Изменить стиль страницы

Глава 10

Ханна

День восьмой

Лиам расхаживал по длинному, узкому залу ожидания перед окнами из зеркального стекла, рыская, как нетерпеливый лев. Он не выпускал из рук свой «Глок» и постоянно проверял улицу, наблюдая за парковкой, проезжей частью и хозяйственным магазином через дорогу в поисках возможных неприятностей.

Ханна пыталась сложить ноги в кресле, но живот мешал. Лиам протянул ей свой рюкзак. Она использовала его как подушку, расстегнула куртку и растянулась на соединенных пластиковых сиденьях.

— Спасибо.

Она потерла уставшие глаза. У нее болела поясница. Ее лодыжки распухли. В комнате было прохладно, но не так холодно, как на улице. В животе началось шевеление, и что-то ткнулось в мочевой пузырь. Ханна проигнорировала это.

Ужас и тревога скрутили ее внутренности. Во рту появился привкус чего-то горького и металлического, как будто она проглотила медный грош. Она беспокоилась о Призраке. Волновалась обо всем.

Пыталась сосчитать стулья, постеры с животными на стенах, машины на парковке, квадраты плитки на полу. Ничего не помогало. Ей нужно как-то отвлечься.

Она взглянула на Лиама.

— Знаешь не все люди плохие.

Он продолжал вышагивать, смотрел в окно, словно собирался с чем-то сражаться.

— Этот вор не был героем.

— Может, и нет, но и смерти он не заслуживал.

Лиам только хмыкнул.

— Есть степени «плохого». Может, Деннис и не ангел-альтруист, но и не главарь гангстеров.

Лиам фыркнул.

— Дай ему время.

Ханна покатала слова на языке, прежде чем произнести их.

— Некоторые люди хорошие.

Сиси обращалась с ней с уважением и большой добротой. Доктор Лауде бескорыстно делилась своей энергией, опытом и драгоценными ограниченными материалами, чтобы помочь незнакомцам и спасти жизнь собаки, которую она даже не знала.

Лиам сам рисковал получить переохлаждение и многое другое, чтобы спасти Ханну в лесу. Все, что он делал сейчас, он делал для нее, а не для себя.

— Ты действительно в это веришь? — Его взгляд был устремлен на улицу, на десятки машин, сгорбившихся под пеленой снега. — После всего, через что ты прошла?

Ханна напряглась. Мысль о том, чтобы доверять другим людям, внушала страх. Она не отрицала этого. Но она должна с этим бороться. Она должна преодолеть токсичное мышление, то, как он приучил ее думать и действовать.

Трусить, подчиняться. Бояться всего и всех. Ненавидеть.

В противном случае он победил. Свобода из физической клетки мало что значила, если она не могла выкинуть его из головы, если она все еще жила так, словно находилась в ловушке.

Она сказала:

— Да.

Взгляд Лиама снова остановился на ней, острый и пронизывающий. Все в ней хотело отвернуться, опустить глаза в пол, но она заставила себя встретить его взгляд.

— Мир полон жадных, ненавистных, жестоких людей, — заявил он. — Без правительства, контролирующего их, без полиции и угрозы тюрьмы, сдерживающих их порывы, люди станут худшими версиями самих себя. Они будут похищать, насиловать и многое другое.

Она не наивна. Но и не глупа. Ханна знакома со злом. Она смотрела в его глаза.

Вся страна скатывалась в беззаконие и хаос. Отчаяние породило страх, ненависть и насилие. Через несколько недель почти все впадут в полное отчаяние. Многие уже достигли его.

— Ты прав, — мягко сказала она. — Я знаю, на что способны люди. Но все же не верю, что все они плохие. Что бы ни случилось. В мире есть доброта. Должна быть. Иначе в чем смысл?

Лиам не ответил ей.

Она прикусила нижнюю губу.

— Посмотри на доктора Лауде. Разве она не помогает нам без всякой выгоды для себя?

Он покачал головой.

— Однажды она поможет не тому человеку. Отдаст слишком много. И кто-нибудь либо заберет все, что у нее есть, либо убьет ее за это.

На мгновение оба замолчали. Они вспомнили о Сиси.

— Ты думаешь, что хорошие просто умрут.

— Да.

— Может быть, им нужен защитник.

Лиам посмотрел на нее.

— Кто-то, кто может научить их, как защитить себя. Ты можешь быть хорошим человеком и бойцом.

— Хорошим человеком и убийцей?

Она не колебалась.

— Да. Абсолютно. Если это правильный человек и действует по правильным причинам.

Он кивнул, но ничего не сказал.

Ханна сунула руку в правый карман куртки и нащупала рукоятку складного ножа, рядом с которым лежал пистолет.

— Ты сказал, что научишь меня.

Лиам повернулся и посмотрел на нее. Серый дневной свет, проникающий через окна, подчеркивал его суровые черты, яростные голубые глаза.

— Хочешь начать прямо сейчас?

Ее сердцебиение участилось.

— Я хочу как-то отвлечься. Пожалуйста.

Лиам кивнул и бросил еще один взгляд на город, который выглядел совершенно заброшенным, ни единой живой души. Их снегоход с прицепом припаркованный у входа, единственная машина, не занесенная снегом.

Он подошел к ней, убрал в карман свой пистолет и протянул руку.

Ханна достала «Ругер» из кармана и протянула ему. Он провел так называемую проверку состояния системы и убедился, что предохранитель находится на месте.

Она поднялась на ноги, держась рукой за спинку стула для равновесия. С каждым днем она чувствовала себя все более неуклюжей. Поморщившись, она прижала руку к пояснице.

— Что сначала? Найти тир? Несколько пустых бутылок из-под пива?

— У нас нет лишних патронов, чтобы тратить их на стрельбу по мишеням. Нам нужен каждый патрон для самообороны. И не стоит привлекать внимание выстрелами.

Она поникла.

— Ох.

— Я все еще могу научить тебя правильной стойке, как держать оружие, как целиться. И где находится предохранитель.

Ее щеки пылали. Ханна вспомнила библиотеку, свой ужас, как в слепой панике шарила пальцами по пистолету, забыв о предохранителе.

— Я помню.

Лиам смотрел на нее. Ханне не понравилось, как он смотрел на нее. Как будто считал ее маленькой и слабой.

Ей было неприятно, что это правда. Она делала все возможное, чтобы сохранить здоровье в своей подвальной тюрьме, однако человек не мог изменить свои физические данные. Она всегда будет маленькой, но она не должна оставаться слабой.

— Покажи мне.

Он показал.

— Ты должна держать его в обеих руках, причем левая рука должна находиться под правой.

Волна стыда захлестнула Ханну.

— Я не могу держать его так.

— Конечно, можешь. Ты просто…

— Моя левая рука. Она бесполезна.

Он колебался. Лицо помрачнело. Тень, которую она не могла прочитать, прошла по его лицу, а затем исчезла.

— Сними свои перчатки.

Она повиновалась. В ярком дневном свете ее больная рука выглядела еще хуже, чем обычно. Сломанные пальцы изуродованы, похожи на когти, неправильной формы, как искривленные и сросшиеся ветви старого дерева.

Ханна могла двигать ими, но только с большим усилием и болью. Лишь большой палец еще функционировал относительно нормально. Он выглядел уродливо. Гротескно и отвратительно.

Она покраснела от смущения и отвращения к себе.

Ей не хотелось показывать левую руку на свету, не хотелось, чтобы это видел Лиам. Она не хотела, чтобы он считал ее уродливой или отвратительной. Мысль глупая, но она ничего не могла с собой поделать.

Она попыталась убрать изуродованную руку, спрятать ее в карман, обратно в перчатку, за спину — куда угодно, но Лиам схватил ее за запястье прежде, чем она смогла отстраниться.

Его лицо не исказилось от отвращения. Он не смотрел на нее с брезгливостью. Он рассматривал ее уродство с клинической отстраненностью, пальцами нежно обводя ее ладонь.

Прикосновения его пальцев пронзили Ханну, как удар электричества. Ее желудок забурлил, сердце громко стучало в ушах.

Она прочистила горло, близкая к слезам и ненавидящая себя за это. Какой слабой он ее считает. Какой жалкой.

— Я ничего не могу с этим сделать. Как я и сказала. Бесполезно.

Он нахмурился. Между его бровями появилась морщинка. Он все еще держал ее за руку.

— Не совсем. Ты можешь сжать пальцы в кулак?

Она смогла. Медленно, неловко, болезненно. Ханна кривилась, но не останавливалась. Ее мизинец и безымянный палец слишком изуродованы, чтобы двигаться. Указательный палец мог слегка изгибаться, пока не упирался в изогнутый большой палец.

— Думай об этом как о подставке для опоры правой руки. Размести пистолетную рукоятку в углублении между большим и безымянным пальцами.

Она последовала его указаниям. Приклад пистолета удобно разместился в кулаке. Она сосредоточилась на том, чтобы держать руки ровно, и ей удалось хорошо сбалансировать «Ругер».

Он мрачно улыбнулся ей.

— Вот так.

Лиам показал ей, как правильно расширить стойку, расправить плечи, держать руки и как можно лучше зафиксировать пистолет. Он объяснял ей, как выровнять дыхание и спустить — не нажать — курок.

Она прикусила нижнюю губу и изучала пистолет.

— Как я смогу взвести его одной рукой?

Лиам указал на покрытый журналами торцевой столик между двумя стульями.

— Положи область возле мушки на край стола и нажми на спуск. Ты можешь сделать это краем чего-нибудь твердого — прилавка, кобуры или каблука ботинка.

Она практиковалась в передергивании затвора одной рукой, пока не освоила. Лиам показал, как перезаряжать пистолет, зажав его между коленями в сидячем положении или положив на согнутое колено, хотя это казалось сложнее.

Они вновь и вновь отрабатывали все, чему он ее учил, причем Лиам часто делал перерывы, чтобы посмотреть на улицу. Он показал ей, как научиться видеть и понимать ситуацию. Как сканировать окружающую обстановку, оставаться бдительной и следить за всем, что не на своем месте. Снова и снова.

Одно дело — тренироваться с Лиамом рядом, совсем другое — когда она одна.

Сможет ли она вспомнить все в присутствии реальной угрозы? Предаст ли ее тело, застынув? Ее разум онемеет, исчезнет, когда ей нужно будет думать, действовать? Она не могла этого допустить.

Она должна стать сильнее, чем когда-либо. Умнее и смелее.

— Делай это каждый день, — сказал Лиам. — И ты станешь лучше.