Глава 26

ЭМЕРСОН

Я хотела сказать Санчесу «нет».

Я была измотана и знала, что Санчес тоже устал, и все же он не переставал писать мне о том, как мы повеселимся на вечеринке.

И, учитывая все сообщения, фотографии фильмов и еды…

У парня было столько энергии и адреналина, что хватило бы на всю футбольную команду. Возможно, именно поэтому он был одним из капитанов.

Я наблюдала за ним на поле, и это не было похоже ни на что, что когда-либо испытывала. Я помнила, как болела за игроков и знала, что мое выступление было хорошим, но, честно говоря, я была сосредоточена не на развлечении публики. А лишь на нем.

На Санчесе.

На том, как он командовал на поле.

На том, как они с Миллером, казалось, понимали друг друга.

Я всегда смотрела, как играет Миллер, смотрела даже тогда, когда ненавидела его. Он был холодным, расчетливым.

А Санчес…

Он был похож на футбольного профессора — с легкой походкой, сыплющего шутками. Когда игра шла на нашей стороне поля, на большом экране появилось усмехающееся лицо Санчеса, он посмотрел на парня из другой команды, пытающегося его заблокировать и напыщенно произнес «Смотри, как это делается». Затем обогнал защитника, перепрыгнул еще через одного, побежал в зону защиты и сделал тачдаун.

Я чуть не умерла, когда он начал раскланиваться перед воротами, Джекс делал вид, что его фотографирует, а Миллер подпрыгнул вверх и хлопнул его по спине.

Футбол.

Боже, я и забыла, как сильно люблю футбол.

У меня скрутило живот. Раньше я смотрела все игры вместе с отцом. Он любил футбол в колледже, а я любила смотреть на профессиональный футбол. Мы всегда спорили о чистоте этого вида спорта. Но после ухудшения здоровья, папа больше спал, чем смотрел.

Я отогнала эту мысль.

Потому что сегодня, несмотря на мою реальность, был действительно хороший день.

И потрясающая игра.

Возможно, я, и в самом деле, слишком часто произносила слово «потрясающий» и его вариации.

Я не понимала из-за чего это было: из-за того, что я, наконец-то, стала черлидером «Смельчаков», или из-за того, что Миллер теперь за них играл, или, возможно… (лишь возможно), из-за того, что жизнь начала приходить в норму.

Когда я думала о прошлом, мне было больно, и я расстраивалась, но теперь все чаще думала о будущем.

И, как ни странно, я видела в этом будущем именно лицо Санчеса, что до смерти меня пугало, потому что раньше я всегда видела Миллера, даже когда ненавидела его. Там всегда был Миллер.

А сейчас. Сейчас я была в замешательстве. А еще устала.

И, судя по всему, устала от того, что вынуждена зависать с определенным парнем, которому я все время отказывала.

Но все бы изменилось, если бы он предложил сделать мне массаж ног.

Вздохнув, я подъехала к своему дому и заглушила «Хонду», осмотрела парковку и заметила знакомый автомобиль.

Автомобиль со словом «Санчес» на номерном знаке.

Бросающийся в глаза автомобиль, который не должен находиться рядом с разбитыми окнами и мусором.

В панике я пробежала три лестничных пролета до своей квартиры и открыла дверь.

И увидела Санчеса. Он играл в шашки с моим отцом.

С. Моим. Отцом.

— Проклятье, — выругался Санчес и потер руки. — Ладно, твой ход, старик.

— Ха! — Папа хлопнул в ладоши и сделал ужасный ход, который должен стоить его шашки.

Санчес это проигнорировал, что означало, что он потерял свою собственную шашку.

Я поставила сумку на пол, и, наполненным слезами взглядом, оглядела пустую квартиру с выцветшим ковром и белыми стенами.

Фотографии стояли на столе возле гостиной.

Раковина заставлена тарелками. Иногда папа не мог до них добраться.

Запах, который не определялся, доносился с кухни, где Конни готовила кофе и перебирала лекарства папы, пытаясь быть незаметной. Она бросила на меня взгляд, который сказал больше, чем слова. Хороший день. Ее улыбка осветила комнату, и я облегченно вздохнула.

— Как игра, детка? — спросил папа, не отрываясь от шахматной доски.

Слава Богу. Он хотя бы ясно мыслил.

— Я, хм... ну, мы выиграли благодаря Санчесу и Миллеру.

Меня окутала нервозность, когда Санчес повернулся и наклонил голову, глядя на меня, с самодовольной улыбкой.

— Ты пялилась на мою задницу.

Папа закашлялся.

Я чувствовала, как мои щеки стали пламенно-красными.

— Что?

— Дорогая! — рассмеялся папа. — Разве так надлежит вести себя черлидеру?

— Нет. — Санчес неодобрительно покачал головой. — И уверен, что она будет наказана, сэр.

Я нахмурилась.

Санчес же подмигнул.

— Хорошо, — согласился папа. — А теперь, твой ход, Грант.

Я ждала, пока они закончат игру. Они говорили о футболе, говорили о своей любви к стейкам, и когда папа, наконец-то, сказал, что пора заканчивать, потому что тот устал, он встал и пожал руку Санчеса.

— Я рад, что у нее есть такой хороший друг, как ты. — Он нахмурился. — Ее последний друг, который играл в футбол… — Папа покачал головой. — Это было ужасно. Она так много плакала.

— Папа, — предупреждающе сказала я.

— Что? — Он выпустил руку Санчеса. — Ты плакала после той потери и, ну, после того, что за ней последовало.

Напряжение в комнате можно было резать ножом.

— В любом случае, ты заслуживаешь того, чтобы хорошо провести последний год в колледже.

Я замерла.

Санчес и глазом не моргнул.

— Не могу дождаться, когда отвезу ее на выпускной бал.

— Выпускной бал! — вскричал папа. — Конечно же! Как глупо с моей стороны. У тебя только что была большая игра, дорогая. У нас нет для него бутоньерки!

— Папа... — начала я, — в этом нет… необходимости. У него аллергия. — Это была ужасная ложь.

Санчес произнес одними губами «Все в порядке».

Слезы текли по моим щекам.

Пап нахмурился.

— Детка, почему ты плачешь?

— Э-э, извини, я... — Я не знала, что сказать, как все исправить, как заставить папу понять и при этом не слишком его расстраивать. Или как заставить Санчеса на самом деле понять, что мы стояли на зыбкой почве, когда дело касалось отца. Всякий раз, когда у папы были приступы, он становился эмоциональным, и, когда видел мои слезы, это почти всегда служило спусковым крючком.

— Я просто скучаю по тебе, вот и все, — решилась я на правду.

Я действительно скучала по нему. По всему ему. По папе, который перед каждой игрой готовил мне блинчики — его вариант углеводной загрузки. По совместным просмотрам на выходных футбола. По выдающемуся профессору, который никогда не давал мне спуску. По мужчине, который обещал остаться рядом со мной, когда единственный парень, которого я любила, разбил мне сердце. Этот человек исчез. Я столько лет сожалела о его потере, и меня только сейчас, как громом, поразило…

Этот мужчина уже никогда не вернется.

Я задушила еще один всхлип и быстро притянула в объятия папу.

— Я люблю тебя, ты ведь это знаешь, правда?

— Дорогая, — улыбнулся папа и обнял меня в ответ. — Это всего лишь танцы, и я всегда буду здесь тебя ждать.

Да. Физически. Будет.

А вот умственно…

В комнату вошла Конни, умеющая всегда удачно выбирать время, готовая отвести папу обратно на кресло, где ему, как правило, было удобнее всего, и там он мог вздремнуть.

— Подожди. — Папа щелкнул пальцами и вытащил из заднего кармана десятидолларовую банкноту. — Это все наличные, что у меня есть. Повеселитесь, детишки. Относись к ней должным образом. Она — все, что у меня есть. — Глаза папы наполнились слезами. — Я… иногда бываю рассеянным.

— Разве не все мужчины такие? — Санчес пожал плечами. — Особенно перед красивой девушкой?

Взгляд папы смягчился.

— Она такая же красивая, как и ее мама.

— Не сомневаюсь. — Санчес не сводил с меня глаз. Он протянул руку, схватил мою ладонь и так сильно ее сжал, что я почувствовала, как снова начали накатывать слезы.

— Итак, сегодня вечером. — Папа посмотрел на меня, затем на Санчеса. — Что там у нас… сегодня вечером?

Мое сердце сжалось, и я снова почувствовала «руку» удушья, сжимавшую шею. Периоды его умственной ясности больше не длились долго.

Пожалуйста, Боже, не забирай его. Ты и так уже забрал все остальное. Я бессознательно коснулась своего живота и увидела, как Санчес задумчиво опустил взгляд на мою руку.

Я быстро отдернула ее.

— Выпускной, — ровно сказал Санчес. — Я привезу ее домой вовремя. Не беспокойтесь.

— Отлично! — Папа хлопнул в ладоши. — А как насчет ее платья?

— Оно у меня дома. — Санчес пожал плечами, ложь слишком легко срывалась с его губ. — Он ближе к ресторану.

— Точно. — Папа несколько раз кивнул. — Ну, люблю тебя, дорогая. — Он поцеловал меня в лоб и зевнул, затем вернулся в гостиную и сел, а Конни принесла ему воду и таблетки.

Санчес наклонился, чтобы прошептать мне на ухо:

— Захвати какие-нибудь вещи, останься со мной сегодня ночью, хорошо? И никаких пререканий.

— Дай мне несколько минут, — ответила я, быстро отправилась в свою комнату и упаковала сумку.

Конни вошла ко мне и закрыла за собой дверь, оставив Санчеса в гостиной наедине с папой.

— У него был хороший день, но все это… — Она сглотнула. — Болезнь прогрессирует довольно быстро, я подумала, ты должна знать.

— Как прошла встреча с врачом? — спросила я. Я не могла его туда отвезти из-за тренировки. — Как все прошло?

Она молчала, а затем:

— Думаю, нам нужно обсудить возможность перевезти его в учреждение для пожилых людей.

— Дом престарелых, — прошептала я. — Мы не можем себе этого позволить.

— Есть программы с государственной поддержкой. — Она потянулась к моей руке. — Я буду тебе помогать столько, сколько смогу, но болезнь быстро прогрессирует, и я не могу сделать так уж много.

— Я понимаю. — Я изо всех сил старалась сдержать слезы. — Спасибо за все.

— Он очаровательный.

— Папа? — в замешательстве спросила я.

— Нет. Высокий и красивый футболист, в настоящее время заполняющий гостиную своими мускулами. — Ее голубые глаза сверкали. — Вперед, повеселись, — ее улыбка стала еще шире, когда она сделала кавычки в воздухе: — на выпускном.

Я подавила смешок.