Глава 14

Райан

Я беру ее за руку, и мы проходим пару кварталов до Upright Brew House. Когда мы подходим к входу, она смотрит на меня и оглядывает здание.

— Это не пивоварня. Это ресторан.

— Я знаю, — говорю я, дергая ее за руку и заходя внутрь. — Столик для Джастис.

Я смотрю на Пейдж и почти вижу, как из ее ушей идет пар. Она такая очаровательная, когда сердится. Мне нравится выводить ее, как, кажется, и ей меня. Тем слаще то, что когда я прикасаюсь к ней, она тает для меня. Только для меня. Твердость, которую она пытается показывать миру, ускользает, и я получаю Пейдж, которую она пытается скрыть. Такую полную страсти и сладости.

— Ты обманул меня. Это свидание! — Она ахает и оглядывается. — Они вообще подают хот-доги?

Мне приходится сдерживать улыбку. Пейдж может сопротивляться, но я знаю, она хочет этого свидания. Она хочет быть любимой. Я готов сделать это для нее. Разрушить стены, которые она возводит, чтобы защитить себя. Скоро она поймет, что они ей не нужны. Я всегда буду защищать ее. Я занимаюсь этим так долго, что не смогу остановиться. Это часть того, кем я сейчас являюсь.

Я притягиваю ее к себе, когда хостес ведет нас к нашему столику. Когда мы садимся, Пейдж оглядывается, и я не могу отвести от нее глаз. Она такая красивая, с темно-синими глазами и каштаново-рыжими волосами.

— Эта хостес должна следить за тем, куда смотрит, — говорит Пейдж достаточно громко, чтобы все вокруг нас услышали.

Мой взгляд возвращается к женщине, чье лицо краснеет, а затем она бросается обратно к стойке администратора. Я даже не заметил ее, но Пейдж явно заметила, что та глазела на меня.

— Котенок, я весь твой. Не нужно ревновать.

— Я не ревную, — врет она, и, блядь, меня это заводит.

Она волновалась обо мне, даже если ей не о чем беспокоиться. А я волнуюсь о ней. Делал это годами. Трудно было все это время находиться вдали от нее, имея ограниченный контакт. Молился, чтобы ни один ублюдок не пытался забрать ее у меня. Мысли об этом обеспечили меня гребанными кошмарами. Несмотря на то, что я знал, что мне нужно, чтобы она уехала из Нью-Йорка подальше от своего отца, то дерьмо все еще причиняло боль. Но безопасность Пейдж была в приоритете, и в тот момент было лучше, чтобы она уехала.

Пейдж смотрит на меня, на ее губах полуулыбка. Затем переводит взгляд на меню, пытаясь скрыть ее. Ясно, что ей нравится слышать это, поэтому я постоянно напоминаю ей, что никуда не денусь. Что принадлежу ей.

— Ладно, здесь есть чизбургер. Ты прощен, — говорит она, глядя на ближайший столик.

Ее взгляд поднимается к потолку, где дерево окрашено, словно кусочки шестиугольной головоломки. Уверен, выглядит мило, как и на фото. Но зачем мне смотреть на это, когда передо мной самый красивый объект в мире, который я пытаюсь сделать своим, кажется, целую вечность?

Подходит официантка, и Пейдж смотрит в меню, а потом на меня.

— Что ты пьешь?

— Мы оба будем сезонное светлое, пожалуйста, — говорю я, не отрывая взгляда от Пейдж. Она снова вздыхает, будто раздражена, но кивает, и официантка уходит.

— Почему ты просто не пригласил меня на свидание?

Я улыбаюсь и беру ее ладони и притягиваю через стол к себе.

— Потому что тебе нравится сражаться со мной вместо того, чтобы делать то, что на самом деле хочется. — Я вопросительно поднимаю бровь, но Пейдж не отрицает это. Ей нравится, когда я командую. Слишком много лет она все делала сама. — К тому же, каждый раз, когда мы наедине, ты мучаешь меня.

Она пытается отнять свои руки, но я крепко держу ее. Я не отпущу ее. Потому что мы оба знаем, она не хочет этого, и я тоже не хочу ее отпускать. Никогда не захочу.

— Вовсе нет! Все совершенно наоборот. — Котенок отрицает обвинение, но ее щеки пылают. Маленькие веснушки на ее носу выделяются еще больше, и она выглядит моложе, чем есть на самом деле. Она выглядит невинной.

— Когда я буду знать, что ты хочешь меня не только ради моего тела, тогда я позволю тебе делать собственный выбор, — говорю я ей.

Она улыбается и пожимает плечами.

— С тобой не весело. — Пейдж подмигивает мне, что отражается прямиком на моем члене.

Прошлой ночью Пейдж заставила меня сломаться. Я просто хотел лечь с ней в постель. Пусть привыкнет, что я рядом и никуда не ухожу. Но потом ее маленькое тело подо мной, начало умолять меня сделать то, о чем я мечтал в течение многих лет… У мужчины не так много контроля, и я сломался. И она была права. Я давно не был с женщиной — еще задолго до того, как она вошла в мою жизнь. Секс никогда не был тем, чего я жаждал до нее. Но с ней — да. Я не могу остановиться.

Официантка возвращается с нашим пивом и спрашивает, готовы ли мы сделать заказ.

— Мы будем два ангус-бургера с беконом и сыром. Ей с майонезом и кетчупом, но без лука и маринованных огурцов, а я буду стандартный. Мы хотим дюжину крылышек, половина легких, половина острых, и жареную кукурузу с трюфельным маслом и порцию картофеля-фри. И на этом поставим точку.

Пейдж начинает что-то говорить, но я делаю это за нее.

— А после мы хотели бы посмотреть меню десертов.

Пейдж вздыхает так громко, что официантка смеется, но записывает и уходит.

— Ты ужасен, — говорит Пейдж, и я отпускаю ее руку, чтобы она могла сделать глоток пива.

— Я ужасен, потому что знаю о тебе все.

На секунду ее глаза расширяются, а затем она отводит взгляд.

— Ты знаешь не все.

Я знаю все. Но мне не нужно говорить ей этого.

— Я знаю то, что важно. Какие ты ешь гамбургеры и какое пиво любишь. Я знаю, что ты любишь подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, хотя твои ноги вдвое короче, чем у большинства людей. Знаю, что ты любишь запах лимонов и предпочитаешь еду цветам. Я знаю, что твои ресницы трепещут, когда тебе снится кошмар, и знаю, что поцелуй под ухом прогоняет дурной сон. — Темно-синие глаза Пейдж не отрываются от моих, и я провожу большим пальцем по ее запястью. — Я знаю, что ты чувствуешь ко мне что-то, что пугает тебя до чертиков, и я знаю, что не возьму тебя, пока ты не поймешь, что это за чувство. Я знаю, что, в конце концов, ты станешь моей, но ты боишься заглянуть так далеко вперед. Что тебе понадобится время, чтобы привыкнуть ко мне. Что я никуда не исчезну. Что я никогда не причиню тебе боли. Я знаю все это, Пейдж, и многое другое. — Я немного наклоняюсь вперед, чтобы мои слова были только для нее. — Я знаю, что полюбил тебя с первого взгляда, и однажды ты скажешь мне это в ответ. Знаю, что скоро ты увидишь, что я действительно люблю тебя. Что это не просто слова. Я собираюсь доказать тебе это. Заставить тебя влюбиться в меня.

В уголках глаз Пейдж появляются слезы, но она не позволяет им пролиться. Она боец, это уж точно. И это то, что я больше всего в ней люблю. Я хочу, чтобы она позволила мне сражаться рядом с ней. Вместе с ней. Показать ей, что она не одна.

Через мгновение, держа меня за руку, котенок вздыхает и улыбается.

— Ты не знаешь, какого цвета у меня нижнее белье. — Она слегка вздергивает подбородок в самодовольном вызове.

Она дразнится, потому что не знает, что еще сказать. Ей нужно время, чтобы осознать все, что я сказал, и я дам ей его. Я дам ей все, что она захочет, так долго, пока в конце она не станет моей.

Я подношу ее руку к губам и целую костяшки пальцев.

— На тебе его нет, котенок.

Она пытается сдержать улыбку, но не может. Вместо этого она смотрит на мой рот, который то тут, то там прижимается к ее руке. Я чувствую ее кожу на своих губах.

— Как получилось, что ты знаешь обо мне все, а я о тебе ничего?

Я останавливаюсь и улыбаюсь.

— Слишком занята, ослепленная моей невероятной индивидуальностью?

— Не-а.

Подходит официантка с едой и предлагает еще по пиву. Я неохотно отпускаю руку Пейдж, чтобы она могла поесть, но у меня нет особого выбора, так как она действительно не ведет себя мило, когда дело доходит до ее еды.

— Тогда расскажи мне. — Пейдж смотрит на свой бургер, а затем быстро возвращает взгляд ко мне. Будто стесняется того, что спросила.

— Я родился в Украине и в детстве попал в детский дом. Моя мать была проституткой и не могла воспитывать меня. Меня усыновили родители, которые не могли иметь детей, и до меня уже усыновили двоих. Мне было три месяца, когда меня привезли в Америку, и я вырос в Чикаго.

Между нами что-то проходит, и я вижу понимание в ее глазах.

— Значит, у тебя есть братья и сестры?

— Да. Я малыш в семье.

Она смеется, оглядывая мое большое тело.

— Такой себе малыш.

— У меня есть старший брат и сестра, но мы не очень близки. Мы любим друг друга, и я бываю в родительском доме, когда выпадает возможность, но обычно я весь в работе. — Я делаю паузу, чтобы откусить, пока Пейдж думает, какие вопросы еще задать. У нее, наверное, их дюжина на выбор.

— А что это за татуировки?

Я улыбаюсь и вытираю рот, благодарный за простой вопрос.

— Тебе они не нравятся?

— Нет, нравятся. Просто ты не похож на таких парней.

Я пожимаю плечами и смотрю на свои руки.

— Большинство из них я сделал, когда приехал в Нью-Йорк. Ты права, когда говоришь, что я выгляжу по-американски, потому что так говорит большинство людей. Думаю, я сделал их ради протеста. Это так же помогало влиться, когда я работал с головорезами. Я был слишком хорошеньким, как многие раньше говорили. Мне нужно было что-то эпатажное. — Я протягиваю руку, чтобы Пейдж получше увидела. — Это сработало?

Она закатывает глаза, но все еще улыбается, и это все, чего я хочу.

— Мне нравится холодная погода, «Пэкерс» (Примеч. пер.: Профессиональный клуб по американскому футболу из города Грин-Бей, штата Висконсин) и шоколадное печенье. Терпеть не могу шампанское, не доверяю кошкам и скептически отношусь к людям, которые не ходят босиком в собственном доме. У меня есть родинка на левой ноге, я никогда не встречал кусочек бекона, который бы мне не понравился, и у меня очень сильное влечение к твоей заднице.

Пейдж громко смеется, а я сижу и смотрю. На то, как она откидывает голову назад и обнажает горло. На то, как ее волосы падают на бок. На то, как она прижимает руку к груди. Она смеется от всего сердца, и это самое прекрасное, что я когда-либо видел.