Твоя задница уступает лишь твоему лицу. И я говорю от чистого сердца, Эм.
— Думаю, это был комплимент.
— Всегда пожалуйста. — Довольный, я широко раскрыл руки и усмехнулся, когда она сглотнула и внимательно меня осмотрела. Я знал, что она видела. Мою футболку футбольной команды Белвью, которая натянулась на моих поджарых мышцах. Она отвернулась и вздрогнула. Никто бы не заметил эффекта, который я на нее оказывал... А я заметил. Всегда замечал.
Чертовы воспоминания.
Холод пробежал по спине, и я напряг слух, чтобы услышать что-нибудь еще с другой стороны стены, за исключением стонов Санчеса. Почему? Почему это должна была быть именно она? Почему? Почему? Боже милостивый, ну почему?!
Мне хотелось верить, что Эм, которую я знал, превратилась во взрослую женщину, которая не прыгнула бы в постель к такому парню, как Санчес, только потому, что он улыбнулся в ее сторону.
Опять же, я ее больше не знал, разве нет?
И я винил ее в этом больше, чем когда-либо винил себя.
Я так сильно сжал руки, что мои ладони вспыхнули. Мне до безумия сильно хотелось взять топор, подойти к этой голой стене и прорубить путь на другую сторону.
Весь сценарий был прямо из романа Стивена Кинга «Сияние». Мне нужно собрать вместе все свое дерьмо, если собирался сосредоточиться на первой предсезонной игре, которая будет через две недели.
Сосредоточься, Миллер.
Не на звуках, доносящихся из соседней квартиры.
Когда я закрывал глаза, то клянусь, все еще мог почувствовать, как ее тело ощущалось под кончиками пальцев… И покалывающее ощущение ее рта, сопровождавшее каждый поцелуй, высасывающий из меня жизнь.
Я пнул одну из уродливых коричневых коробок, полных всякой хрени, которая не особо мне нужна, и услышал звук разбивающегося стекла.
Я был готов бросить коробку через свою большую гостиную, когда раздался стук в дверь. Я споткнулся еще об четыре коробки, пока дошел до двери.
Я дернул за ручку и выругался.
— Санчес.
— Миллер.
Я ненавидел себя за то, что осматривал его в поисках какого-нибудь намека на то, что она целовала его, стаскивала с него одежду, сосала его…
Да, мне нужно остановиться.
Он обошел меня, небрежно зашел в мою квартиру, словно был ее владельцем.
— Тебе что-то нужно? — Разве он уже недостаточно всего сделал?
— Хорошая квартира. — Он медленно покрутился вокруг себя, а затем скрестил свои огромные руки на груди. — Если тебе нужно имя декоратора, то я могу...
— Прекращай эту хрень, — перебил его я. — Уже поздно, и у нас обоих утром тренировка. Что тебе нужно?
Его зеленые глаза вспыхнули.
— Я первый сказал, что она моя.
Это было не тем, что я ожидал услышать.
У меня было такое чувство, что кто-то надавал мне по морде, а затем толкнул с ближайшего утеса.
— Ты не можешь просто застолбить себе человека, Санчес. Кроме того, уверен, что если бы она узнала о твоем маленьком пари с остальными парнями, то скормила бы тебе твое собственное сердце.
Его губы дрогнули.
— Значит, моя девочка очень вспыльчивая, в некотором роде «с причудами». Кажется, мне это нравится.
Внутри все сжалось. Металлический вкус крови наполнил рот, когда я прикусил язык, пытаясь не подпортить лицо Санчеса. Я не имел права быть собственником. Не имел права расстраиваться. Никакого чертового права.
— Это все? Я устал.
Он прищурил глаза.
— Значит, тебя все устраивает? Что я встречаюсь с Эмерсон?
Санчес впервые назвал ее по имени, это насторожило меня в первую очередь. Он не шутил. Он был чертовски серьезен.
— Я ее даже больше не знаю, — пожал плечами я, словно это было неважно, и сразу же почувствовал, что меня вот-вот стошнит. — Ты можешь трахать кого хочешь и что хочешь, мужик. Извини, если у тебя сложилось впечатление, что тебе нужно мое разрешение.
— Хорошо. — На его лице появилась улыбка. — Потому что эта девушка другая.
«Я знаю, что она другая», — закричало мое сердце.
— Ну, конечно, — фыркнул я. — Просто подожди.
— Очень уж зло ты это сказал для человека, который украл ее девственность, а потом оставил ее одну. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Хочешь мне о чем-то рассказать до того, как я вернусь в свою квартиру и раздену ее догола?
Ярость. Меня пронзила гребаная ярость.
— Не, мужик, приступай. Просто не забудь надеть презерватив.
Я говорил, как отец.
Мой пьяный злобный отец.
Я никогда не испытывал ненависти к себе больше, чем в этот момент.
— Я всегда защищаю близких, даже если приходится защищать их от самих себя, — наконец, сказал Санчес, проходя мимо меня.
Я чувствовал ее запах на его коже и ненавидел их обоих. Но не мог себе позволить его ненавидеть, если хотел выиграть игры, но, черт возьми, мне никогда так сильно не хотелось причинить кому-то физический вред, как в эту минуту.
Все, что мне было нужно, это чтобы он споткнулся о последние пять коробок, те, что потяжелее, сломал ногу, а потом сошел со сцены, и я мог бы вернуться к своему одиночеству.
И злости.
Почему, черт возьми, меня «продали» именно сейчас?
Я провел руками по своим коротким волосам и снова выругался.
— Эй, Миллер?
— Да? — Я пытался произнести это, как обычно. Мне не удалось.
Я знал, что Санчес видел меня насквозь. Я стоял неподвижно, голос был хриплым, а глаза, вероятно, выглядели такими же бешенными, как и мое сердцебиение.
— Никогда не говори, что я тебя не предупреждал.
Он кивнул.
— Игра началась.
— Игра?
— Пусть победит сильнейший, — подмигнул он и тихо закрыл за собой дверь, оставив меня в тишине, пока, конечно, не открылась дверь в его собственную квартиру и не зазвучали шаги.
Затем женский смех.
Я не мог точно сказать, был это телевизор или же Эмерсон.
А затем я почувствовал непостижимую злость из-за того, что забыл, как звучал ее смех, и что если она сейчас и смеялась, то именно Санчес был тому причиной.
Сон.
Мне нужен был сон.
Или я сойду с ума.
И совсем хреново буду действовать на тренировке.
Но, когда несколько часов спустя я лег на кровать, и моя голова коснулась подушки, в единственном сновидении, посетившем меня, была Эмерсон. Она плакала и цеплялась за меня, а ее ногти вонзались в мои бицепсы.
«Пообещай мне».
«Обещаю».