Глава 21

Квинн

День десятый

Кровь Квинн застыла. В животе у нее заурчало от стыда и отвращения, но еще и от страха, и от любви. Октавия вызывала досаду и жалость, но она все равно ее мать.

Квинн не знала, что чувствовать, что она должна была чувствовать.

Ополченцы выстроили трех мужчин и женщину в центре улицы напротив ступеней. Солдаты поставили их на колени.

Томми и Рэй бросались проклятиями и оскорблениями. Один из бойцов крикнул им, чтобы они замолчали. Второй солдат ударил обоих прикладом винтовки по голове. Не настолько, чтобы лишить их сознания, но достаточно, чтобы причинить боль. Наконец они затихли.

Суперинтендант, офицер Синклер, шеф Бриггс, Ноа и охранники-ополченцы остались на верхней ступеньке, глядя вниз на всех с мрачными лицами.

Разъяренная толпа начала рваться вперед, но несколько ополченцев повернулись к ним и подняли винтовки. Не прямо на толпу, но достаточно, чтобы продемонстрировать свою силу.

— Не подходите! — крикнул один из них. — Дайте нам сделать нашу работу!

Суперинтендант Синклер поднесла мегафон к губам. Она подождала, пока крики толпы стихнут.

— Мужчины и женщины Фолл-Крика. Я никогда не думала, что буду стоять перед вами вот так. Не могла подумать, что захочу или выберу это. За последние две недели мы пережили катастрофы и трагедии, о которых никогда не думали. Мы верим, что со временем все вернется на круги своя, но теперь мы понимаем, что это произойдет не скоро. Мы сами по себе. А раз мы сами по себе, наша задача — защитить себя.

— Как вы все знаете, две ночи назад семь отморозков вошли в церковь Кроссвей и открыли огонь, застрелив сорок семь невинных мужчин, женщин и детей. Нашу семью. Наших соседей. Наших друзей.

Кто-то рядом с Квинн начал плакать. Случайные всхлипы и подавленные рыдания пронеслись по толпе. Низкий ропот скорби смешался с гневом.

— Это беспрецедентное злодеяние. Раньше таких преступников арестовывали, сажали в тюрьму, назначали дату и отправляли в суд. Они были бы осуждены и заключены в тюрьму до конца своих дней. Но сейчас мы не можем этого сделать. Ближайшие тюрьмы и пенитенциарные учреждения уже перегружены и едва держатся на плаву. Они не могут принять больше заключенных. У нас нет помещений, чтобы разместить их здесь.

— Мы не дадим этим животным ни одного куска хлеба изо рта наших детей! — закричал мужчина.

— Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям кормит насильников и растлителей детей, прежде чем позаботиться о своих собственных людях! — выкрикнул кто-то еще.

Суперинтендант Синклер подняла руку, чтобы восстановить порядок.

— Вам не нужно убеждать меня. Я вас слышу. Я согласна с вами. И поверьте, я не позволю ни одному ребенку из Фолл-Крика голодать, отдавая наши драгоценные запасы этим монстрам. Я этого не сделаю!

По толпе пробежал ропот. Толпа не аплодировала. Они ждали, что она будет делать. Выражение их лиц и язык тела говорили обо всем. Они хотели крови. И если суперинтендант не даст им ее, они возьмут ее сами.

Солдат ополчения протопал по ступенькам. Это был крупный мужчина, мускулистый, с прямой спиной, сложенный как носорог. Он производил впечатление человека, который предпочитает стрелять первым и вообще не задавать вопросов.

Он протянул руку к рупору.

Шеф Бриггс посмотрел на него.

— Розамонд, что ты делаешь? Ты не можешь…

Суперинтендант резко взглянула на шефа Бриггса, чтобы заставить его замолчать. Двое из вооруженных ополченцев подошли ближе к Бриггсу

Суперинтендант Синклер передала мегафон военному.

— Меня зовут Маттиас Саттер, — произнес тот ясным, суровым голосом, не терпящим никаких пререканий. — Я и мои люди здесь по приказу главы вашей администрации. Наша единственная задача — защищать город. Мы не правительство. Мы не полиция. Нас не ограничивают ни законы, ни политики, ни политика.

— Это перезагрузка. Единственное правительство, которое у вас есть — это правительство, которое вы видите прямо перед собой. У федералов есть дела поважнее. Они придут сюда не для того, чтобы помочь вам. Они придут не для того, чтобы защитить вас от беженцев, хлынувших из Детройта, Гранд-Рапидса и Каламазу. Если вы думаете о том, что они прилетят и спасут вас, выбросьте это из головы. Если вы не хотите провести следующие несколько лет в лагере Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, имея в своем распоряжении только койку и одеяло, вам лучше следовать программе.

Некоторые люди аплодировали. Другие молчали. Женщина слева от Квинн беспокойно переминалась с ноги на ногу.

— У меня плохое предчувствие на этот счет, — пробормотала она себе под нос.

— Любой, кто угрожает безопасности этого города, будет уничтожен, — крикнул Саттер. — Никакой пощады, никаких колебаний. То, что произойдет сейчас — это правосудие! Ваше правосудие. Правосудие для Кроссвея!

Толпа одобрительно заревела.

— Вы не можете так поступать! — закричал шеф Бриггс. Его лицо покраснело от злости. — Это не правосудие! Это убийство!

Толпа зашипела и освистала его.

— Это против закона…

— Замолчите! — Джулиан Синклер набросился на него. — Вы мешаете работе, шеф.

Шеф Бриггс на мгновение застыл, словно потрясенный тем, что это вообще происходит, и не знал, как реагировать. Наконец, он указал дрожащим пальцем на суперинтенданта.

— Я не единственный, кто не согласен с твоими методами!

Суперинтендант вздрогнула.

— Шеф явно охвачен эмоциями. Пожалуйста, проводите его внутрь, чтобы он мог отдохнуть несколько минут и восстановить свои силы.

Она обратилась к Саттеру, который кивнул своим людям. Два солдата, стоявшие в двух шагах от Бриггса, взяли его под руки. Шеф полиции пытался стряхнуть их, но ему уже за шестьдесят, а они были молоды и сильны.

Солдаты действовали мягко, но твердо.

— Пожалуйста, пройдемте с нами, сэр.

— Вам это с рук не сойдет! — прорычал Бриггс.

— Мы все сейчас на взводе, — сказала суперинтендант, сохраняя спокойствие, хотя выражение ее лица было напряженным, а рот сжался в тонкую линию. — Я уверена, что нам всем станет легче, когда все закончится.

Квинн посмотрела на Ноа. Он выглядел несчастным. Он не проронил ни слова, пока они уводили Бриггса со ступенек. Что он думает обо всем этом? Сама она все еще не знала, что думать или чувствовать.

Суперинтендант Синклер снова повернулась к толпе, словно потасовки позади нее и не существовало. Она ждала, когда закроются двери и вернется тишина.

Она поправила свои светлые волосы, заправила прядь за ухо и прочистила горло.

— Рэй Шульц. Томми Картер. Бак Картер. Октавия Райли. Властью, данной мне поселением Фолл-Крик, я приговариваю вас к смертной казни через расстрел по сорока семи пунктам обвинения в убийстве первой степени. Вынесение приговора начнется без промедления.

Толпа затихла. Над городом воцарилась жуткая тишина. Никаких двигателей. Ни гула машин. Даже птицы не щебетали.

Квинн наблюдала за происходящим, ее конечности отяжелели, а кровь в венах превратилась в камень. Холодный воздух обжигал ее горло при каждом быстром, неглубоком вдохе.

Ее мать вот-вот умрет.

Она должна чувствовать ужас, страх и горе.

Она закрыла глаза от вспышки крови и криков, запах пороха одурманил ее ноздри. Она должна ощущать удовлетворение, облегчение, жажду возмездия. Бандиты, убивавшие на ее глазах мужчин, женщин и детей, вот-вот получат по заслугам.

Квинн не чувствовала ничего из этого.

Пустота разлилась по ее груди. Холодное, отстраненное оцепенение. Она как-то выдохлась, ее силы вытекали из нее на холодную, припорошенную снегом землю.

Маттиас Саттер спустился по ступеням и встал в квадрат в пятнадцати или двадцати футах от четырех убийц. Полдюжины солдат очистили площадь от зазевавшихся горожан и оттеснили толпу с улицы.

Саттер взял в руки винтовку и прицелился в голову Рэя Шульца.

— Мне жаль! — плакал Рэй. Слезы и сопли текли по его разбитому лицу. — Пощадите! Пожалуйста! Я сделаю все, только не убивайте меня…

Саттер сделал два выстрела. Громкие звуки раскололи воздух. Бум! Бум!

Тело Рэя дернулось. Он упал набок.

Мужчина рядом с Квинн вздрогнул.

Квинн не шелохнулась. Ошеломленная, она просто смотрела, как Саттер переместился, и его смертоносное оружие еще на шаг приблизилось к ее матери.

Саттер прицелился в Томми Картера и выстрелил дважды. Томми покачнулся. Его голова откинулась назад. Он упал и больше не двигался.

Пятый выстрел попал Баки Картеру в правый глаз. Шестой — в рот. Кровь забрызгала снег. Он упал назад. Его ноги несколько раз дернулись, прежде чем он перестал двигаться.

Саттер переместился к Октавии Райли.

Октавия не рыдала, не кричала, не молила о пощаде. Она не произнесла ни слова. Тонкие плечи застыли, исхудавшая челюсть сжалась. В глазах пустота.

Ее взгляд не нашел Квинн в толпе. Не было никакой последней секунды отсрочки. Не случилось последнего отчаянного момента близости, раскаяния. Никакого «Я люблю тебя», за которое Квинн могла бы ухватиться, не прозвучало между ними.

Не было ничего. Ничего, кроме гулких тресков выстрелов. Ничего, кроме того, что ее мать дергалась как кукла, крови, пустого лица и тела, упавшего на снег.

А потом все закончилось.

Квинн не помнила почти ничего из того, что происходило после.

Каждая клеточка ее тела кричала, чтобы она ушла, убежала, оказалась как можно дальше от ступенек мэрии. Но она не ушла. Она не могла.

Она стояла там, опустив руки по бокам, с пустыми ладонями, с бешено колотящимся сердцем. Отрешенная. Оцепеневшая.

Ополченцы вынесли мешки для трупов и унесли тела.

Не ее мать. Ее больше нет.

Ноа и другие полицейские последовали за суперинтендантом и Маттиасом Саттером в здание суда. Шеф Бриггс хлопнул дверью и спустился по ступенькам, потирая предплечья и сердито бормоча про себя. Никто не последовал за ним.