Изменить стиль страницы

11

Лука

В первую ночь в Долине теней Лука сидел у костра с Аксилом и торговцами, что взяли их с собой, и думал о Реве. Это его удивляло. Его мысли были поглощены Матиасом. Он представлял похороны, кости брата в каменной гробнице в Зале Просвещения в Реялоне. Он представлял запах трав, что уложили бы букетом на гроб Матиаса. Он думал о словах братьев: «Только Просвещенный бог знает правду смерти. Время Матиаса прошло. Он останется в нашей памяти». Просто и честно, как всегда делали братья.

Он представлял реакцию отца на смерть наследника, порыв ярости, тихое кипение гнева и слюна, летящая с губ отца на бороду. Он думал о матери Матиаса, красивой Кристине, вытирающей слезы с карих глаз платком. Но в ту ночь он думал о Реве. Ей понравилось бы в Долине теней. Говорили, Рева была поцелована солнцем. Он все еще помнил тепло ее кожи, как она сияла на свету медью. Для него она была золотой. Долина теней была не такой темной, как он ожидал. Когда солнце скрылось за вулканами на западе, долина погрузилась в тени, но почти весь день было тепло и ярко.

Трава была грубой, но покрывала долину. Красочные цветы росли, где была земля. Земля поднималась и опускалась, как волны океана. И над всем возвышался огромный вулкан Зин, как отец, приглядывающий за детьми. Реве понравились бы краски Зантоса. Она была бы рада новым знакомствам. Ей не нравилось в крепости, но выбора не было, ведь родителей Ревы убили во время мятежа.

Солдаты отца нашли ее, прячущуюся в комнате ее родителей. Девочка дрожала и бормотала под нос в углу комнаты, глядя на кровь матери. Солдаты его отца забрали Реву в крепость Несра, где король сжалился и позволил ей остаться. Королю она явно понравилась. Он даже решил сделать их с Лукой парой, хотя это могло быть способом получить башни Авалона и людей, что были верны лорду Авалону во время мятежа. Но Лука думал, что ему нравилась Рева. Или нравилась, пока он не отдал ее лорду Унну в награду.

Лука разжал кулаки и вздохнул. Многое случилось с тех пор. Он подумал о девочке, прибывшей в крепость, маленькой, грязной, почти дикой, с глазами, что так много видели. Она никогда не говорила об этом, но Лука знал глубину ее горя. Теперь хорошо знал. Что бы сказала ему Рева? Любила бы его, как тогда? Мог ли кто-то любить такого монстра?

Они ехали в телеге торговцев, которую медленно тянули два осла. Аксил не шутил, сказал, что денег мало. Лошади и еда были слишком дорогими, но они хотя бы были не одни темными холодными ночами в Долине теней. Двое мужчин с ними – Симен и Жорен – были торговцами, ехали к Пепельным горам. Симен хорошо готовил рагу из маленьких грызунов, что водились в долине. Ему было под пятьдесят, он был в нескольких хлопковых туниках и разноцветных шарфах. Его кожа была почти такой же темной, как у Аксила, но глаза были темно-зелеными, как грубая трава долины. Жорен был сыном Симена, высокий, худой, с кривыми зубами и такими же зелеными глазами. Они мало говорили. Они были умными и не задавали Аксилу и Луке вопросы. Они делились хлебом и матрасами. Этого Луке хватало.

Днем Лука ехал на краю телеги с Аксилом. Они не говорили о силах Луки со дня в таверне. Луке не нравилась тишина, но он не знал, как ее нарушить. И он думал о Матиасе, об отце и Реве, даже о матери, о которой не думал годами. Он думал о Стефане, Серене, Каролине и маленьком Альберто. Он понимал, что не вернется в Реялон, но хотел бы их еще увидеть. Через много лет они смогут не узнать его. Он сможет отрастить бороду, будет в лохмотьях изображать путника из дальнего города. Солнце Зантоса сделает его кожу загорелой, и он уже не будет похож на принца Луку из Эсталы.

На третий день Аксил решил нарушить тишину. Сначала Лука не хотел слушать, но Аксил говорил, и интерес юноши рос:

- Твоя мама была менти, - сказал Аксил. – Я узнал это сразу. Она тоже была магом огня, но ее силы были слабее, чем у тебя. Она подавляла их днем и ночью. София хотела не использовать их, решив, что огонь ее поглотит однажды. Лихорадка сожгла ее за пару часов. Я пошел за целителем, а когда вернулся, она уже бредила, а через час умерла. Ты был тогда совсем крохой. Хотел бы я, чтобы ты ее знал. Если бы она была с тобой, этого не произошло бы. А я совершил фатальную ошибку. Я решил, что болезнь означает, что силы менти тебе не передались. Обстоятельства между твоей болезнью и болезнью твоей матери были такими разными, что я не увидел связи. Она уже была магом огня, когда заболела. Ты не показывал склонности к этому. Свечи горели ярче, когда она входила. Факелы сияли. Огонь отражался в ее глазах. Но с тобой такого не происходило. Ее лихорадка началась внезапно и сожгла ее за чару часов. Твоя болезнь подступала медленно, горела медленно. Если бы я знал, что силы менти могут влиять на людей по-разному, я бы это понял, - он вздохнул. – На то воля Бога.

Лука оскалился. Ему не нравилось, как Аксил все спихивал на бога. Это он сжег брата, а не бог. Он не мог так это оправдывать. Ему нужно было бремя вины. Нужно было нести его.

- Я работаю на менти, потому что они давно под гнетом. Твой отец ужасно с ними обошелся. Их не нужно бояться. Их нужно чтить. Ваши дары от бога.

- Это волшебство, - проворчал Лука.

- Магия, но все же это дар, - Аксил нежно сжал руку Аксила. – Увидишь. Я покажу тебя мятежникам, и ты увидишь, что сможешь. Ты поймешь там. Как только узнаешь их. Твой мир был очень маленьким, Лука. Так всегда у принцев. Короли держат принцев в замках, не дают им попробовать мир. Принц должен знать, чего хочет народ, иначе как ему править?

- Я был болен почти всю жизнь. Как я мог увидеть мир?

- Да, это так. Но больше вы не болеете. Вы сильны, мир у ваших ног, - Аксил склонился и сжал кулак. – Откройся, Лука. Открой себя возможностям, - Лука смотрел, как Аксил медленно распрямляет пальцы, словно распускается цветок. Он нахмурился и отвернулся.

Телега забралась на вершину холма, Лука увидел лагерь внизу. Он тянулся к горам, великан Зин приглядывал за ними. Почва была черной от пепла. Цветов стало меньше, трава была короткой и сухой.

Среди травы и цветов были хижины, палатки, лошади и люди. Его внимание сразу привлекли люди. Он еще не видел такие лица. У некоторых кожа была цвета пепельной земли, а у других – как молоко. Люди были высокими, низкими, пухлыми и мускулистыми, какими только можно было представить. Но их было мало. Он насчитал около трех дюжин у палаток, включая нескольких детей, что держались за мам.

Телега спускалась к лагерю, и в воздухе возникла странная рябь, босоногий подросток в коротких штанах сбил девочку с ног порывом ветра из ладоней. Девочка встала, отряхнула тунику и осыпала подростка землей. Вспышка света заставила Луку повернуть голову. Юноша шел по лагерю, перебрасывая из руки в руку шар огня. За ним два мальчика бились деревянными мечами, пока мужчина кричал им команды. Назад, бросок, отразить.

Телега застыла посреди хаоса, и если Симен и Жорен переживали из-за странного поведения вокруг них, они это не показывали. Они методично разгружали телегу вокруг Луки и брата Аксила, пока те неуклюже спустились на землю.

- Это выглядит легким, - мужчина пришел к телеге с ящиком с бутылками. Лука подумал, что это зелья и настои, судя по странным цветам. Он махнул в сторону телеги Симена.

- Мы привезли вам гостей, - сказал Симен. – Им нужно было есть по пути.

Мужчина с ящиком осмотрел Луку с головы до пят ледяными голубыми глазами. Лука никогда не видел людей с глазами, похожими на брата Аксила. Судя по тонким волосам и морщинам вокруг глаз, мужчине было около сорока. Его лицо было худым, с глубоко посаженными глазами и натянутой кожей.

- Ты привез гостей и меньше еды? Может, стоит выбросить любовные зелья.

- Не смей, - зло сказал Симен. – Они денег стоят. Мы привезем больше в следующий раз. Обещаю.

Мужчина плюнул.

- Этого стоит твое слово, торговец. О, ладно уже. Бери свое, оставь еду и проваливай, - он перевел взгляд на Луку и Аксила. – Гости. Из Эстала?

Лука кивнул.

- Менти?

Щеки Луки пылали, но он кивнул. Он впервые признал это. Ладони вдруг стали потными.

- Он – маг огня, но не обучен. Я привел его к вам, - сказал Аксил.

Мужчина снова окинул его взглядом.

- Маги огня – та еще боль, но они могут быть полезными. Я – Джеральдо. Добро пожаловать в лагерь мятежников. В то, что от него осталось.