29.ДЖЕЙМС

— Она останется на ночь, сэр? Я могу освободить комнату для гостей.

Я смотрю туда, где Сми стоит на кухне и пьет из кружки чай.

Покачав головой, я делаю глоток из своей чашки, жидкость обжигает язык, когда я глотаю.

— Почему ты решил, что она останется где-нибудь еще, кроме моей постели?

Его глаза слегка расширяются, и в моих мыслях проскальзывает любопытство по поводу его внезапного интереса.

— Просто так. Я просто решил предложить, — он подходит к кухонной раковине, ставит свою чашку, а затем поворачивается, чтобы прислониться к столешнице. — Меня не будет рядом сегодня вечером, и я не хотел подставлять тебя, вот и все. Я знаю, как ты любишь свое собственное пространство.

Я поднимаю подбородок, мой взгляд впитывает его манеры. Он кажется напряженным, как будто ему не по себе от того, что она здесь.

— Большие планы? — спрашиваю я.

Я никогда не интересовался личной жизнью Сми, и, честно говоря, мне все равно. Но разговор с ним отвлекает от девушки, запертой в моей комнате, и я чувствую, что мне хочется отдохнуть от гнева, возникающего всякий раз, когда я вижу ее лицо или вспоминаю ее имя.

Сми усмехается, проводит рукой по волосам, и свет кухонного освещения отражается от его темно-каштановых прядей.

— Можно и так сказать.

— Что ж, я ценю твое гостеприимство, но в этом нет необходимости.

Я не знаю, что делать с ней после гала-концерта. Часть меня хочет бросить ее обратно в подвал ВР и дать ей сгнить. Это не меньше, чем то, что она заслуживает. Другая часть хочет привязать ее к моей кровати и использовать другие средства, чтобы выбить из нее правду. Меня бесит, что она все еще ведет себя так, как будто она невиновна. Как будто она понятия не имеет, что натворила.

Неважно, я смогу многое понять по тому, как она общается с отцом этим вечером. Я отправил близнецов заранее, чтобы они проследили, что наши тарелки находятся за столом почетного гостя, и мне не терпится узнать, что будет в меню.

Из коридора доносится громкий стук, и я ухмыляюсь, допивая чай и ставя его обратно на стойку.

Глаза Сми расширяются, он смотрит в сторону шума, а затем снова на меня.

— Она там застряла?

Я встаю, застегиваю пиджак своего смокинга и прохожу мимо него, делая паузу, чтобы сжать его плечо, мышца напрягается под моей ладонью.

— То, что я делаю со своими игрушками, тебя не касается, Сми.

Его глаза становятся тусклыми, и он наклоняет голову.

— Прошу прощения, босс.

Я отмахиваюсь от него, улыбаясь.

— Уже забыл.

Моя рука опускается в карман, доставая скелетный ключ, когда я подхожу к двери своей спальни. Стук громкий, от силы удара Венди дерево дребезжит на петлях. Я вставляю металлический ключ в замок, дверь щелкает, когда раскрасневшееся лицо Венди приветствует меня, ее кулак наполовину поднят в воздух.

Уголок моих губ приподнимается.

— Все в порядке? Ты выглядишь ужасно раздражённой.

Из-за румянца на ее щеках перед моим мысленным взором проносится видение ее подо мной, и возбуждение пронзает меня насквозь. Я отбрасываю эту мысль и окидываю взглядом ее формы, платье, которое я попросил Мойру выбрать, обнимает каждый ее изгиб.

Она выглядит потрясающе. Изображение грации и самообладания, пудрово-голубая ткань с горловиной в форме сердца и открытой спиной. Достаточна утонченная, чтобы быть замеченной на моей руке, и в то же время настолько восхитительная, что каждый мужчина захочет обладать ею.

Мой идеальный маленький питомец.

Она скрипит зубами.

— Ты запер меня там.

— Мера предосторожности.

Я смотрю на нее еще несколько мгновений, упиваясь ею, как прекрасным вином, вспоминая, каково это — быть внутри нее. Кровь приливает к моему члену, заставляя его биться о мою ногу.

Она разводит руки в стороны.

— Ну, я получаю твое одобление?

Разочарование бурлит в моей груди от того, что меня постоянно тянет к такой коварной девице. Я вытесняю эту мысль из своего сознания, заменяя ее черной массой, которая сжигает осколки моей души с тех пор, как умер Ру.

Смерти, к которой, я полностью убежден, причастна она.

Мои глаза сужаются, лианы гнева обвиваются вокруг моих мышц, как плющ.

— Сойдёт, — говорю я.

Она насмехается, и я отворачиваюсь.

— Пойдем, не стоит опаздывать.

Ее каблуки стучат позади меня по полированному деревянному полу, и я сопротивляюсь желанию оглянуться, сосредоточившись на том, что она предательница. Она сошла с ума, если считает, что я купился на ее уловку о послушании. Это ошибка — недооценивать меня, думая, что я поведусь на такие мелкие, глупые уловки. Именно поэтому мне пришлось привлечь к этому делу ее брата Джонатана. Мне не особенно нравится использовать детей в качестве приманки, и, по правде говоря, я не планирую причинять мальчику вред. Я даже не позвонил по-настоящему. Но самый быстрый путь к попустительству — это ударить кого-то по самому уязвимому месту, а Венди неравнодушна к семье.

Поездка в конференц-центр проходит в тишине. Венди сжимает пальцы, глядя в окно, ее лицо осунулось и погрустнело. Я сижу напротив нее в лимузине, ненависть смешивается с похотью, как летучий коктейль, искры летят по моему телу, заставляя меня вибрировать от энергии, которая заставляет меня чувствовать себя на грани сгорания.

Меня крайне раздражает, что я не могу контролировать реакцию своего тела на нее. В первый раз я был ослеплен похотью: и к ней, и к мысли о том, что дочь моего врага захлебнется моей спермой.

По правде говоря, эта мысль все еще привлекает меня, только теперь мои глаза широко открыты, и они никогда больше не закроются. Я позволил ей подойти слишком близко, стал слишком расслабленным, даже за то короткое время.

Скорее всего, потому что я никогда не рассматривал ее как угрозу.

— Думаю, мне не нужно напоминать тебе, что произойдет, если ты будешь плохо себя вести сегодня вечером? — спрашиваю я, когда лимузин подъезжает к обочине.

Ее глаза сужаются.

— Я хожу на подобные мероприятия с тех пор, как научилась ходить. Мне не нужна ободряющая речь.

Я чувствую ее ярость по всей машине, и это только разжигает пламя.

— Возможно, это и так, — отвечаю я, наклоняясь вперед. — Но теперь ты гуляешь на поводке, милая. Так что не делай ничего, что заставит меня действовать.

Я поднимаюсь со своего места и двигаюсь рядом с ней, потянувшись в карман и доставая тонкий бархатный футляр.

Ее тело прижимается к двери лимузина, как будто даже находиться рядом со мной для нее слишком тяжело.

Я провожу кончиками пальцев по ее шее, откидывая в сторону шелковистые волосы.

— Ты не будешь пытаться сбежать, — я открываю футляр, и у нее перехватывает дыхание, когда она рассматривает инкрустированный бриллиантами чокер. — Ты не скажешь и не сделаешь ничего, что могло бы вызвать беспокойство.

Я вынимаю его из коробки, драгоценные камни прохладные в моей руке, и наклоняюсь вперед, надевая его ей на шею, мои пальцы прослеживают ее кожу, пока я застегиваю его сзади. Мои глаза переходят с ее губ на горло, в животе зарождается желание.

— Вот.

Моя рука проводит по драгоценностям, а затем ложится на выпуклость ее декольте, моя ладонь поднимается и опускается в такт ее тяжелому дыханию.

— Каждой хорошей сучке нужен красивый ошейник.

Она отрывает голову и смотрит в окно. Я беру ее подбородок в руку, поворачивая ее лицо обратно.

— Ты ни при каких обстоятельствах не снимешь это ожерелье. Ты поняла?

Ее челюсть сжимается.

— Я поняла.

— Отлично.

Я подаю сигнал водителю, что мы готовы выйти, и дверь открывается, чтобы я мог встать. Я выхожу из лимузина, поворачиваюсь и тянусь назад в машину. Пальцы Венди щекочут мою ладонь, когда она вкладывает свою руку в мою, и я поднимаю ее прямо себе в руки в тот же момент, когда вспышки от камер начинают сверкать, выстроившись вдоль красной дорожки.

Обхватив ее за талию, я притягиваю ее ближе, наблюдая, как она преображается на моих глазах. Ее лицо озаряется, мегаваттная улыбка украшает ее черты, ее глаза теплеют, когда она смотрит в мои. Мое сердце замирает, отвращение следует за ним, потому что снова мое тело выходит из-под контроля, когда дело касается ее.

Я наклоняюсь, вдыхая носом аромат ее волос.

— Будь хорошей девочкой, и я позволю тебе спать в кровати, а не на каменном полу.

Ее позвоночник напрягается под моей рукой, и она улыбается мне, но ее глаза хранят что-то холодное и темное.

— Веди, хозяин.

Пока мы идем внутрь, мой желудок скручивается в узлы, предвкушение разливается по венам.

Я так близко, что чувствую это на своем языке. И на вкус это как месть.