Мартин мог бы легко проделать брешь в учении Розы, это было не сложнее, чем пальцем проткнуть дыру в гнилой одежде. Но ему не хотелось делать этого. Он заметил, что он старается оправдать несоответствие, нелогичность выступления Розы, старается не обращать внимание на ущербность её метафор. Он считал все это несущественными недостатками, никак не отражающимися на важности её миссии.

— Не думаю, что кто-то наблюдает за мной или заботится обо мне, — покачал головой Торкильд Лосось. — За мной наблюдают только мои приятели да я сам.

— Я уже прошла этот путь, — сказала Роза. — Я чувствовала себя потерянной. Я думала, что до меня нет никому дела, даже моим товарищам. Наверное, не было в мире человека более потерянного, чем я. Но, в конце концов, я обрела любовь, это снизошло ко мне. — Она протянула вперёд руки и затем резко подняла их вверх, в разные стороны — они взлетели как пара голубей. — Да, это снизошло ко мне…

— Достаточно этого дерьма, Роза, — раздался мужской голос. — Расскажи лучше какую-нибудь историю.

Все повернули головы, и Мартин понял, что реплика принадлежала Георгу Демпси. Он стоял, красный, как рак, и, видимо, давно уже порывался уйти, но Алексис Байкал крепко держала его за руку и тянула вниз, на место. В конце концов, он смирился и сел.

Мартин ощутил как по телу разливается тепло, затем его охватила дрожь. Все они сейчас были снова духовно вместе, все жаждали одного — получить ответы на свои вопросы, все ещё жаждали любви, пусть и не вполне определённой. Особое время.

Он подумал о родителях: он вспоминал прикосновения отца, вспомнил тепло матери, её любимое платье, милое круглое лицо в ореоле тёмных шелковистых волос. Он вспомнил о той любви, какой они окружали его и понял, что такая родительская любовь и есть начало всех начал.

— И всё-таки, как я могу увидеть Всевышнего? — откуда-то из угла прозвучал тоненький голосок Терри Флоридской Сосны.

— Если вы жаждите его увидеть, вы сможете заметить еле приметное пятно чуть ниже солнца, — ответила Роза. — Если же вы не сумеете его разглядеть, значит, вы не так уж и сильно желаете увидеть Всевышнего, и ваше время ещё не пришло.

— А если мы никого не любим, может тогда Всевышний отказаться от нас, может он нас возненавидеть?

— Всевышний не мужчина, и не женщина. Он не может ни ненавидеть, ни осуждать. Он просто любит, он объединяет нас, — Роза распростёрла руки, будто бы собирая вместе невидимых детей своих, чтобы укрыть их и уберечь от несчастий.

— Мне необходимо, чтобы прикосновение было ощутимо, — сказала Друзилла Норвежка. — Но я не чувствуя его совсем. Это наказания за мои проступки, да?

— Нет никаких проступки, это тебе только самой так кажется. Ощущение вины это чисто человеческое понятие, это заблуждение.

— Тогда кто же будет наказывать меня за мои грехи? — огорчение сделало голос Друзилы неузнаваемым.

— Только мы сами. На этом свете мы только учимся всему, это и можно назвать нашим наказанием. Всевышний не признают ни судей, ни законов. Нам все проститься перед смертью. Другой вопрос, ощутим ли мы это прощение или нет.

Мартин подумал, что Тереза, должно быть, дожидается окончания путешествия, чтобы объяснить ему те же самые вещи. Он представил Терезино лицо. Ему очень хотелось бы сейчас уснуть, умиротворённому такими мыслями и уже никогда не просыпаться.

— А скажи, Иисус разве не сын Всевышнего? — спросил Майкл Виноградник.

— Да, сын, — Роза широко улыбнулась. — Мы все его дети. Христос ощущает ещё больший жар от Всевышнего, чем я. От растёт день ото дня, благодаря словам и делам Всевышнего. И Будда ощущает этот жар, и Магомет…

Хаким, казалось, был не очень доволен, услышав имя пророка из уст Розы.

— … так же, как и другие пророки и мудрейшие Земли. Они были зеркалами, повёрнутыми к Солнцу.

— Все они? — переспросил Майкл.

— Все они знали часть правды.

— Только часть? — удивился Майкл.

— Небольшую часть. Но теперь вы должны дать мне отдых, — сказала Роза. — Расскажите теперь вы, что вы нашли в ваших душах.

Два часа пролетели быстро: вопросы и ответы, разрешение сомнений, Розины притчи и толкования, почти вся команда исповедалась. В комнате возникло странное, почти осязаемое течение, как если бы Роза была деревом, а сквозь неё проходил поток чувств. Когда стоящие рядом с Мартином, плакали, он чувствовал, что и на его глазах появляются слезы. Когда все смеялись, он смеялся вместе со всеми.

— Я не пророк, — сказала Роза. — Всевышний просто использует меня просто, как голос. Я ничем не лучше вас.

— Можем ли мы ненавидить наших врагов, если они полюбят нас? — спросил кто-то.

— Мы не ненавидим их, но и они не любят нас. Они ведут себя совершенно неправильно, и мы будем бороться с ними всеми нашими силами. Мы хотим восстановить равновесие. Но мы не должны быть безжалостными, мы не должны никого ненавидеть, это разрушит нас. Но в тоже время мы не должны забывать и о своих обязанностях.

Мартин ощутил, что Работа вновь заняла надлежащее место в его душе, и это были не какие-то отвлечённые мысли о смерти и разрушениях, он вновь чувствовал, что Работа — неотъемлимая часть их существования, их обязанность. Естественный ответ. Противодействие после действия.

Они не нуждались ни в чьём ободрение, кроме своего собственного, их не интересовал ничей суд. Их вёл Всевышний. Яростному желанию мести тут не находилось места, оно казалось слишком отвратительным. Но они обязаны были восстановить равновесие, столь же необходимое для жизни, как дыхание лёгких, как течение крови в их жилах.

Группа сгрудилась вокруг Розы. Взявшись за руки, они дружно пели гимны, оды восхваления Христа, затем баллады, какие только помнили. Все их инструменты были в запасниках, но они прекрасно обходились и без них.

Пение продолжалось около часа. Некоторые охрипли и утомились, некоторые уснули прямо на полу, но Роза по-прежнему руководила всеми. Жанетта Нападающий Дракон принесла кресло, его поставили на стол, и Роза села в него. Рыжеватые волосы мелкими кудряшками обрамляли её голову. Жанетта и ещё несколько человек разместились у её ног, прямо на столе. Жанетта положила голову на колени Розе и, кажется, уснула.

Приходили другие, почти вся команда собралась в столовой. Некоторые выглядели сбитыми с толку, чувствуя течение, но не позволяя проходить ему через себя. Надеющиеся, но смущённые, сопротивляющиеся, но нуждающиеся.

Особое время. Ариэль приблизилась к Мартину и обняла его как сестра. Она посмотрела ему в лицо, её голова находилась на уровне его плеча. Он улыбнулся ей, сейчас он возлюбил всех.

По Розиной просьбе пол стал мягким. Команда улеглась прямо на него, вокруг стола. Другие стулья и столы просто убрали. Жезл Жанетты спроектировал за Розой сияние. Комната погрузилась в темноту.

— Спите, — сказала Роза. — Вскоре мы снова будем должны приступить к нашим занятиям. Спите спокойно, уверенные в том, что Работа обязательно будет выполнена. Спите, и постарайте в ваших снах постигнуть истину. Когда вы спите, вы наиболее открыты для любви ваших друзей, для любви Всевышнего. Спите.

Мартин закрыл глаза.

Кто-то потряс его за плечо. Перед ним, на коленях, стоял Ганс. Он прошептал Мартину на ухо:

— Очнись. Пойдём со мной.

Мартин поднялся. Его пронзил шок, как от удара электрического тока. Он, казалось, разрывался между двух миров, между стыдом и экзальтацией. Угрюмое выражение Ганса и его напряжённая поза казались упрёком. Ариэль последовала за ними. Ганс, казалось, хотел было остановить её, но потом передумал:

— Все правильно. Вы оба мне нужны.

Рекс Дубовый Лист стоял в коридоре. В его улыбке было что-то зловещее.

— Фантастика, — сказал Ганс, качая головой. — Она была так хороша. Она просто поимела всех сейчас.

Мартин моментально пришёл в себя, как если бы вылил на себя ушат холодной воды.

— Она нуждается только в небольшой помощи и поддержке, — продолжал Ганс. Рекс захихикал. — И будь я проклят, если я не помогу ей. Я не прав? Мне кажется, ситуацию следует держать под контролем.