Глава седьмая
От одной катастрофы к другой.
В переулке воцарилась тишина.
Они ушли.
Но он все еще здесь.
Мою кожу покалывало от напряжения, исходящего от фигуры в капюшоне, что была так опасно смертоносна и так чертовски близка. Я на него не смотрела. Не хотела встречаться с ним взглядом и давать повод рыцарю превратиться в злодея.
Я уставилась в землю.
— Гм, я должна тебя поблагодарить.
Пнув ногой камешек, парень повернулся ко мне, и у меня похолодело внутри. Его лицо скрывала тень от капюшона, но я почувствовала, как взгляд незнакомца задержался на моем лифчике.
Безрассудная храбрость, овладевшая мной во время пререканий с Бейсболкой и Адидасом, тут же испарилась. Я снова прикрылась обрывками разорванного топа. Ошметки ткани плохо скрывали черное кружево и округлости моей груди.
У меня ёкнуло сердце.
А может, он прогнал их вовсе не потому, что был добрым самаритянином, а потому, что хотел заполучить то же, что и они? Несмотря на его уверения, что он не такой, как эти проходимцы...Откуда мне знать наверняка?
— Послушай, кем бы ты ни был. Спасибо, что спас меня. Но я убедительно прошу меня отпустить.
Я заметила на земле свою кожаную куртку, которую сорвал с меня Адидас, и наклонилась, чтобы ее поднять. Прикрывшись ею, словно щитом, я произнесла:
— Дай мне пройти.
В конце длинного переулка меня манили свободой мерцающие огни цивилизации. Единственное, чего мне хотелось, — это вернуться домой.
Дом.
Такси.
«Мне нужны деньги».
Не поднимая глаз, я протянула руку.
— Могу я забрать свои вещи?
— Твои вещи?
Его низкий голос каким-то образом ускользнул от моих ушей и эхом отозвался у меня в животе. Я потопталась на месте; от прохлады ночного неба и этого голоса по коже пробежали мурашки.
Человек в капюшоне вздернул подбородок и подошел ближе. Я набралась смелости и подняла на него глаза.
Лицо незнакомца окутывал мрак.
— Я не кусаюсь.
Я вздрогнула, изо всех сил стараясь всмотреться в его черты, — на случай, если мне придется подавать заявление в полицию.
«Чего я совершенно не хочу делать, потому что отец не должен об этом узнать».
Его глаза и лоб по-прежнему скрывал капюшон, но губы были мне видны. Крепкий и мужественный подбородок, обрамленный щетиной, плавно переходящей в короткую бородку. Незнакомец был грубым, почти неопрятным.
Он сунул руку в карман джинсов.
— Ты имеешь в виду эти? — парень помахал моими деньгами и пропуском.
Я кивнула.
— Да, эти. Можно мне их взять?
Он пересчитал купюры.
— Восемьдесят баксов?
Я вскинула подбородок.
— Мне столько и нужно.
Почему в этот момент я показалась себе самой большой лгуньей в истории человечества? Мне и в голову не приходило, каково это — иметь всего восемьдесят долларов. Я располагала неограниченными средствами. То, что я не ходила по магазинам или мне некому было делать щедрые подарки, не означало, что я не ценила своей счастливой возможности никогда не смотреть на ценник.
— Нужно для чего? — парень склонил голову набок, но тень от капюшона все еще скрывала его глаза.
— Если тебе так интересно. На такси до дома.
— А-а...
Он произнес это так, словно вопрос был закрыт. Как будто от этого самый бессмысленный вечер на свете, наконец, обрел смысл.
Я пошевелила пальцами.
— Так... ты можешь мне их вернуть?
Человек в капюшоне повертел в пальцах мое удостоверение.
— Давай сначала поговорим вот об этом.
— А что с этим не так?
— Тебя зовут Ноэль Чарлстон?
— И что c того?
— Тебя назвали в честь Рождества. (Имя «Ноэлль» происходит от французского «Noёll», что в переводе означает «Рождество» — Прим. пер.)
Я фыркнула.
— Меня назвали в честь...
«Одной из самых богатых основательниц розничной торговли». Я прикусила язык. Мне совершенно не хотелось, чтобы это спасение превратилось в похищение ради выкупа.
— В честь чего? — он с такой ловкостью крутанул удостоверение костяшками пальцев, что у меня пересохло во рту. На ламинированной фотографии остался кровавый след.
Я шагнула к нему, вопреки отчаянному желанию убежать.
— Меня зовут Элль. Просто Элль, отдай мне мои вещи и отпусти.
— Это вряд ли, Элль. Во всяком случае, пока.
Я замерла.
— Прошу прощения?
— Ты меня заинтриговала.
— И что?
— А то, что меня в этой жизни мало что интригует.
— Почему?
Он подошел ближе. В холодном вечернем воздухе я ощутила тепло его тела.
— Потому что обычно я не трачу время на разговоры. Ты — исключение.
Я не знала, нравится ли мне быть исключением. Означало ли это, что он мог допустить и другие исключения — например, спасти меня, а потом причинить боль?
Я невольно содрогнулась. Взяв себя в руки, я рванулась к незнакомцу и выхватила удостоверение.
— Вот. Я забрала то, что принадлежит мне. У тебя нет причин злиться. Оно никогда не было твоим, — мои глаза остановились на деньгах. — Отдай их, и мы разойдемся в разные стороны.
Он улыбнулся. В темном обрамлении щетины мелькнули его ровные белые зубы
— Я так не думаю, Ноэль Чарлстон.
— Элль.
— Хорошо, Элль.
Незнакомец подошел еще ближе, сократив разделяющую нас дистанцию всего до одного шага. Когда он шаркнул своими черными кроссовками по рыхлому гравию и поднял руки, я невольно затаила дыхание.
Я напряглась, ожидая, что он сделает то, что не успели его сбежавшие приятели. Только пальцы незнакомца потянулись не ко мне, а к черному капюшону. Он медленно его сбросил, открыв свое лицо.
Взглянув на него, я забыла, как дышать.
Суровые брови придавали выразительности и властности проницательным темно-карим глазам. Темные, почти черные волосы волнистыми прядями ниспадали ему на лоб, уши и щеки, говоря скорее о дикости, чем об укрощении. Прямой нос и точеные скулы очень хорошо сочетались со щетиной, обрамлявшей его губы.
Черт, эти губы.
Они были мягкими, влажными и почти добрыми, при том, что все остальное в нем казалось грубым и жестоким.
На работе я общалась со многими мужчинами, но все они были либо полноваты, либо старше, либо геи. Я никогда не оказывалась так близко к привлекательному мужчине, примерно одного со мной возраста и при этом абсолютно безжалостному.
Я отступила назад, проклиная не понятно откуда взявшуюся дрожь в коленях. Я хотела списать это на страх, но глупое сердце говорило другое.
Меня к нему влекло.
Из всех мест на Земле, именно здесь.
Из всех людей на свете, именно к нему.
Впервые в жизни мое тело сочло кого-то абсолютно привлекательным, и я понятия не имела, что с этим делать.
О чем это говорит?
Едва избежав изнасилования, я при самых жутких обстоятельствах каким-то образом запала на красивого мужчину.
Я не нормальная.
Как бы интересен он мне ни был, это недопустимо.
Я прищурилась.
— Чего ты от меня хочешь?
Незнакомец улыбнулся, и его губы снова меня заворожили.
— Пока не решил.
Я ущипнула себя, пытаясь взять под контроль свои взбесившиеся гормоны. Я не какой-то озабоченный подросток. Я — генеральный директор, который к тому же чуть не подвергся сексуальному насилию. Ну и что, что он хорош собой?
Это ничего не значит!
Тебе нужно ехать домой.
Немедленно.
Сделав над собой усилие, я от него отстранилась (слава богу, мое сердце билось ровно, а не трепеща от желания) и резко спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Он пошевелился, выставив для равновесия одну ногу. Это было обычное движение, только и всего, но оно заставило меня обратить внимание на его тело. На то, какой он высокий. Как джинсы обтягивают его стройные бедра. И как весь он облачен в тайну, словно в какую-то супер-модную одежду.
— Я имею в виду, что в тебе что-то есть.
«О, в тебе тоже».
Даже темнота переулка не могла скрыть от меня трех вещей, которые я тут же заметила:
Во-первых, он был слишком красив (или я слишком долго сидела взаперти, чтобы оставаться с ним наедине).
Во-вторых, этот парень обладал аурой, внушающей страх и уважение. И это явно было не врожденное, а приобретенное качество.
В-третьих, он был грязным, но, похоже, то, что я заметила у него на толстовке пятно, а затем и дырку, ничуть его не волновало.
Незнакомец просто стоял и, пока я его рассматривала, точно так же рассматривал меня. Он скользил взглядом по моей коже так, словно водил по ней нежными перьями, от чего я начала задыхаться, хотя вообще не двигалась.
О, Господи, Элль, возьми себя в руки.
Да, этот парень тебя спас.
Да, он проявил храбрость и предотвратил преступление.
Но на этом всё.
Ты не глупая девчонка, которая влюбляется в первого встречного.
Пора уходить.
Чем бы это ни было, оно ничего не значит.
Не может значить.
Такого не бывает в обычной жизни, и уж точно не могло быть в моей.
То, что папа давным-давно перестал читать мне сказки, вовсе не означало, что теперь мне нужно выдумывать такие нелепости.
Сделав над собой усилие, я взглянула ему в лицо. У меня совершенно вылетел из головы предмет нашего разговора, что само по себе было глупо и безумно, и так не похоже на меня. В крови разлилась паника, от чего речь стала резкой и отрывистой.
— Деньги. Мне они очень нужны, — я протянула руку, проклиная охватившую меня дрожь. — Я хочу уехать.
— Уехать?
— Да.
— Ты не можешь уехать.
— Что? — я вскинула брови, почувствовав, как в ушибленном виске застучал пульс. — Конечно же, я могу уехать. Я хочу уехать. Ты сказал, что не причинишь мне вреда.
Парень поднял руку, не обратив никакого внимания на грязные ногти и засохшую на костяшках пальцев кровь.
— Полегче. Ты можешь уехать. Ты не моя пленница — я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду?
Он помахал деньгами, так что купюры у него в кулаке заколыхались из стороны в сторону.
— Я имел в виду... Нам нужно поговорить об этих деньгах.
Я насторожилась.
— А что с ними?
Незнакомец провел языком по нижней губе, полностью завладев моим вниманием. Он окинул меня пристальным взглядом, толи изучая вызванную реакцию, толи стремясь найти ответы на только ему известные вопросы.
Его голос понизился до шепота: