Честность мерцала за лазурью её радужки, и она сказала:

— Ты всегда был моей музой. — Она повернулась и внимательно посмотрела на холст. Пэйдж подняла кисть, будто собиралась продолжить работу, но остановилась и опустила руку. — Это невероятно, — прошептала она.

Внутри студии было прохладно, и легкий ветерок всколыхнул выпавшие из пучка пряди её волос. Я сжал руки в кулаки, пытаясь сдержаться и не потянуться к ней, чтобы прикоснуться.

— Что невероятно? — спросил я, делая шаг ближе. Мои глаза на мгновенье закрылись, когда нос заполнил аромат дождя — её аромат.

— Когда я была с Кларком, поначалу он разрешал мне рисовать. — Её взгляд упал на пол, а мои плечи напряглись от слова «разрешал». — Но мне нечего было рисовать, и мне кажется, он наслаждался тем, что я потеряла часть себя, так как она была связана с тобой, — она метнула взгляд ко мне, и её улыбка ослабила ярость, клокотавшую в моей груди, — я думала, что никогда больше не смогу рисовать, но потребовался лишь ты, и мое сознание наполнилось цветом и идеями. И после того, как ушла отсюда вчера вечером, я точно увидела, что хочу нарисовать.

Она подошла ко мне, и я погладил её пальцы. Краска, покрывавшая её кожу, — красная, желтая, зеленая, — ещё не засохла и оставила следы на моих костяшках. Обещание, которое она предлагала своими словами, пугало меня, но ей нужно было знать.

— Ты никогда не теряла её, Пэйдж. — Я приподнял пальцами её подбородок и откинул её голову назад, чтобы она не отводила от меня взгляда. — Оно прямо здесь. — Отпустил её подбородок и провел кончиками пальцев по её лбу. Её тело расслабилось от моего прикосновения, и я задумался, на что были похожи для неё прошедшие девять лет. — Он причинил тебе боль?

Она кивнула.

— Не физически, но всё же он сломал меня.

Она сделала шаг назад, тепло её тела исчезло, а лицо побледнело. У неё всё ещё остались чувства к нему?

— Он бросил тебя? — спросил я.

Она выпрямилась и покачала головой.

— Нет, я ушла от него… — она положила кисть на рабочий табурет и уставилась на картину. — Меня отдали ему, Деклан. Я была подарком моего отца. Прекрасно упакованная грешница, готовая к спасению. Я была тем, чем можно было управлять, и когда уже не могла дать ему то, что он хотел, он нашел это в другом месте.

— Тебя подарили? — мои брови нахмурились. Всё, чего я хотел, чтобы она посмотрела на меня, но нет, Пэйдж смотрела на картину и, казалось, потерялась в своих мыслях.

— Тогда, мне пришлось рассказать всё родителям, и знаешь, Деклан, ты видел, как церковь поглотила их жизни. Я была скотом, который можно обменять ради статуса. Я должна была выйти за сына пастора. Должна искупить свои кровавые деяния.

Мое сердце билось, как отбойный молоток, пока я смотрел, как она дрожит. Она потерла свои руки, чтобы к ним снова прилила кровь. Слова Пэйдж душили меня, и свет пропал с периферии моего зрения. Темнота вернулась вместе с местью, которую я никогда не ощущал, и мои кулаки молили об ответах.

— Поначалу Кларк был лишь фасадом. Любящий муж жалкой жены, всё ещё мечтающей о своём прошлом. Спустя некоторое время я приспособилась. Делала то, что он желал, чего желали мои родители. Я была идеальной «степфордской» женой, за исключением одного недостатка… Я не могла забеременеть ребёнком Кларка. Он ненавидел меня за мой грех и то, как он разрушил его шансы на семью, которую, как думал, он заслуживал. Поэтому он нашёл комфорт в другой женщине.

— Поэтому ты ушла от него? — я с трудом сдерживал свою ярость, которая хотела вырваться.

Она, наконец, подняла взгляд на меня, её глаза были широко распахнуты.

— Да. — Она полностью повернулась ко мне и обхватила мои ладони своими. — Я так долго думала, что заслужила каждой мерзкой минуты, проведенной с Кларком из-за своего греха, и когда не могла забеременеть, понимала, что Бог думал так же. Я не заслуживала счастья, и сказала себе, что не заслуживаю тебя, — я хотел сказать, что она ошибается, но Пэйдж продолжила: — Ох, если бы… — она запнулась, — если бы только я оставила нашего ребенка и вышла замуж за тебя. Создала бы жизнь, в которой не было бы боли и жестоких разочарований, только искусство, радость и семья. Если бы только я верила в нас, в тебя. Мне никогда не следовало отпускать тебя из моего дома в тот день с мыслями, что я не любила… не хотела тебя…

— Пэйдж. — Я отпустил её руки и обхватил ладонями её лицо. — К прошлому пути нет.

Она желала о тех вещах, которые мы никогда не вернём, о жизни в дерьме, как у меня. Моя то была добровольной, но её… В голове всё пульсировало… Через что ещё её провела жизнь?

— Я понимаю, — она звучала и выглядела проигравшей. Пэйдж отошла, и мои руки упали вдоль тела.

Голоса в моей голове улыбнулись, а мое сердце треснуло, разливаясь по венам влажными мокрыми ударами, пока ладони холодели, потеряв тепло её щек.

— Нет, ты не понимаешь. Я не имею понятия, через что ты прошла или кто ты сейчас, но я хочу понять. Наше прошлое ушло… Мы изменились, Пэйдж… Я изменился.

«Ты всё тот же, Деклан».

«Посмотри, как она на тебя смотрит, она знает… ты всё ещё никчемный».

Я поднял пальцы к вискам и надавил, закрыв глаза, желая, чтобы эти мысли ушли. Не сейчас.

— Что они говорят? — кончики её пальцев слегка касались моего плеча, и, опустив руки, я открыл глаза. Она была так близко. Голоса жужжали и шипели, пока её пальцы скользили вниз по моей руке, пока тепло её руки сплеталось с моей рукой.

Я снова был подростком, а она была единственной, кто может меня излечить.

— Они говорят, что я никчемный, — я сглотнул, когда её губы раскрылись с беззвучным вздохом.

Она сжала мою руку. Её улыбка была милосердной, она была верой, и в моей груди разливались свет и тепло.

— Всё, что тебе нужно сделать, посмотреть позади себя… — она стрельнула глазами на мою картину. — И ты поймешь, что это неправда.