Пока связь с ретранслятором еще не была восстановлена, доступными оставались только скудные технические параметры, главными из которых являлись высота и скорость снижения посадочного модуля. Их с определенной периодичностью зачитывал вслух дежурный оператор, и его голос, от волнения становившийся все более надтреснутым, недвусмысленно сигнализировал о возникших проблемах.

В воздухе явственно запахло неотвратимо надвигающейся катастрофой.

* * *

Корпус корабля ощутимо тряхнуло.

– Вышел вытяжной парашют, – дежурно отчитался бортинженер, словно речь шла о какой-то банальности, вроде укладки асфальта.

– Все системы в норме, все штатно, – эхом отозвался командир.

Со стороны оба они выглядели абсолютно спокойными и расслабленными, точно два отдыхающих, летящих в свой традиционный отпуск к морю. Но за внешней невозмутимостью скрывалась долгая и напряженная подготовительная работа, когда все действия отрабатывались до полного автоматизма. Ну а регулярные доклады о работе систем корабля являлись не просто ритуалом, а способом донести до людей на Земле те нюансы поведения техники и аппаратуры, которые не сумеет передать бездушная автоматика.

– Связь с ретранслятором ожидается через тридцать секунд.

– Носик попудрить не забыл?

– А зачем? В шлеме все равно ничего не видно.

Капсула снова вздрогнула.

– Вышел тормозной парашют, – инженер поспешно вернул голосу серьезные интонации.

– На борту порядок, все штатно.

– А ты, Сём, когда-нибудь выступал в прямом эфире на аудиторию в несколько миллионов человек?

– Так с нами же столько репортажей делали!

– Не-е-е, – инженер с трудом приподнял отягощенную перегрузкой руку и погрозил командиру пальцем в толстой перчатке скафандра, – то все под запись было. А вот так, чтобы именно в прямом эфире, а? Когда ни оговорку, ни смороженную глупость вырезать уже невозможно. Вот как брякнул – так и войдешь в историю.

– Слушай, Андрюх, завязывай уже, а то я сейчас прям вспотею от волнения. Опозориться перед несколькими миллионами развалившихся в креслах бездельников с пивом в одной руке и попкорном в другой? Этого я точно не переживу! – командир зажал кнопку тангенты и отчитался. – Скорость восемьсот, ожидаем выхода основного парашюта.

Спустя несколько секунд корпус корабля опять вздрогнул от упругого удара.

– Тепловой щит отстрелен, ожидаем включения тормозных двигателей.

– Мы с тобой, Андрюх, в каком-то смысле уже вошли в историю, поэтому… что за ерунда?!

Капсулу вдруг нещадно затрясло, словно она на полном ходу вылетела на разбитый проселок и принялась скакать по рытвинам. Изображение на всех экранах внешнего обзора исполняло пляску святого Витта, но даже такие мельтешащие картинки позволяли понять, что с парашютами что-то явно не так.

– Тормозной парашют вышел из-под контроля, – доложил инженер так спокойно, словно речь не шла о его собственной жизни, а он просто наблюдал некий отвлеченный научный эксперимент.

Он вывел на экран картинку с камеры, освещающей ситуацию в верхней полусфере, и стало видно, как бессильно мечутся плети строп, силясь раскрыть покрытые белым инеем купола.

–  Выглядит как обледенение, – констатировал он. – Откуда оно взялось-то в такой жидкой атмосфере?!

– Похоже, что мы крайне удачно влетели в выхлоп криовулкана, – продолжал докладывать командир. – Точку высадки следует выбирать с учетом местной геологической активности.

– Сём, ты всерьез полагаешь, что это хоть кому-то поможет?

– Андрюх, я понятия не имею, – отозвался тот, – но у нас есть задача, и мы должны ее выполнить! Любой ценой!

– Да какого черта! – взорвался инженер. – Всем уже давным-давно до лампочки, чем мы тут занимаемся! Наши трупы ровным счетом ничего не изменят!

– Скорость по-прежнему не снижается, управление посадочными двигателями заблокировано. Обледенение не позволяет регулировать вектор тяги, – командир отпустил тангенту и  повернулся к инженеру. – Ты предпочитаешь сдохнуть молча, не оставив после себя ни единой крохи ценной информации, которая сможет спасти жизни наших последователей?

– Ты меня извини, Сём, – сам факт препирательства двух закадычных друзей, находящихся в одном шаге от верной смерти, выглядел более чем экзотично, – но после такого прокола последователей у нас, скорей всего, просто не будет!

– Все зависит от нас.

– Чушь!

– Ты же на тренировках готовил пафосную речь на случай удачной посадки? Ну так сейчас у тебя, Андрюх, есть прекрасный шанс проявить свое красноречие и в аварийной ситуации.

– Сём, ты бредишь! – инженер бросил взгляд на монитор и автоматически отметил. – Связь с ретранслятором восстановлена. Мы в прямом эфире!

– Ну вот. Давай, впиши свое имя в Историю!

* * *

– Скорость – 700, высота – 5000.

Включение прямой трансляции с посадочного модуля многих застигло врасплох. Все ожидали умиротворенной картинки с двумя втиснутыми в кресла космонавтами, передающими приветы своим родным и близким, вместо которой получили мутное трясущееся изображение, на котором было даже затруднительно определить кто где.

– Раскрытие тормозного парашюта сопровождается сильными рывками и вибрациями, – донесся из невероятной дали голос командира корабля. – Управление тормозными двигателями фактически невозможно. Мы предполагаем обледенение. Скорей всего мы угодили в восходящий поток от какого-то криовулкана. В следующий раз стоит прицеливаться более тщательно.

У Секретаря, как и у всех прочих, на языке вертелась тысяча вопросов, которые он  хотел бы задать отчаянным смельчакам, но более чем часовая задержка сигнала делала это невозможным. А наблюдать драматическое развитие событий, не имея возможности хоть как-то на них повлиять – то еще удовольствие.

– Скорость – 600, высота – 3000, – продолжал докладывать оператор.

Секретарь видел, как Руководитель полетов обхватил голову руками, и этот его жест говорил больше, чем тысячи слов.

Катастрофа была неизбежна.

– Полагаю, что двигательную установку следует оснастить заглушками, отстреливаемыми непосредственно перед их включением, – продолжал спокойно докладывать Семён, не обращая внимания на то, что его втиснутое в утлую капсулу тело несется навстречу неминуемой смерти, – чтобы возможное обмерзание не могло повлиять на их работу.

– Скорость – 500, высота – 2000.

– Простите, ребят, у нас не получилось, – хриплым от напряжения и нарастающей перегрузки голосом заговорил вдруг сидящий рядом с ним бортинженер. – Мы попытались шагнуть за край, заглянуть за горизонт, но не сумели, не смогли. Но мы надеемся, что наша жертва не станет напрасной. Вы обязательно справитесь! Мы верим в вас, люди! Не подведите!

Инженер вскинул руку с поднятым вверх большим пальцем, и в следующее мгновение картинка застыла, подернувшись рябью разноцветных помех.

– Высота – ноль, скорость – ноль, – продолжая действовать на автомате, доложил оператор.

И – тишина. Мертвая, звенящая тишина, в которой оброненный кем-то карандаш загрохотал не хуже артиллерийской канонады.

Озвученные цифры застыли на экранах, отразившись в миллионах и миллиардах глаз, следивших за прямой трансляцией. Повинуясь внутреннему чутью, Секретарь торопливо прижал палец к губам, упреждая эмоциональные реплики своего оператора. На каком-то инстинктивном уровне он почувствовал, как в мире что-то неуловимо изменилось, и следовало немного помолчать, чтобы люди смогли лучше расслышать только что сказанные верные слова.

* * *

Спустя восемь лет небо над Каллисто вновь разорвал грохот пробивающегося через его атмосферу корабля. Ошибки прошлого были осмыслены и учтены, поэтому на сей раз миссия готовилась куда более обстоятельно. Благо на недостаток финансирования жаловаться теперь не приходилось.

Достаточно сильное потрясение способно радикально изменить взгляды даже самого заскорузлого циника, буквально перевернув систему его жизненных ценностей. Именно по этой причине топливом любых крутых поворотов Истории во все времена являлись человеческие жертвы. И смерть двух смельчаков, пытавшихся проторить для людей дорожку в дальний космос, транслировавшаяся в прямом эфире на многомиллионную аудиторию, очень многих заставила пересмотреть свое отношение и к окружающему миру, и своему месту в нем. Пережитый катарсис что-то надломил в душах расслабленных потребителей, пробил стену недоверия и скепсиса, заставив их снова начать мечтать и грезить. Жители Земли вновь обратили свои взгляды к звездному небу.

Все началось с того, что целый ряд стихийно образовавшихся народных фондов, не дожидаясь соответствующего решения от неповоротливых властей, начал сбор средств на повторную экспедицию к Юпитеру, ну а чуть погодя вектор общих настроений общества стал очевиден уже для всех. Обыватели, потрясенные катастрофой корабля, начали задавать неудобные вопросы политикам, и у тех не нашлось возможности увильнуть. В такой ситуации ты либо запрыгивал на охватившую публику эмоциональную волну, либо оказывался за бортом.

Плыть против столь мощного течения никто не рискнул, а потому на организацию новой миссии были направлены беспрецедентные объемы финансовых средств и других ресурсов. Экспедицию удалось подготовить в рекордно короткие сроки, а от желающих попасть на борт корабля просто отбоя не было. Трагическая судьба первопроходцев, вместо того, чтобы отпугнуть, отвадить, напротив, только воодушевила желающих рискнуть своей жизнью ради лучшего будущего человечества.

Однако в свой первый рейс тяжелый буксир «Семён Увалов» отправился без пассажиров. Он доставил на поверхность Каллисто первый, энергетический модуль будущей базы и сейчас возвращался к Земле за следующим грузом. Жилой блок и первых поселенцев к новому форпосту человечества в дальнем космосе доставил уже его собрат, «Андрей Кергал», отправившийся в рейс годом позже.