Глава 6. Приём

Когда мы добрались до места, нас ждало много людей. Я видела их через бинокль, когда мы были ещё довольно далеко.

Они собрались прямо возле контрольной вышки небольшого авианосца, который наша команда наверняка украла у китайской армии.

Где бы они его ни достали, авианосец явно пережил уже не одну стычку. Подпалины и дырки от пуль покрывали палубу и контрольную вышку вместе с несколькими более крупными чёрными пятнами, наверное, оставленными ракетными снарядами. Судя по форме этих подпалин, похоже, они атаковали вертолёты или маленькие самолёты, когда-то закреплённые на данной части палубы.

По мере приближения я видела всё меньше и меньше просто из-за того, под каким углом мы находились на маленькой лодке в сравнении с крупным судном. Под конец я видела лишь крутую стену корабля, когда мы оказались в тени авианосца и скрылись от утреннего солнца.

Карабкаясь по лестнице с тяжёлой резиновой моторной лодки, я видела пятна сажи на серых боках судна, разбитые иллюминаторы и подъёмный кран, который, похоже, пережил пожар.

Следы от автоматных выстрелов также украшали наружные части корпуса.

Я знала, что буду подниматься медленнее всех, так что хотела пойти последней.

Несмотря на мои протесты, Иллег поднималась после меня, но я слышала крики, когда Балидор, затем Врег, Джон, Тензи и Холо забрались на борт передо мной.

Моя нога ужасно болела на лестнице, но я не позволила им поднимать меня на носилках, учитывая, что был вопрос дискомфорта, а не настоящее увечье. В любом случае, я могла компенсировать это руками, просто получалось медленно. Но это всё равно лучше, чем двадцать-тридцать минут торчать в лодке, пока они готовили бы оборудование для моего подъема.

Я услышала оживлённые голоса, когда поднялась примерно на половину высоты. Я различила громогласный голос Врега, хохот. Пару раз я даже слышала Балидора.

Признаюсь, наконец-то добравшись до верха, я надеялась, что никто не станет устраивать шумиху.

Но высунув голову из-за края борта, я первым делом встретилась взглядом с одной парой глаз.

Прозрачные как хрусталь, они смотрели только на меня.

Он стоял в стороне от встречающей толпы, ни с кем не говорил, но и не подходил к боку судна, по которому я поднималась.

У меня перехватило дыхание при виде его высокого тела, широких плеч, волос, которые отросли как никогда длинными. Выражение его лица не изменилось, но он и не избегал смотреть на меня, как у стены в Запретном Городе.

Его глаза не отрывались от моего лица.

Сглотнув, я подавила боль в груди и внезапно осознала, что все остальные на палубе притихли.

Мой взгляд вернулся к встречающей толпе.

Шутки, смех и разговоры прекратились. Они все уставились на меня.

Все люди, которых я видела, были одеты в ветровки и плотные куртки, заставив меня осознать холодный ветер, продиравший тонкое платье, в которое я была одета даже три дня спустя. Большинство лиц принадлежало людям, от которых я ожидала, что они придут встречать нас. Некоторые меня удивили.

Например, мой отец — то есть, мой биологический отец.

Уйе стоял практически впереди всей остальной небольшой толпы, всего в нескольких метрах от Ревика. Не знаю, то ли дело в выражении его лица, в позе, в проблеске его aleimi, промелькнувшем перед моим наполовину слепым светом, или в чём-то ещё, но я поняла, что он пришёл сюда не для того, чтобы помахать ручкой и обняться.

Я также знала, что он в некотором роде присутствует здесь из-за меня.

Я забыла, что они все будут здесь. Я забыла, что Балидор вызвал всех обратно. Всех, кроме Тарси, которая увезла куда-то Лили, и никто не знал, куда.

Мысль о Лили снова вызвала ком в горле.

Перекинув ногу через край и поставив босую ступню на палубу, я снова остро осознала, во что одета. Во время прыжка с русского вертолёта на мне были парусиновые туфли Врега, и я позволила Врегу взять на себя приземление, когда мы долетели до земли.

Врег такой Врег, он приземлился практически на ходу, так что мои ноги даже не соприкоснулись с землей.

После этого я пробовала ходить в тех парусиновых туфлях, но они были слишком большими, натирали мозоли, и я постоянно спотыкалась. Мы несколько раз пытались отыскать мне обувь на армейской базе в Северной Корее, но ничего не нашли, так что я в итоге пошла босиком.

Честно говоря, это не казалось приоритетом.

Так что да… я до сих пор была босая.

Как раз когда я подумала об этом, я увидела, что взгляд моего отца опустился к моим ступням, и он нахмурился.

Ещё не успев отреагировать, я почувствовала движение и машинально повернулась, не подумав, кто мог так быстро привлечь моё внимание.

Ревик приближался ко мне.

Выражение его лица не изменилось.

Немного выпрямившись, я похромала вперед, отходя от лестницы и борта корабля, чтобы Иллег смогла вскарабкаться следом.

Мои глаза при этом не отрывались от Ревика.

Я просто стояла там, наблюдая за его приближением, на мгновение затерявшись в его обычной кошачьей грации, затерявшись в его свете, лице, поджатых губах. Он не замедлился, подходя ко мне, и когда он навис надо мной, я невольно вздрогнула, не зная, чего ожидать.

В моей голове промелькнул образ того, как он выкидывает меня обратно за борт…

И тут его рука обвила мою талию.

Он дёрнул меня к себе, прижимая в объятии.

Я втянула воздух, опешив и подняв взгляд.

Прежде чем я успела переварить выражение на его лице, Ревик опустил голову.

Эти губы нашли мой рот. Он поцеловал меня, поначалу осторожно.

Но только поначалу.

Он углубил поцелуй. Затем он поцеловал меня крепче, размыкая мои губы своими, используя язык. Я осознала, что целую его в ответ, поначалу почти не осознавая, затем, когда его свет открылся и вплёлся в мой, я сдавленно ахнула. Мой свет открылся в ответ — возможно, впервые с тех пор, как он оставил меня у той стены.

Боль заполнила мой свет, мою грудь, моё горло.

Это полностью опустошило мой разум.

Его пальцы сильнее сжались на моей коже, затем он рывком крепче прижал меня к себе.

И снова мой разум словно отключился. Я обхватила его руками, вцепилась в его длинные волосы пальцами, и Ревик наполовину поднял меня над палубой, крепче обнимая за талию и снова целуя.

Его свет был таким открытым, что я не могла дышать, не видела ничего больше. Его боль душила меня, сбивала с толку мой свет, моё тело, воспламеняла телекинез.

Зелёный свет переполнил мои глаза, затмевая авианосец, небо, даже его лицо.

Я не знаю, как долго продлился поцелуй после этого.

Я чувствовала, как он вплетается в мой свет. Я ощущала в этом целеустремлённость, посыл, и стиснула его крепче, вцепившись в волосы и шею.

Когда мы наконец-то оторвались друг от друга, я могла лишь смотреть на него.

Мой свет переполнился болью, смятением, облегчением, озадаченностью, возможно, даже надеждой. Несколько долгих секунд я могла лишь дышать, стараясь думать вопреки этому, контролировать свой свет. Я не могла решить, стоит ли мне расслабиться и поддаться чувствам, тому, чего хотел мой свет. Я не могла решить, позволить ли себе почувствовать то, что исходило из света Ревика… могла ли я позволить себе посчитать это настоящим.

Это не ощущалось как прощание. Чем бы это ни было, это не ощущалось как прощание.

Должно быть, Ревик услышал часть этих мыслей. Он крепче прижал меня к себе, на сей раз свирепо, с чрезмерным собственничеством.

Я сжала одной рукой его волосы, а другой крепко обнимала за шею и плечи. Мои ноги за последние неизвестно-сколько минут успели обвиться вокруг него, и он легко удерживал мой вес обеими руками, глядя мне в лицо.

Я посмотрела на него и увидела, что он всматривается в мои глаза. Его глаза тоже слегка источали зеленоватый свет.

Поцеловав его в губы, на сей раз бегло, я сжала его в бессознательном объятии, крепче стиснув руки и ноги. Я ощутила, как у него перехватило дыхание, когда я сжала его рёбра.

Когда он посмотрел мне в глаза на этот раз, его тонкие губы изогнулись в лёгкой кривоватой улыбке.

Только тогда я услышала смех.

Посмотрев поверх его плеча, я увидела, что все видящие во встречающей толпе наблюдают за нами.

Некоторые, например, Джон и Врег, лишь ошеломлённо улыбались и качали головами, будто мысленно закатывали глаза. Уйе, мой отец, наблюдал со сложной смесью эмоций на лице — что-то вроде беспокойства, смешанного с удовлетворением, горем и, возможно, сожалением.

Моя биологическая мать, Кали, поразила меня тем, что оказалась в числе смеющихся. Радость и неверие стояли в её глазах, пока она смеялась и вытирала слёзы вместе с Иллег, Викрамом, Холо, Порэшем, Пимой и Джасеком, видящим из Списка, которого я встретила в Англии.

Рядом с ними стояла Данте. Её лицо сделалось розовым, и она выглядела так, будто ей хотелось находиться где угодно, только не здесь. Её мать, Джина, наблюдала за нами с нескрываемым весельем, сунув руки с кольцами в карманы и слегка сгорбившись, чтобы защититься от ветра.

Затем я увидела Мэйгара, стоявшего с моей подругой по художественной школе, Анжелиной, и обнимавшего её мускулистой рукой за плечи. Возле их стоял Сасквоч вместе с Фрэнки, ещё одной подругой из тату-мастерской на Гири-стрит.

Я по-прежнему смотрела вокруг, подмечая лица, когда Ревик аккуратно опустил меня, и мои босые ноги снова соприкоснулись с палубой. Он не отпускал меня, крепко обнимая за талию, а другой рукой сжимая мою ладонь, когда я повела его к остальным.

Я ещё не дошла до них, когда они снова шокировали меня до чёртиков.

Как раз когда я вытерла лицо, улыбнувшись им всем…

Они разразились аплодисментами.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что они хлопают нам.

И ещё несколько минут, чтобы понять, почему.

Я знала, что они хлопают не только потому, что нам удалось наконец-то сделать то, что считалось невозможным — обрушить сеть Дренгов. И всё же я знала, что дело во многом сводилось к этому. Вопреки всему, что мы потеряли, вопреки даже бомбам, упавшим на Пекин, мир всё равно ощущался легче без сети.