- Что такое...- начала я энергично.

- Я уже сказала тебе, бэби,- ответила она,- и не дай тебе Бог узнать больше.

Машина свернула в наш двор с таким визгом, который разбудил бы и мертвого. Выйдя из машины, наша гостья метнулась на кухню, словно зная, что отец и мама спят или пребывают в гипнотическом трансе, как в рассказах Эдгара По. Затем она приказала принести кочергу из мусоросжигателя на заднем дворе, попробовала, горяч ли еще ее конец, потом сунула его в пламя газовой плиты. Из-под раковины она достала мамину бутыль "Чистого Растворителя".

- Это страшная штука,- сказала я.- Если он попадет в глаза...

- Налей немного в стакан. На две трети. Прикрой блюдцем. Возьми другие стакан и блюдце и поставь на стол. Налей воды в мамин кувшин, накрой его и поставь тоже на стол.

- Вы собираетесь это пить? - в ужасе воскликнула я.

Она оттолкнула меня. Я притащила к столу три стула и выключила газ. Она поставила меня так, чтобы я заслоняла собой плиту со стороны окна и двери, и сказала:

- Малыш, что особенного в горячем железе?

- Что? - переспросила я.

- Ты знаешь это, малыш,- сказала она.- Что?

Я молча смотрела на нее.

- Но ведь ты знаешь это, малыш,- сказала она.- Ты знаешь это лучше меня. Ты знаешь, что твоя мама жгла мусор и что кочерга еще горячая. И ты поостережешься трогать ее, когда она только что из огня, как и железные кастрюли на плите, хотя газ уже выключен, потому что железо долго нагревается и долго остывает, правда?

Я кивнула.

- Ну, тогда ты знаешь больше многих.- Посмотрев на мою ладонь, она скорчила гримасу.- Он идет. Встань перед плитой. Когда он прикажет тебе выключить газ, выключи. Когда я скажу тебе "сейчас", ударь его кочергой.

- Я не могу,- шепнула я.- Он слишком большой.

- Он не тронет тебя,- сказала она.- Делай, как я сказала.

- Что вы собираетесь делать?

- Когда я скажу "сейчас",- строго повторила она,- стукни его кочергой.

Сев к столу и дотянувшись до баночки со всякой всячиной, которую мама держала на подоконнике, она принялась подравнивать ногти пилочкой. Прошло две минуты. Ничего не случилось. Я стояла, держа в руке холодный конец кочерги, пока не почувствовала, что могу говорить.

- Отчего вы сморщились? Вам стало больно?

- Заноза в ладони,- спокойно ответила она.

- Почему вы ее не вытащите?

- Она разнесет весь дом.

Чужак шагнул в открытую дверь кухни. Без слов она положила на стол обе руки ладонями вверх, и тоже без слов он вытащил черную ленточку из кармана своего смокинга и положил на ее запястья. Ленточка тут же начала стягиваться, облепляя руки гостьи и часть стола, словно черная изолента, и сжимая их с такой силой, что дерево заскрипело. Кончиком пальца он тронул ее ладонь, где пульсировала маленькая черная точка. Точка исчезла. Он засмеялся и велел мне выключить свет, что я и сделала.

- Убери это,- сказала она.

- Если бы ты пряталась похуже, у тебя было бы и оружие.

И тут край стола треснул, словно выстрелил,- он отодрал черную ленту от ее рук и спрятал в своем костюме.

- Теперь, когда я воспользовался этим, все знают, где мы,- сказал он и уселся на кухонный стул, высоко задрав колени.

Тогда она сказала что-то, чего я не поняла. Сняла блюдце с пустого стакана и налила в него воды; прошептав опять что-то неясное, протянула стакан ему, но он отстранился. Она пожала плечами и выпила воду сама.

- Мухи,- сказала она и положила блюдце обратно.

Несколько минут они сидели молча. Я не знала, что делать: я помнила, что надо ждать команды "сейчас" и тогда стукнуть его, но никто ничего не говорил. Кухонные часы показывали без десяти одиннадцать. Где-то прямо у окна звенел сверчок. Я боялась, что чужак почувствует запах растворителя. У меня затекли ноги, наша гостья сожалеюще вздохнула и кивнула.

Чужак поднялся, осторожно отодвинул стул и произнес:

- Отлично. Я вызову их.

- Сейчас? - спросила она.

Я не могла ничего сделать. Я держала кочергу перед собой обеими руками и стояла, не зная, как сделать это. Чужак - он пригибался, чтобы не задеть наш потолок - только взглянул на меня, будто я не стоила большего, и снова сосредоточил внимание на ней. Она оперла подбородок на ладони и прикрыла глаза.

- Положи это, пожалуйста,- устало сказала она.

Я не знала, что делать. Она приоткрыла глаза и сняла блюдце со второго стакана.

- Положи это сейчас же,- она поднесла стакан с растворителем к губам.

Я неловко ударила его кочергой. Смутно помню, что было потом: по-моему, он засмеялся и успел поймать кочергу за раскаленный конец, а затем взвыл и сбил меня с ног, потому что помню, что стою на четвереньках, глядя, как она сбивает его с ног. Когда он упал, она пнула его в висок. Затем отступила и протянула мне руку; я подала ей кочергу, которую она взяла сложенной тряпкой, перехватила за холодный конец и с жуткой силой обрушила не на голову ему, как я ждала, а на горло. Когда он замер, она надавила раскаленным концом кочерги на разные точки его костюма, провела им по его поясу и швам ботинок. Потом она сказала мне:

- Уйди.

Я вышла, но успела увидеть, как она снова ударила его в горло, уже не кочергой, а каблуком туфли, серебряной туфли.

Когда я вернулась, там уже никого не было. На сушилке стоял чисто вымытый и вытертый стакан, а кочерга пристроена в уголке раковины под струю холодной воды. Наша гостья стояла у плиты, заваривая чай в коричневом мамином чайнике. Она стояла как раз под матерчатым голландским календарем, который моя мама, не отставая от моды, повесила на стенку. К нему она прикалывала записки для памяти, на одной стояло:

"БУДЬ ОСТОРОЖНА. КРОМЕ ВАННОЙ, БОЛЬШЕ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ ПРОИСХОДИТ ЛИШЬ В КУХНЕ".

- Где...,- проговорила я,- г-г-где...

- Сядь вот сюда.- Она пододвинула ЕГО стул. Но ЕГО нигде не было.- Не слишком задумывайся.

Тут в кухню из гостиной вошла моя мама с пледом на плечах и, глуповато улыбаясь, сказала:

- Боже, я, кажется, уснула!..

- Чаю? - спросила наша гостья.

- Просто-напросто уснула,- сказала мама, усаживаясь.

- Я забыла,- сказала наша гостья и добавила:

- Мы же одолжили машину. Позвоню им по телефону.

Она вышла в холл, где нам установили телефон одним из первых в городе, и через несколько минут вернулась.