Она кивает, ее горло сжимается от нервов.
Я протягиваю ей листок бумаги.
“Ты не можешь пойти туда, где могут быть семья или друзья. Они выследят тебя таким образом. Оставьте свой мобильный телефон. Иди в этот дом. Это мой дом в Коннектикуте, и там живет женщина по имени Оливия. Она даст вам средства, чтобы заменить все, что вам нужно.”
Ее глаза слезятся, когда она смотрит поверх газеты.
“Почему ты сделал это для меня?”
Я наблюдаю, как ее глаза поднимаются вверх. “Я делаю это для твоего ребенка больше, чем для тебя. Этому городу все равно, ребенок это или нет. Они планировали не только убить тебя, но и убить ее сегодня вечером. Имейте это в виду. И улики будут не в таком очевидном месте, как его сейф. Подумайте о том, куда он ходит каждый день. Он был бы параноиком, всегда проверял, все ли на месте, но достаточно осторожен, чтобы не делать этого при тебе.”
Я снова выглядываю в окно и чертыхаюсь, сразу же опуская занавеску, когда вижу, что внедорожник движется в эту сторону.
Она выглядит погруженной в свои мысли, затем, наконец, ее глаза расширяются. “Я знаю, где это”.
"хорошо. Пусть он проводит вас туда, заберет его, а затем уйдет. Убедитесь, что он последует за вами из города, на случай, если шериф пронюхает о вашем отступлении. И не останавливайся за рулем, пока тебе абсолютно не придется—за бензином или чем-то еще”.
Она энергично кивает, сжимая газету, как будто это анекдот из жизни. Входная дверь все еще открыта после того, как ее вышибли раньше, поэтому я не мешкаю с бегом назад, когда слышу приближающиеся шаги.
Но как только я добираюсь до задней части, я замечаю блеск светлых волос у двери, через окно там. Его глаза опущены, поэтому он не видит, как мое мультяшное скольжение останавливается. Внутренне ругаясь, я разворачиваюсь и бросаюсь в чулан для метел, ненавидя себя за то, что была такой безрассудной.
Пожалуйста, не оставляйте кровавых следов. Пожалуйста, не оставляйте кровавых следов.
Я должна была знать, что он будет не один.
Как только я бесшумно закрываю дверь, я слышу, как задняя дверь открывается без единого стука.
Я ничего не вижу, только слушаю.
“Логан, у нас есть тела", - объявляет голос Леонарда.
Логан не отвечает. Мой желудок опускается до кончиков пальцев ног, когда его тень прерывает поток света, проникающий под дверь. Этот неглубокий шкаф не спрячет меня, если он откроет дверь.
Дверная ручка начинает поворачиваться, и я задерживаю дыхание, ожидая неизбежного. Я планировал все, кроме него, и вода становится все темнее. Что он будет делать, если найдет меня? Застрелить меня? Арестовать меня? Причинил мне боль? Ненавидишь меня еще больше?
Мне не нужно выяснять это прямо сейчас, потому что он, очевидно, меняет свое мнение, оставляя дверь закрытой, когда звук шагов отдаляется от меня. Я выдыхаю болезненное дыхание, которое задерживала, и слушаю, как он разговаривает с Шайенн.
Она рассказывает им историю, которую я придумал на месте, и я слышу голос маленькой девочки, зовущий ее сверху. “Оставайся там, милая", - говорит Шайенн прерывающимся голосом. “У нас здесь сейчас есть люди”.
“Я сейчас вернусь”, - говорит им Шайенн, пока я пытаюсь придумать волшебный способ выбраться из проклятого шкафа незамеченным.
“Она права. Мы должны увезти ее из этого города, - говорит Леонард Логану.
”Мы просто не можем никому сообщить, что мы это делаем, учитывая, что это противоречит протоколу".
На мгновение они оба замолкают. “Она знала, что они придут за ней”, - тихо говорит Логан.
“Да, и если бы ее здесь не было, сейчас у наших ног лежали бы два разных тела”, - говорит Леонард, как будто защищая меня.
Значит, он скомпрометирован?
Я касаюсь своей щеки, обнаруживая, что кончики пальцев обжигают обнаженную плоть, которую задела пуля. Это оставит шрам. Тупой ублюдок.
Мне следовало ударить его сильнее, чтобы унять боль. Я бы так и сделал, если бы не тот факт, что ребенок мог бы войти и увидеть все ужасы своими глазами.
“Выясни, кто эти двое. Я уверен, что они как-то связаны с шерифом.”
“Но все же, почему ты пришел за вдовой?” - спрашивает Леонард.
“Потому что у меня есть кое-что, что вам нужно”, - говорит им Шайенн, явно удивляя их своим возвращением. “Моя дочь собирает сумку и одевается. Мой муж регулярно ходил в подвал, и я никогда не придавала этому значения. Он спускался туда всего на несколько минут за раз. Там внизу болтается доска для пола, и я никогда не задавался вопросом, почему он не починил ее до сегодняшнего дня.”
Я прислушиваюсь, как шаги исчезают в подвале, и очень осторожно пытаюсь услышать, остался ли здесь кто-нибудь. Для одного было бы разумно остаться здесь, учитывая, что ребенок может спуститься и попасть на шоу резни, которое я оставил на выставке.
“Отведи дочь в машину, не давая ей увидеть это”, - слышу я, как Логан говорит, снова поднимаясь по лестнице. “И возьми это с собой”.
Такое чувство, что я просидел в этом шкафу целую вечность.
“Куда ты направляешься?” - спрашивает Леонард.
“С тобой. Ну же. Возможно, их будет еще больше, если шериф не получит от них ответа.
Я выдыхаю с облегчением, когда слышу, как они уходят. Когда входная дверь закрывается—лучшее, что она может сделать, так как она сломана,—я, наконец, выглядываю из щели, которую я делаю в двери.
Когда берег свободен, я бросаюсь к черному ходу и легкими шагами, наконец, оставляю этот чертов дом позади.
Я слышу звук открывающихся и закрывающихся дверей, когда отступаю в лес, проклиная листья за то, что они хрустят у меня под ногами, когда холод целует мою окровавленную кожу и волосы.
Мое убежище не слишком тихое, но они так заняты тем, чтобы вытащить ее отсюда, что я сомневаюсь, что они заметят. Наконец, я нахожу тропинку, которую выбрала ранее, листья слишком повреждены и сломаны, чтобы хрустеть под моими ногами, и я ускоряю шаг. Я оставлю кровавый след прямо к своему дому, если пойду прямо туда.
Обыскивая местность вокруг себя, я снимаю толстовку, которую ношу. Затем я сбрасываю ботинки, решив надеть только носки. Так же быстро я снимаю верхний слой брюк, вытаскивая сумку из заднего кармана. Я разворачиваю сумку и бросаю в нее всю окровавленную одежду. Мои леггинсы мерзнут с ночи, но есть также озноб, который пробегает у меня по спине.
Мои глаза бегают по сторонам, но все тихо. Ничто не движется.
Почему мне кажется, что кто-то наблюдает за мной?
Я заканчиваю закрывать сумку, проверяя, не капает ли кровь. Бросив последний осторожный взгляд на окрестности, я поворачиваюсь и начинаю трусцой бежать в носках обратно к дому, не обращая внимания на то, как ветки и желуди пытаются меня прихрамывать.
Боль - это то, что я научился игнорировать давным-давно.
Но игнорировать ощущение, что кто-то наблюдает за мной, труднее.
Может быть, у меня паранойя, но я в этом сомневаюсь.
Я снова поворачиваюсь, но ничего не слышу и не вижу никакого движения.
Затем, как в каждом гребаном фильме ужасов, который я когда-либо видел, у меня по спине пробегает холодок, и я без сомнения знаю, что кто-то стоит прямо за мной.
Я роняю сумку и поворачиваюсь, поднимая локоть, чтобы столкнуться с лицом, но чья-то рука хватает его, и у меня перехватывает дыхание, когда другая рука обхватывает мою другую руку. Одним плавным движением меня прижимают к дереву, и твердое тело прижимается к моему.
Единственное, что останавливает мою смертельную реакцию, - это знакомая синева, смотрящая прямо мне в глаза.
Мое дыхание становится болезненным, когда я хватаю воздух, который выходит из меня. Это не потому, что он причиняет мне боль, это потому, что мне больно просто видеть его.
Его взгляд тверд, когда он смотрит на меня, и его хватка остается крепкой, хотя мы оба знаем, что я могла бы убежать от него, если бы захотела. Проблема в том, чтобы сделать это, не причинив ему вреда.
“Меня не арестуют, - тихо говорю я.
“Значит, ты сделаешь все возможное, чтобы остаться на свободе?” - спрашивает он, его голос не такой жесткий, как его глаза. Он пробегает взглядом по моему лицу, изучая меня.
“Нет, - хрипло шепчу я. ”Я не сделаю ничего, чего бы это ни стоило, но меня тоже не арестуют".
Его взгляд задерживается на моих губах. “Ты мог бы с легкостью оторваться прямо сейчас, не так ли?”
Его глаза снова поднимаются, удерживая мой пристальный взгляд.
Я ничего не говорю. Мне и не нужно этого делать.
Ему не нужно слышать эти слова вслух, и я не совсем готова признаться ему во всем, на что способна.
Он не ослабляет хватку, но и не сжимает ее сильнее. "Леонард сопровождает Шайенн и Алиссу из города, но так как ты пряталась в шкафу, я уверен, что ты все это слышала”.
Я делаю глубокий вдох, и его губы дергаются.
“Ты так долго была охотницей, что я уверена, ты забыла, каково это-быть добычей. Но я повсюду искал тебя, Лана. И я намного лучше, чем ты думаешь.”
Я начинаю двигаться, но вместо того, чтобы сжать меня крепче, он ослабляет хватку и подносит руку к моему лицу, обхватывая ее ладонью, изучая мои глаза.
“Я понятия не имел, что ты Виктория, когда я облажался. Я бы никогда ...
“Это действительно имеет значение?” - с горечью спрашиваю я, надеясь, что эти чертовы слезы не начнут капать, даже когда они застилают мои глаза и размывают его. ”Я все еще извращенный монстр ночи, в то время как ты честный герой в свете".
Даже сквозь затуманенное зрение я вижу, как смягчается выражение его лица. “Я бы не трахнул тебя и не оставил голой на своей кровати, если бы знал. Так что да, это имеет огромное значение. Я думал, у тебя расстройство навязчивой идеи, из-за которого ты убиваешь как доверенное лицо Виктории. Это сильно отличается от того, что ты Виктория, потому что убийца-посредник, безусловно, страдает психотическим срывом и очень нестабилен. По-моему, Джейкоб Денвер манипулировал тобой, а мной играли как пешкой”.