— Можете сесть здесь, — сказала девушка и кивнула в сторону низкой железной лавки в центре лодки, после чего убрала меч на тонкий кожаный пояс, повязанный вокруг её крошечной талии.

Меч смотрелся на ней до комичного огромным, но затем она взяла в руки весло и начала управляться с ним так, словно у неё на поясе висел какой-нибудь нож для масла.

Девушка прошла с веслом в заднюю часть лодки и начала грести, развернув нас от берега и направив лодку обратно в туман.

Поскольку мы сидели к ней спиной, я украдкой посмотрела на Расмуса. Я хотела задать ему миллион вопросов, но его предостерегающий взгляд сказал мне о том, что надо вести себя тихо.

— Сколько вам лет? — спросила девушка. — Не то, чтобы это имело значение, но я редко принимаю молодых людей. Как вы умерли? На вид вы вроде ничего.

— Отравление алкоголем, — ответил Расмус без колебаний.

— Одновременно? Похоже, это была адова вечеринка.

Адова вечеринка? Тот факт, что она использовала именно это выражение, был явным признаком того, что это была какая-то ролевая игра. Может быть, Расмус затеял это всё, чтобы справиться со смертью моего отца, кто его знает. Но если он хотел, чтобы это выглядело более правдоподобно, ему следовало попросить эту женщину использовать более высокопарный и архаичный английский язык. А почему она вообще говорила на английском, разве она не должна была говорить на финском?

Часть меня хотела разоблачить его блеф. Сказать что-нибудь. Он говорил, что мы могли умереть, если бы она поняла, что это была уловка, но ведь мы же не могли умереть на самом деле? Она, вероятно, могла ткнуть в меня этим мечом, который, похоже, был реквизитом со съемок какого-то фильма и был сделан из фольги или чего-то такого.

Но другая часть меня хотела подыграть им и посмотреть, как далеко всё это зайдёт. Не знаю почему, но эта часть победила.

— Поездка не займёт много времени, — сказала она, как будто мы спросили её об этом. — Плюс-минус несколько дней.

Хорошо, что она не увидела, как округлились мои глаза. Несколько дней?

Расмус откашлялся.

— Куда ты нас везёшь?

— В Город смерти, — сказала она невозмутимо. — Где вам предстоит провести вечность. Но вообще мой отец любит, когда люди пытаются заслужить своё место в городе. Так что я не могу обещать, что доставлю вас туда в целости и сохранности, хотя и сделаю для этого всё возможное. У нас тут настали беспокойные времена из-за небольшого восстания бродяг и разговоров о пробуждении Древних богов. Но вам не надо будет беспокоиться об этом, как только вы попадёте в Город. Вы станете неприкасаемыми.

Вот это речь! Я слегка толкнула Расмуса ногой, чтобы он расспросил её поподробнее.

— Город смерти... — осторожно спросил он.

— Да, — сказала она. — Вообще-то я там никогда не была. Туда могут заходить только мой отец и его правая рука. Даже мой долбаный братец может заходить туда, хотя он и бесполезен. Но мы квиты, так как они не знают, что я периодически выбираюсь в Наземный мир. Однажды я провела целое лето в Париже, а они даже не узнали об этом. Были зимы в Копенгагене. Осень в Нью-Йорке. Я просто обожаю ваш смертный мир, — она замолчала, и я почувствовала спиной энергию, исходившую от неё. — Эй. Девочка. Как там тебя зовут?

О, чёрт. Я повернула голову и посмотрела на неё через плечо.

— Эфемера.

— Классное имя, — сказала она. — Разве это не какая-то фигня для скрапбукинга?⁸

Затем она отпустила весло и обхватила руками свой череп.

— Могу я у тебя кое-что спросить? Я тебя пугаю?

Я с трудом сглотнула.

— Да.

— Ты поэтому напугана?

Я напугана? Должно быть, так оно и было. Я кивнула.

— Хорошо. Я и должна пугать. Я должна напугать каждого, кого подвожу. Это нужно для того, чтобы умершие хорошо себя вели. Но если честно, если они плохо себя ведут, то это их проблемы. Я везу вас в вашу загробную жизнь, и, поверьте мне, вам не стоит этому сопротивляться.

Расмус откашлялся.

— А кто-то уже пытался?

— О, да, — сказала она и картинно вздохнула. — Но шаманы хуже всех. Они постоянно находят сюда дорогу через один из порталов, потом рыскают здесь в поисках магических растений или покупают заклинания у менее благородных богов, после чего отправляются обратно в Наземный мир. А бывает, что только что умерший человек решает, что он лучше будет бегать по Хийсинскому лесу, вместо того, чтобы проживать уготованную ему загробную жизнь, но лично я не хотела бы для себя такой судьбы. Поэтому я их обычно отпускаю.

— Обычно? — спросил Расмус.

— Зависит от настроения.

Я как будто услышала, как она улыбается под маской, и снова начала молиться, чтобы это на самом деле была маска, а не её настоящее лицо.

— Как бы то ни было, моё имя Ловиатар, но вы можете звать меня Ловия. О, посмотрите, я вижу берег.

Я снова перевела внимание на то, что нас окружало, и увидела белые холмы, торчащие из тумана, и водное пространство, сузившееся до размеров реки. Вода была чёрной, как чернила, и быстро текла вглубь материка. Холмы были голыми, за исключением нескольких низеньких кустиков, разбросанных тут и там, на ветках которых виднелись ярко-красные ягоды, похожие на капли крови.

— Вы меня, конечно, извините, но мне нравится представлять, что я сафари-гид, — сказала Ловия, откашлявшись. — Справа вы можете видеть поспевшие ледяные ягоды, которые уже можно собирать. Эти кроваво-красные ягоды можно обнаружить по всей Туонеле, но больше всего их встречается в Мёрзлом тлене, так как белый северный олень и ледяной олень уже догадались, что они ядовиты.

Её странные речи напомнили мне кое о чём. Ледяные ягоды напомнили мне о ледяных цветах в моём чае. А белый северный олень — о рисунке моего отца. Ведь он нарисовал водопад, который в итоге оказался реальным. Что если белый северный олень тоже существовал?

— О, а нам повезло, — сказала Ловия у нас за спинами. — Слева от вас песец.

Я посмотрела влево и увидела небольшую белую лису, которая сидела на заледеневшем берегу реки и смотрела за тем, как мы проплываем мимо, обернув вокруг себя пушистый хвост. Поначалу она показалась мне милой... пока я не присмотрелась. Её глаза были абсолютно чёрными, белков совсем не было видно, и когда она взмахнула хвостом, вместо пушистых лап я увидела кости. И только тогда я поняла, что у неё вообще не было глаз, и я смотрела в её пустые глазницы.

О, чёрт.

Я резко вздохнула от ужаса, не в силах сдержать эмоции, и потянулась к Расмусу.

— Знаю, она очень миленькая, — сказала Ловия. — Когда-то я всем им давала имена, но я вечно их забываю. Кажется, эту зовут Глазница.

Расмус сжал мою руку, пытаясь подбодрить меня, но мне уже стало казаться, что этот изощрённый косплей начал превращаться в нездоровую наркоманскую галлюцинацию. Ведь не могло же это происходить на самом деле?

"Это всё не по-настоящему, — сказала я сама себе, закрыв глаза. — Это всё не по-настоящему. Этому всему может быть миллион объяснений, но ты не можешь на самом деле находиться в Стране мёртвых".

Но вскоре мысленное повторение этой фразы перестало работать, и реальность начала постепенно ослаблять свою хватку.

О Боже, мне бы сейчас не помешало успокоительное.

— О, а вот и стадо оленей, которое я искала, — продолжила болтать Ловия. — Та, что спереди, это Селес. Вы можете даже покататься на ней, если она будет в благодушном настроении.

Я с неохотой открыла глаза и увидела стадо белых оленей, которые стояли рядом с цветами золотисто-розового цвета, с которых они осторожно срывали лепестки и жевали. Один из них, тот, о котором говорила Ловия, выглядел величественно. У оленихи были бледно-голубые глаза и густая белая шерсть. Рога напоминали переплетённые ветви, словно у неё на голове росло дерево. Другие же олени были похожи на тех, что нарисовал мой отец у себя в альбоме — полускелеты с молочно-белыми глазами. Сквозь ребра одного из них даже можно было видеть снег на другой стороне.

О Боже. Хорошо. Хорошо. Вот это уже точно была наркоманская галлюцинация.

А цветы, которые ели олени, выглядели точно так же, как те ледяные цветы в моём чае.

Я взглянула на Расмуса и прищурилась.

"Ты подсыпал мне наркотик, мать твою", — со злобой подумала я.

Он взглянул на меня, и у него на лице было написано, что он этого не делал.

Я какое-то время смотрела на него, задаваясь вопросом, как он узнал, о чём я подумала.

Ну, хорошо.

"Какое число я сейчас загадала?" — спросила я мысленно, зная, что он не может на самом деле читать мои мысли. Я загадала число тридцать семь (мое счастливое число).

Он ухмыльнулся. Затем пошевелил рукой. Я опустила взгляд и увидела, как он сначала показал три пальца, а потом семь.

Просто повезло. Должно быть, ему просто повезло.

— Хм-м-м, к сожалению, пока нам больше не на что смотреть, — сказала Ловия, не обратив внимания на нашу странную психологическую игру. — Мёрзлый тлен вполне соответствует своему названию, хотя мы с мамой недолго жили в ледяном замке неподалеку, сразу после того, как мои родители расстались. Но до него несколько дней пути, а мне надо доставить вас в Город. Почему бы вам просто не расслабиться, пока вы тут сидите?

Расслабиться? О, здесь никак нельзя было расслабиться. Поэтому я продолжила мысленно играть в числа с Расмусом, снова и снова заставляя его угадывать числа, которые я загадывала.

И он снова и снова угадывал их.

Я продолжала искать этому оправдания, но когда он угадал двадцать пятое по счету число, мне пришлось сдаться.

И я отступила.

Похоже, Расмус мог читать мои мысли.

Я запрятала этот факт в специальную папку у себя в голове, которая уже содержала информацию о том, что мой отец шаман, и о том, как он лежал в гробу, а потом превратился в Расмуса, и о том, что Нура и Эйро пытались напасть на меня, и о том, что мой отец нарисовал замёрзший водопад и оставил послание, в котором говорилось, чтобы я не приходила за ним, и о том, что я оказалась за этим водопадом в туннеле, ведущем в страну туманов, и о том, что я увидела здесь живые трупы животных, и о молодой женщине с черепом оленя и гигантским мечом на поясе, одетой в золотое платье, которая управляла железной лодкой на чернильно-чёрной реке и показывала нам местную фауну, точно какой-нибудь ученик Стива Ирвина⁹.