30.ВЕНДИ

От того, как Крюк говорит со мной, у меня внутри все сворачивается, как от прокисшего молока.

Хотя я и презираю то, что он сделал, его оскорбления сыплются на меня, как ножи, это болезненная пытка. Он вгрызается в мои вены и обескровливает меня, оставляя хрупкой, как опавшие листья.

Мои пальцы путаются в чокере, удивляясь, почему он сказал мне не снимать его. Он красив, но я не могу представить, что его значение намного выше его стоимости, а осознание того, что я даже не могу контролировать то, что на мне надето, — это еще один удар по моей новообретенной гордости.

Тепло ладони Крюка обжигает мое бедро, когда мы входим в главный бальный зал. Он прекрасен — как обычно бывает на таких мероприятиях — люстры, усыпанные кристаллами, столы, накрытые для королей, но я не впечатлена. Я не лгала, когда сказала ему, что была на тысяче таких. У моего отца глубокие карманы, и это делает его известным гостем на многих благотворительных мероприятиях.

Интересно, будет ли он здесь? Эта мысль мимолетно проносится у меня в голове, но я хватаюсь за нее и крепко держу, надежда впервые за несколько дней вспыхивает в моей груди.

Мы проходим через смокинги и бальные платья, пока не доходим до открытого бара, Крюк заказывает виски для себя и передает мне бокал шампанского. Я делаю глоток, наслаждаясь тем, как шипят и лопаются пузырьки на моем языке. Обычно мне не нравится, как алкоголь заставляет меня чувствовать себя, но мне нужно что-то, чтобы сохранять фальшивую улыбку на лице.

— Кстати, с днем рождения, — он прижимает свой бокал к моему. — Ты простишь меня за опоздание на несколько дней, я был очень занят.

Острый укол гнева ударяет меня в грудь.

— Откуда ты знаешь?

Он улыбается, ставя свой виски на барную стойку.

— Ты удивишься, узнав, как много я знаю.

— И что это значит?

— Это значит то, что я хочу, чтобы это значило, — он наклоняется, его глаза становятся холодными. — Я знаю о твоем рождении, Венди Майклз, — его губы прижимаются к моей щеке. — И я буду знать о твоей смерти.

Мое сердце спазмируется, свободно падая на пол.

— Это угроза?

Он вздыхает, отступая назад.

— Я считаю угрозы ужасно расточительными. Я говорю только о том, что намерен довести до конца.

Злость на всю эту ситуацию сжигает меня изнутри.

— Если ты все равно собираешься меня убить, зачем мне быть твоей послушной сучкой? — я осознаю с секундным опозданием, насколько громким был мой голос, и как хорошо он разносился по комнате.

Его рука быстро движется, обхватывает мою шею и рывком притягивает меня к себе. Для любого другого человека мы должны выглядеть как любовники в страстном объятии. Но все, что я чувствую, — это тошноту и панику, которые бурлят в моем желудке и подкатывают к горлу.

— Будь очень осторожна с тем, что ты говоришь, — его хватка ослабевает. — У тебя доброе сердце, дорогая. Ты должна беспокоиться не о своей жизни.

Мое лицо опускается, зубы скрежещут так сильно, что я боюсь сломать коренной зуб.

Он слегка поворачивается и смотрит на пару, которая идет к нам.

— Приди в себя, дорогая, пора выступать.

— Комиссар, я так рад вас видеть, — его голос тает в воздухе, как насыщенный шоколад, соблазнительный и греховный. — И вашу прекрасную жену. Еще раз здравствуйте, Линда. Всегда приятно, — он наклоняется и целует ее в щеку, а затем идет ко мне и обхватывает мою талию. — Это моя спутница, Венди Майклз.

Я киваю, улыбаясь так широко, что у меня болят щеки.

Мужчина ухмыляется, его кустистые светлые усы подергиваются.

— Венди Майкле, то есть дочь Питера? — он усмехается и смотрит на Крюка. — Как тебе удалось заполучить ее? Кажется, она немного не в твоем ценовом диапазоне.

Моя грудь разрывается от оскорбления.

Линда хихикает.

— О, дорогой. Не будь грубым.

Я жду, что Крюк рассмеется, но он не смеется, его тело напрягается, когда он наклоняет голову.

— Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду, Реджинальд. Ты намекаешь на меня? — он указывает на себя. — Или о том, кого я выбираю?

Воздух сгущается, когда ухмылка исчезает с лица комиссара. Напряжение затягивается, пока Крюк смотрит на него.

— Джентльмен знает, когда нужно извиниться после оскорбления дамы, — его брови поднимаются.

Мое сердце бьется о ребра, взгляд метается между ними.

Реджинальд прочищает горло, его взгляд останавливается на мне.

— Я прошу прощения, мисс Майклз. Я не хотел проявить неуважение.

Мои глаза расширяются, от неверия у меня сводит живот, когда я понимаю, насколько велика сила Крюка. Если он может так разговаривать с комиссаром полиции, как я могу рассчитывать на свободу?

Комиссар переминается с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам.

—Ру все еще избегает таких вещей, как чумы, я так понимаю?

Тело Крюка напрягается, его хватка крепче обхватывает мою талию, пока я не начинаю ерзать, издавая хныканье. Он смотрит вниз, его пальцы поглаживают место, где он ущипнул.

— Боюсь, Ру взял очень внезапный и постоянный отпуск, — говорит он, его мышцы шеи напряжены, как будто ему приходится вырывать слова из горла.

Линда вздыхает.

— Это звучит прекрасно. Я уже некоторое время пытаюсь уговорить Реджинальда уйти на пенсию.

Комиссар смотрит на Крюка, между его бровями образуются морщинки.

— Очень жаль, — медленно говорит он. — У меня была встреча с ним на следующей неделе по поводу возможного пожертвования.

Крюк тонко улыбается, его кадык покачивается.

— Боюсь, тебе придется перенести встречу и встретиться со мной.

Комиссар кивает, стиснув зубы.

— Ну, Ру всегда был кем-то, кто...

У меня закладывает уши, когда пальцы Крюк разминают изгиб моего бедра, а его рука прижимает меня ближе к его боку. Я поднимаю на него глаза, задаваясь вопросом, осознает ли он вообще, что делает. Его челюсть подрагивает, но его глаза остаются прикованными к Реджинальду и его жене.

Я не знаю, что заставляет меня сделать это, и я уверена, что в конце вечера, когда я буду вынуждена вернуться к реальности моей ситуации, я пожалею об этом, но я поднимаю ладонь, поглаживая его по руке.

— Дорогой, мои ноги устали. Как ты думаешь, ты можешь проводить меня до наших мест?

Взгляд Крюка останавливается на мне, его брови прыгают к линии волос, а глаза смягчаются. Он берет мою руку своей и подносит ее ко рту, проводя губами по тыльной стороне.

— Конечно, милая.

По моей руке пробегают мурашки, в животе порхают предательские бабочки.

Что со мной не так?

Он кивает паре.

— Комиссар. Линда. Прошу нас извинить.

Пока мы идем, мое нутро переворачивается, нервы заставляют мои конечности дрожать, я думаю, не рассердится ли он, что я прервала его беседу. О чем я думала?

— Прости, — бормочу я, когда мы доходим до столика. — Я просто... выглядело так, словно тебе нескомфортно, а он все продолжал и продолжал, и я...

Крюк выдвигает стул, чтобы я села, и усаживает меня на него, прижав палец к моим губам.

— Шшш.

Мой рот закрывается, беспокойство пробирается сквозь меня, как змея. Я никогда в жизни не испытывала такого сильного беспокойства, как рядом с ним. Большую часть времени его личность — это спокойная вода, неподвижная, искрящаяся и прозрачная, как стекло. Но одна капля может разрушить всю поверхность, и ты никогда не знаешь, когда пойдет дождь.

Я оглядываю еще несколько человек, сидящих за столом. В прошлом я знала почти всех на этих мероприятиях. Но это Массачусетс, а не Флорида, поэтому все эти люди — незнакомцы. В любом случае, никто из них не обращает на меня внимания. Они все смотрят на него, и я их не виню. Даже зная, на что он способен — зная, что он сделал со мной — есть определенное чувство, которое возникает, когда находишься под рукой самого влиятельного человека в комнате. Я бы хотела игнорировать его, но оно присутствует, хочу я этого или нет. Точно так же, как я не могу избавиться от разговора между ним и комиссаром. Я никогда не видел Крюка взволнованным раньше, а тут такое. Это вывело его из себя. Я пытаюсь выкинуть эту мысль из головы, зная, что мне должно быть наплевать.

Но это так.

До того, как он показал свои истинные цвета, я влюбилась в него. Во всяком случае, в ту версию, которую он представил. А чувства не просто уходят, они просто смещаются и меняются по мере того, как ломается ваша душа, заполняя собой трещины. Мои чувства к Крюку могут быть искажены и неузнаваемы, но это не значит, что они исчезли.

— Я встречала Ру, не так ли? — спрашиваю я, не в силах остановить слова, слетающие с моего языка.

Его пальцы делают паузу, переставая барабанить по столу.

— Встречала.

— Это хорошо, что он вышел на пенсию.

Лицо Крюка переходит на мое. Его рука вырывается, хватает за мое сиденье и тянет на себя, стул громко волочится по деревянному полу. Я задыхаюсь, воздух холодный, когда он проходит через мое горло, сталкиваясь с тепловой волной смущения, поднимающейся в моей груди.

Его нос касается моего, интенсивность его взгляда замораживает меня на месте.

— Я не знаю, в какую игру ты играешь, — шепчет он. — Но сейчас все прекратится. Я предлагаю тебе не испытывать меня.

Мое сердце замирает.

— Я не играю ни в какие игры.

Он глубоко вдыхает, его взгляд переходит с моих глаз на мой рот, затем обратно, энергия трещит в пространстве между нами. А потом он смотрит мимо меня, и все его поведение меняется.

Я подпрыгиваю, когда его ладонь опускается на мое бедро под столом и сжимает его в сильной хватке.

— Не забывай, что стоит на кону.

Я насмехаюсь, гнев закипает в моем животе.

— Как будто я могу забыть, я...

— Венди?